Жестокий рабовладелец

Работорговля — это плохо. Чувственный садизм или, наоборот, расчётливая, идущая по головам жестокость — тоже не лучшие качества. А на пересечении получаем персонажа статьи — жестокого рабовладельца, активно пользующегося своим правом распоряжаться другими людьми как скотиной. Он может быть вспыльчивым и злобным, выплёскивающим на рабов все те чувства, которые не имеет возможности реализовать другим способом. Или же хладнокровным дельцом, способным как на заботу, так и на уничтожение своего движимого имущества — в зависимости от того, что окажется выгоднее. А может, он искренне верит в принципиальное отличие рабов от свободных, и поражает своей жестокостью именно на фоне полного безразличия. Кому не случалось по неосторожности помять машину, посадить пятно на одежду, испортить сковородку? Вот и этот персонаж мучит и калечит рабов не по злобе, а по безразличию.

С течением времени и отмиранием рабовладения под троп подпадало всё больше примеров, вплоть до карикатурности: иной раз поразительно, как такой горе-хозяин не разорился на замене выбывших рабов задолго до начала произведения. Со временем, впрочем, явление частично забылось, а жестокие рабовладельцы из антагонистов или просто значимых плохишей переместились куда-то на фон очередного отвратительного общества или целого злодейского народа.

Противотроп — Добрый рабовладелец.

Примеры

Литература

• Гарриет Бичер-Стоу, «Хижина дяди Тома» — Саймон Легри, кодификатор. Сгусток самых разных отвратных качеств, всячески пытающий и убивающий своих рабов.
  • Туда же и безымянные владельцы девочки Топси, которые «эту девочку били лопатой, кочергой и каминными щипцами».
• «Пятое путешествие Синдбада» — во время своих странствий Синдбад встретил старика, который попросил перенести его через ручей. Синдбад согласился, однако старик после этого наотрез отказался слезать с шеи (сбросить его тоже не получалось), и долго использовал героя в качестве вьючного верблюда. В конце концов Синдбад додумался напоить его вином, старик окосел, и Синдбад сумел его сбросить. Впоследствии Синдбад узнал, что старик — это жестокий шейх моря, и все его предыдущие рабы в конце концов умирали от изнеможения.
• А. С. Пушкин, «Дубровский» — Троекуров самодур, хотя это распространяется на всех окружающих, даже на дворян; а с другой стороны, при желании он может быть милостив к слугам. Но устроить гарем из крепостных девок — святое.
• Т. Майн Рид написал несколько романов, где действие происходит на территориях с рабовладением.
  • «Квартеронка» (Луизиана) — Гайар не столько жесток, сколько похотлив, и к тому же мошенник.
  • «Мароны» (Ямайка) — Джесюрон. И его дочурка-красавица Юдифь не лучше.
  • «Оцеола, вождь семинолов» (Флорида) — семья Ринггольдов, нехорошие знакомые POV’а: предложение «продать Ринггольдам» раба — это угроза.
• И. С. Тургенев:
  • «Муму» — барыня приказала Герасиму собственноручно утопить свою собаку Муму.
  • Рассказ «Два помещика» из цикла «Записки охотника» — Мардарий Аполлоныч Стегунов.

— …Ваши это дворы выселены, вон там, за оврагом? Как же это вы? Ведь это грешно. Избенки отведены мужикам скверные, тесные; деревца кругом не увидишь: сажалки даже нету; колодезь один, да и тот никуда не годится. Неужели вы другого места найти не могли?.. И, говорят, вы у них даже старые конопляники отняли?
— А что я конопляники у них отнял и сажалки, что ли, там у них не выкопал, — уж про это, батюшка, я сам знаю. Я человек простой — по-старому поступаю. По-моему: коли барин — так барин, а коли мужик — так мужик… Да притом и мужики-то плохие, опальные. Особенно там две семьи. Я из тех-то двух семей и без очереди в солдаты отдавал, и так рассовывал — кой-куды; да не переводятся, что будешь делать? Плодущи, проклятые.
ветер донес до нашего слуха звук мерных и частых ударов, раздававшихся в направлении конюшни.
…
— Это что такое? — спросил я с изумлением.
— А там, по моему приказу, шалунишку наказывают…
Самое лютое негодование не устояло бы против ясного и кроткого взора Мардария Аполлоныча.
— Что вы, молодой человек, что вы? Что я, злодей, что ли, что вы на меня так уставились?
…
— За что ж он тебя велел наказать?
— А поделом, батюшка, поделом. У нас по пустякам не наказывают; такого заведения у нас нету — ни, ни. У нас барин не такой; у нас барин… такого барина в целой губернии не сыщешь.

• Рассказ «Бурмистр» оттуда же — Аркадий Павлыч Пеночкин.

— Отчего вино не нагрето? — спросил он довольно резким голосом одного из камердинеров.
Камердинер смешался, остановился как вкопанный и побледнел.
— Ведь я тебя спрашиваю, любезный мой?
Несчастный камердинер помялся на месте, покрутил салфеткой и не сказал ни слова. Аркадий Павлыч потупил голову и задумчиво посмотрел на него исподлобья.
— Ну, ступай, — прибавил он после небольшого молчания, поднял брови и позвонил.
Вошел человек, толстый, смуглый, черноволосый, с низким лбом и совершенно заплывшими глазами.
— Насчет Федора… распорядиться, — проговорил Аркадий Павлыч вполголоса

— Нетрудно догадаться, о чём именно распорядиться

• М. Е. Салтыков-Щедрин, «Пошехонская старина» — Анфиса Порфирьевна, тётка рассказчика, применяющая к своим крепостным пытки и истязания. «Её не любили и называли варваркой. Говорили, что она защипала до смерти данную ей в услужение девчонку».
• Ф. М. Достоевский, «Братья Карамазовы» — рассказ о помещике, затравившем собаками дворового мальчика на глазах у матери.
• Говард Лавкрафт, «Случай Чарльза Декстера Варда» — Джозеф Карвен не только колдун, но и жестокий рабовладелец, использовавший рабов в своих экспериментах.
• Р. Сабатини, «Одиссея капитана Блада» (Барбадос) — Уильям Бишоп, владелец героя, достаточно жесток, но Крэбстон из Спейгстауна ещё хуже.
• Анн и Серж Голон, «Неукротимая Анжелика» — марокканский султан и его придворные.
• Бруно Франк, «Сервантес» — и Дали-Мами, албанец, владелец пиратского корабля, экипаж которого захватил в плен Мигеля, и итальянский ренегат, Гассан Венециано, ставший «королём» города Алжира. Зигзаг: оба настолько восхищались мужеством и самообладанием героя, что щадили его.
• «Рассказы о Суворове и русских солдатах», глава «Кому как у господ живётся» — многочисленные примеры, по большей части взятые из реальной жизни.
• Роберт Хайнлайн, «Гражданин Галактики» — упоминается, что хозяева Торби были один другого хуже.
• «Песнь Льда и Пламени» — в Заливе Работорговцев это в порядке вещей.
• «12 лет рабства», автобиография Соломона Нортапа, похищенного на Севере и проданного на Юг по подложным документам — w:Edwin Epps, реальный человек, имевший дурную славу даже среди других рабовладельцев.
• Ирина Коблова aka Антон Орлов, «Пепел Марнейи» — Страж использовал свои способности, чтоб сбить со следа отправленного мстить демона. Он нашёл слова оправдания для всех, кроме пожилой четы, мучившей своих рабов и регулярно покупавшей новых на замену. Причём с точки зрения местных законов как раз последние были невиновны.
• Ник Перумов, «Алмазный меч, деревянный меч» — господа Онфим и Онфим, владельцы цирка, прикупившие попавшую в рабство Агату. Хозяева из них так себе, и владельцы цирка — тоже.
• «Яцхен» — демоны Лэнга рабство любят и практикуют. И если часть рабов — пищевые, никогда ни культуры, ни разума не имевшие, то часть вполне сознательны. Демоны запросто могут прикрутить человека к телеге, чтоб тащил заместо лошади, или накормить экскрементами во время игры.
• Архив Буресвета — лорд Садеас отправляет мостовые команды рабов под огонь паршенди специально, чтобы отвлечь вражеских стрелков от своих солдат. А рабов всегда можно новых докупить.
• Вадим Проскурин, «Путь индюка»: Питер, считающий, что лучший способ возбудить в рабах уважение к рыцарю — убить парочку. Да вообще тут таких хватает: накуриться и устроить гладиаторские бои рабов, а потом добить победителя? Принести раба в жертву? Изнасилование вообще крайне буднично происходит.
• Андрей Круз, «Земля лишних» — высокопоставленный чиновник Бернстайн, жестоко пытающий девушек-рабынь.
• «Золотой Ключ, или Похождения Буратины» — рабство тут цветёт и пахнет, причём на взгляд человека — весьма жуткое. Существ с низким IIQ используют на любых грязных работах, калечат, порой и ради одного удовольствия, едят, разбирают на органы. Поняши и жители Бобруйска активно промывают всем мозги и не считают таких промытых за разумных. Однако описывается всё весело и с огоньком, потому что герои никакой другой жизни не знают и искренне считают такое положение вещей единственно возможным. А вот, например, Болотный Доктор (человек, переживший вымирание человечества) вполне себе способен осознать и ужаснуться, сочтя, что такой судьбы никто не заслуживает. Хотя уж у него-то точно есть за что не любить разумных биоконструктов.
• Сергей Тармашев, Государство в государстве — собственно, любая работорговля. Причём жертва не может ни выкупиться, ни сбежать — от зуда никуда не денешься.

Кино

• «Джанго освобождённый» — Кэлвин Кэнди. Прежний хозяин Джанго и Брумхильды фон Шафт мистер Каррукан мало в чём ему уступит. Разве что жестокость его чересчур холодна и спокойна, впрочем, он значительно старше Кэнди и умеет не давать излишнюю волю эмоциям.
• «12 лет рабства», экранизация одноимённой книги
• «UnderWorld» — среди вампиров таковых хватало, что и привело к восстанию ликанов.

Аниме, манга, ранобэ

• «Восхождение героя щита» — Рафталии не повезло попасться такому любителю пытать рабынь ради удовольствия. В итоге заболела и была перепродана за гроши, так и попала к герою. Да и других отвратных рабовладельцев тут хватает.
• One Piece — Тэнрюбито, мать их за ногу! В арке о-ва Сабаоди показано наглядно на примере Святого Чарлоса, что эти «малолетние дебилы» (эти аристократы, наглядный показатель тропа Золотая молодёжь) готовы: стрелять в не уступившего дорогу человека, убить мужа женщины, отказавшего Чарлосу (как и любой нормальный мужик) в угоне дамы в рабство, хлестал рабов до смерти…
  • И стоит помнить, что если бы не любовь людей к содержанию рыболюдей и русалок в качестве прислуги, то Фишер Тайгер не был бы знаменит, не погиб бы, и его самовольный отказ в лечении на суше не истолковали как нежелание людей помогать ему; Арлонг Пилорылый не был бы злодеем, не тиранил острова Кономи, да и Нами не стала сиротой; Джимбэй не боролся бы за Тая и был бы обычным рыболюдом; и при отсутствии Арлонга, как ненавистника людей, не появился бы Ходи Джонс, устроивший гражданскую войну…
  • Нацики Ходи с радостью подхватили девиз «Я пострадавший, мне всё можно» и сами принялись заковывать людей в цепи. Нико Робин такую «ответочку» не одобрила…
  • В мире One Piece кого только в рабы не брали — и рыбообразных, и минков, и длинно/руких/ногих/шеих, и просто людей…

Видеоигры

• Total War: Warhammer II — рабы — особый ресурс тёмных эльфов, и механика требует морить их или приносить в жертву во время ритуалов. А у скавенов рабы в представлены обширной линейкой дешёвых войск со слабой моралью, а львиная часть тактики, особенно в ранней игре, строится на связывании врага боем с этими ребятами. Что, конечно, крайне плохо кончается для рабов, если только не успеют удрать.
• Dragon Age — рабство цветёт в Тевинтере, а в недалёком прошлом ещё и в Орлее, хотя чисто формально рабства не было (и потом было упразднено усилиями императрицы Селины), но приобрести рабов на рынке — вполне: к примеру, Фиону в детстве приобрёл орлейский дворянин, который её регулярно насиловал, пока не был пришиблен насмерть пробудившимся от стресса магическим даром. Впрочем, среди показанных в игре тевинтерцев жестоких рабовладельцев мало — самоуверенный мерзавчик Каладриус (пытающийся выкупить свою жизнь у ГГ предложением ритуального убийства пленников для +1 телосложения) и просто мерзавец Данариус (бывший хозяин Фенриса) — но закадровые нередко упоминаются.

Настольные игры

• D&D — россыпь примеров среди злых рас:
  • Дроу не были бы дроу без толп рабов, делающих за них всю грязную работу, и неприкрытого садизма по отношению к ним.
  • Гоблиноиды тоже не отстают, и если для хобгоблина рабы важны как ресурс, за который сражаются их армии, то вот простые гоблины любят именно что унижать и мучить.
  • Жаболюди грунги обожают захватывать рабов и помыкать ими — впрочем, использовать другие расы в работе на племя им это не мешает. А ещё рабам добавляют в пищу некое вещество, из-за которого они становятся апатичными и со временем перестают осознавать себя как личность.
  • Юань-ти тоже могут изменять тело и сознание рабов особыми ядами. А ещё они фанатично поклоняются своим змеиным богам, как минимум один из которых питается страхом. Естественно, запугивать рабов всего проще.
  • Похожие на пауков неоги считают потенциальными рабами всех, кто слабее них, и активно промывают мозги всем, кому могут. Любые отношения, кроме подчинения, им неведомы, так что рабам живётся весьма плохо.
  • Аналогично и у иллитидов. Только последние ещё и выводят свои личинки в телах других гуманоидов.
  • Дуэгары, когда-то простые дворфы, стали рабами иллитидов и научились у них плохому. И уж если сами серые дворфы трудятся не покладая рук и редко радуются, аки Эбенизер Скрудж, то их рабам и вовсе не позавидуешь.
  • Ну и по мелочи: почти всякое злое существо достаточной силы и интеллекта может стать таковым. Судьба раба у карги или бехолдера весьма незавидна.
• Warhammer Fantasy Battles — гномы хаоса известны именно как жестокие рабовладельцы, воюющие в основном ради новых рабов. Тёмные эльфы тоже не отстают. Как и скавены — эти вовсе любят обращать в рабство себе подобных и при случае буквально жрать слабейших. А ещё так вели дела в Нехекаре, и глубже всех продавил педаль угробивший кучу народу на строительстве гигантской пирамиды Нагаш.
• Warhammer 40,000 — рабовладельцев тут хватает, но тёмные эльдары и хаоситы особо отжигают в плане жестокости.

Интернет

• Gachimuchi — Ван Даркхолм в фильме House of detention

Реальная жизнь

• Дарья Николаевна Салтыкова aka Салтычиха — если не кодификатор, то один из самых известных примеров в нашей стране.
• Может, и менее известным у широкой публики, но уж никак не менее жестоким был Лев Дмитриевич Измайлов (1764—1834). Садист и педофил, подвергавший истязаниям крестьян и держащий настоящий гарем из крепостных девушек, многие из которых были несовершеннолетними. В отличие от Салтычихи, не понёс никакого значимого наказания за свои деяния, несмотря на то, что его образ жизни был хорошо известен окружающим — всё благодаря богатству и обширным связям помещика и наглому нраву. Зато был большим любителем собак и псовой охоты, держал 673 собаки разных пород и ценил их настолько больше людей, что обменял на четыре борзые собаки четырёх ценных слуг.
• Поэт Никола́й Ереме́евич Стру́йский считал, что нельзя просто так наказать крепостного, а нужно это делать по суду, и регулярно устраивал суды сопровождавшиеся жестокими пытками пытая как обвиняемых так и свидетелей. В итоге его крестьянам доставалось гораздо хуже, чем тех кого просто пороли.
• Дельфина Лалори, пытавшая чернокожих рабов. Одному из рабов, проломив череп, палкой перемешивала мозги. Даже другие рабовладельцы Нового Орлеана хотели её линчевать, но ей удалось сбежать во Францию.
• Аналогично даже среди работорговцев Ичкерии полным отморозком слыл Арби Бараев — пытал пленников независимо от их статуса и платёжеспособности, похищал даже чеченцев из других тейпов, за что был объявлен кровным врагом большинства тейпов и трижды расстреливался, но погиб только в 2001 от рук российского спецназа.
• На уровне культуры — позднеримская республика и Рим эпохи приниципата. В результате успешных войн предложение рабов на рынках Рима было гигантским, цены на них — низкими и разориться на замене выбывших рабов было сложно. Поговорка «Quot servi, tot hostes» (сколько рабов, столько врагов) не на пустом месте образовалась. Как и восстания рабов (восстание Спартака — самое раскрученное и успешное, но отнюдь не единственное), нехарактерные для Вавилона, греческих или финикийских полисов.
  • В I веке н. э. всех, кого возможно, уже завоевали, приток работ обмелел, цены стали расти, и власти озаботились трудновосполнимым ресурсом, ключевым для экономики. При Клавдии хозяев обязали заботиться об оказании рабам медицинской помощи, при Адриане ограничили право господина убивать рабов, при Диоклетиане запретили кастрацию рабов. А потом пришла христианская эпоха, и на экономику наложилась идеология. Уже при Константине убийство раба приравняли к убийству свободного. Жестокие рабовладельцы из культурной нормы превратились в порицаемую патологию.
  • Но не исчезли. Вопреки сложившимся в культуре образам, римские законы имели немало общего с дышлом. Особенно в тех случаях, когда нарушитель закона стоял существенно выше жертвы…