Клайв Льюис

Материал из Неолурк, народный Lurkmore
Перейти к навигации Перейти к поиску

{{moar|лулзов, мемов и уменьшить педичность статьи}}

Льюис смотрит на тебя, как на еду

Клайв Степлз Льюис, — еще один знаменитый ирландец (наряду с О. Уайльдом, Б. Шоу, Д. Джойсом и др.), ставший классиком английской литературы. От национального характера у него осталась любовь к выпивке, меткой шутке и старинным сказаниям.

Биография[править]

Он родился 28 ноября 1898 г. в Белфасте — центре будущей британской провинции Ольстер. Дед Льюиса был священником-протестантом, поэтому, учитывая напряженную обстановку в Северной Ирландии, юный Клайв видел христианскую религию в крайне фанатичном и нетерпимом обличье.

Льюис потерял мать еще в восьмилетнем возрасте, а с нелюдимым отцом [1], отношения так и не сложились, хотя тот не пожалел средств на обучение сына в престижном Оксфордском университете. Зато привязанность к младшему брату Уорни будущий писатель сохранил на всю жизнь. Впоследствии Уоррен жил в доме Льюиса и стал его преданным личным секретарем.

После смерти матери братья Льюис попали в английскую частную школу, где им пришлось впервые столкнуться с черствостью преподавателей и издевательствами старших сверстников. Узнав об этом, отец Льюисов забирает их оттуда. Далее Клайв берет частные уроки у профессора Керкпатрика, благодарное отношение к которому он пронес через всю жизнь. По мнению Льюиса, тот привил ему горячую любовь к древней литературе и мифологии, и самое главное — научил честности ума. Поэтому, несмотря на то, что профессор был атеистом, Льюис ввел его впоследствии в «Хроники Нарнии» в образе профессора Дигори Керка (у которого стоял волшебный платяной шкаф).

Едва успев поступить в Оксфорд, Льюис отправляется на Первую мировую войну. Во время военной подготовки он знакомится с Пэдди Муром, и друзья дают друг другу обет: тот из них, кто останется жив, возьмет на себя заботу о родственниках убитого. Убили Пэдди, а Льюис был ранен шрапнелью, после чего покинул театр военных действий. Вернувшись, Клайв исполняет свое обещание: берет к себе в дом мать Мура и всю жизнь содержит ее (даже оплачивает образование ее дочери).

Окончив обучение, Льюис преподает в Оксфорде на кафедре английской литературы. Несмотря на популярность его лекций среди студентов, в кругу оксфордского коллектива его не любят — его манеры кажутся грубыми, а участие в спорах чересчур эмоциональным. Эта неприязнь имеет и реальные последствия: Льюису так и не дали профессорского звания, хотя во время выборов в 1947 г. он был единственным претендентом. Когда это повторяется снова, Льюис покидает Оксфорд и переходит в другую «цитадель науки» — Кембридж, где в 1954 г. благополучно становится профессором литературы средневековья и возрождения, а через год и членом Королевского общества (так называют Британскую академию наук).

Впрочем, и в Оксфорде Льюис находит друга — им становится широко ныне известный Д. Р. Р. Толкин. Они, вместе с еще несколькими поклонниками старинных сказаний и литературы, организуют своеобразный клуб по интересам, именуемый «инклинги». Последствия дружбы Льюиса и Толкина оказались чрезвычайно важными для них обоих. Не будь горячей поддержки Льюиса, возможно, мир так и не увидел бы знаменитой трилогии Толкина «Властелин колец». Толкин же в свою очередь оказал сильнейшее влияние не только на будущие художественные произведения Льюиса, но и на его обращение в христианскую веру.

В 1952 году в жизни закоренелого холостяка Льюса происходит неожиданное событие: он женится на американке Джой Девидман — читательнице его эссе, переехавшей в Англию. Правда, гражданский брак пришлось заключить тайно — Джой была разведена, а строгие законы англиканской церкви относились к этому крайне отрицательно. И лишь когда она слегла со смертельным диагнозом — костный рак (врачи пророчили ей жить не больше года), англиканский священник и друг Льюиса идет на риск и, нарушая прямой запрет епископа, в марте 1957 г. у постели умирающей Джой свершает обряд венчания. Далее происходит нечто похожее на чудо — болезнь на время отступает. Но спустя два года боли возвращаются. И летом 1960 года Джой умирает.

После смерти жены Льюис пишет тяжелейшую, чуть ли не «богоборческую», книгу о пережитом — «Изнутри страдания». 22 ноября 1963 года писатель ушел из жизни. В это время на другой стороне полушария стреляют в Джона Кеннеди, и смерть Льюиса остается почти незамеченной.

Между прочим[править]

Долгое время в религиозных вопросах Льюис считал себя если не атеистом, то агностиком. Жизнь казалась ему жестокой и несправедливой (древние языческие мифы только подтверждали это), а в такой жизни не могло быть места для благого Бога. Позже Льюис писал: «…два полушария моего мозга были в острейшем противоречии. На одной стороне — море поэзии и мифа со многими островами, на другой — гладкий и поверхностный „рационализм“. Почти все, что я любил, — я полагал вымышленным, почти все, в реальность чего я верил, я считал жестоким и бессмысленным». Но постепенно разговоры с Толкиным и собственный духовный поиск того, что Льюис называл Радостью, приводят его к мысли, что Бог (пока еще просто Бог) все-таки, скорее всего, есть.

Переломный момент случился с ним в 1929 г., когда он ехал… в автобусе, и почувствовал себя тающим комом снега, его грудь сдавил невидимый корсет и он почувствовал, что задохнется, если не скинет его. В тот же вечер Льюис опустился в своей комнате на колени и «с неохотой сказал Богу, что Бог есть Бог». А в 1931 году, во время обыденной поездки… в зоопарк, Бог стал для него Христом. Льюис писал: «Когда мы выехали, я не верил в Иисуса как Христа, Сына Божия — когда мы приехали в зоопарк, я веровал». Читаем также отрывок из письма А. Гривзу: «Я только что перешел от веры в бога к более определенной вере в Христа — в христианство. Объяснить постараюсь потом. Очень важную роль в этом сыграл мой длинный ночной разговор с Дайсоном и Толкином».

Вскоре Льюис крестился в англиканской церкви, что сильно охладило их отношения с убежденным католиком Толкиным.

После обращения Льюис направил свой ораторский талант и приобретенный духовный опыт в русло своеобразной христианской апологетики, продолжая дело своего предшественника и кумира Г. К. Честертона. Клайв много почерпнул у Честертона (хотя можно сказать, что стиль Честертона оказался созвучным Льюису) — эмоциональность изложения, изящную простоту языка, неожиданные метафоры и парадоксы, ну и конечно — такой же простой, эмоциональный и парадоксальный юмор. Многим критикам апологетика Льюиса казалась поверхностной и популистской, но трудно найти автора, в работах которого было бы столько смирения и полнейшего самоуничижения. Как писал Честертон, «я никогда не относился серьезно к себе, но всегда принимал всерьез свои мнения». Но если Честертон проповедовал в среде людей неверующих, но разделяющих христианские ценности, то Льюису пришлось обращаться к поколению безбожников, настроенных к морали христианства с открытой враждебностью. Во многом поставленная задача была выполнена. Христианские эссе Льюиса начинают пользоваться чрезвычайной популярностью. Лишь в 1948 году по реноме Льюиса как мыслителя был нанесен болезненный удар. Он проиграл в публичном диспуте женщине-философу Э. Энскобом, после чего почти бросил писать философские трактаты.

Одно из самых известных его произведений это «Просто христианство». Это эссе представляло собой сборник лекций, прочитанных Льюисом по радио в 1940-х годах. Характерно название — будучи по конфессии англиканином, Льюис старался в своих работах не затрагивать межконфессиональных противоречий. Отдельные главы «Просто христианства» он разослал для критики четырем священникам — англиканину, методисту, пресвитерианцу и католику.

К. С. Льюис «Просто христианство»:

«Я надеюсь, что ни одному читателю не придет в голову, будто «сущность» христианства предлагается здесь в качестве какой-то альтернативы вероисповеданиям существующих христианских церквей – как если бы кто-то мог предпочесть ее учению конгрегационализма, или греческой православной церкви, или чему бы то ни было другому. Скорее «сущность» христианства можно сравнить с залом, из которого двери открываются в несколько комнат. Если мне удастся привести кого-нибудь в этот зал, моя цель будет достигнута. Но зажженные камины, стулья и пища находятся в комнатах, а не в зале. Этот зал – место ожидания, место, из которого можно пройти в ту или иную дверь, а не место обитания. …Когда вы войдете в вашу комнату, будьте добры к тем, кто вошел в другие двери, и к тем, кто еще ожидает в зале».

Может, поэтому Льюиса нередко считают своим и протестанты, и католики, и православные…

Еще до «Хроник Нарнии» Льюис выпускает так называемую «Космическую трилогию» (1938 — «За пределы безмолвной планеты», 1943 — «Переландра», 1945 — «Мерзейшая мощь») — наиболее идейно смелую и спорную книгу, в которой Толкин узрел много «оккультного». Несмотря на открытый христианский подтекст, в трилогии действует множество космических сил (покровителей других планет), носящих имена греческих богов, на помощь героям приходит воскресший Мерлин, то есть, наблюдается весьма характерная для Льюиса эклектика, которая встречается и в цикле про Нарнию.

В своей статье 1950-х в Christian Herald поднимал вопросы экзотеологии, а в частности, высказывал предположение, что Сын Божий мог являться и в другие, внеземные миры, а также, что Бог мог придумать совершенно иной план спасения душ для внеземных сообществ, нежели тот, что он применяет в отношении людей.

Сабж и поцреотизм[править]

Во время Второй Мировой Льюис вел серию радиопередач, в которых неоднократно «клеймил нацистов». Также в его книжках «злобные нацысты» частенько представлены как пример подчеркнуто отрицательный, хотя бывало что сам Льюис предостерегал представлять себе какую бы то ни было войну между нациями как войну добра и зла. Тем не менее, в его книгах англичане (и только они) часто представлены как благородные джентльмены, великодушные и добрые.

ZOG оценил вклад Льюиса в победу над фошызмом

Цитаты[править]

  • Каждый человек получает в жизни то, чего хочет. Но не каждый после этого рад.
  • Нам заповедано любить ближнего, как себя. Как же мы любим себя? Я, например, люблю себя не за то, что я, скажем, милейший человек. Я люблю себя не за то, что я хорош, а за то, что я — это я, при всех моих недостатках. Часто я искренне ненавижу какое-нибудь свое свойство. И все же разлюбить себя я не могу. Другими словами, та резкая черта, которую проводит христианство между любовью к грешнику и ненавистью к его греху, существует в нас, сколько мы себя помним. Вы не любите того, что сделали, а себя любите. Вы, быть может, считаете, что вас мало повесить. Быть может, вы даже пойдете в полицию и добровольно примете наказание. Любовь не пылкое чувство, а упорное желание, чтобы тот, кого мы любим, обрел высшее благо.
  • Я написал то, что мне хотелось прочитать. Люди этого не писали, пришлось самому.
  • Если детская книга — просто верная форма для того, что автору нужно сказать, тогда те, кто хочет услышать его, читают и перечитывают ее в любом возрасте. И я готов утверждать, что книга для детей, которая нравится только детям, — плохая книга. Хорошие — хороши для всех. Вальс, который приносит радость лишь танцорам, — плохой вальс.
  • Бог говорит с нами лицом к лицу только тогда, когда у нас у самих есть лицо.
  • В конце времени будет только два класса людей: те, которые однажды сказали Богу: «Да будет Твоя воля» и те, которым скажет Бог: «Да будет по вашей воле»
  • Бог шепчет нам в наших удовольствиях, вслух говорит с нашей совестью, но Он кричит в нашей боли — это Его мегафон, чтобы слышал оглохший мир.
  • В Боге каждая душа будет видеть свою первую любовь, потому что Он и есть эта первая любовь.


Сабж о равенстве полов[править]

  •  — Я говорила, что любовь — это равенство, свободный союз…

— Ах, равенство! — подхватил хозяин. — Мы как-нибудь об этом поговорим. Конечно, все мы, падшие люди, должны быть равно ограждены от себялюбия собратьев. Точно так же все мы вынуждены прикрывать наготу, но наше тело ждет того славного дня, когда ему не нужна будет одежда. Равенство — еще не самое главное. — А я думала, самое, — уперлась Джейн. — Ведь люди, в сущности, равны. — Вы ошибаетесь, — серьезно произнес он. — Именно по сути своей они не равны. Они равны перед законом, и это хорошо. Равенство охраняет их, но не создает. Это — лекарство, а не пища. — Но ведь в браке… — Никакого равенства нет, — пояснил хозяин. — Когда люди друг в друга влюблены, они о нем и не думают. Не думают и потом. Что общего у брака со свободным союзом? Те, кто вместе радуются чему-то, или страдают от чего-то — союзники; те, кто радуются друг другу и страдают друг от друга — нет. Разве вы не знаете, как стыдлива дружба? Друг не любуется своим другом, ему было бы стыдно. — А я думала… — начала было Джейн и остановилась. — Знаю, — сказал хозяин. — Вы не виноваты. Вас не предупредили. Никто никогда не говорил вам, что послушание и смирение необходимы в супружеской любви. Именно в ней нет равенства.


Сабж о ГСМ[править]

  • Мы должны помнить, что в его сознании не закрепилась прочно ни одна благородная мысль. Образование он получил не классическое и не техническое, а просто современное. Его миновали и строгость абстракций, и высота гуманистических традиций; а выправить это сам он не мог, ибо не знал ни крестьянской смекалки, ни аристократической чести. Разбирался он только в том, что не требовало знаний, и первая же угроза его телесной жизни победила его.
  •  — Понимаешь, — продолжал он, — в любом университете, городе, приходе, в любой семье, где угодно, можно увидеть, что раньше было… ну, смутнее, контрасты не так четко выделялись. А потом все станет еще четче, еще точнее. Добро становится лучше, зло — хуже; все труднее оставаться нейтральным даже с виду… Помнишь, в этих стихах, где небо и преисподняя вгрызаются в землю с обеих сторон… как это?.. «пока не туру-рум ее насквозь». Съедят? Нет, ритм не подходит. «Проедят», наверное. И это с моей памятью! Ты помнишь эту строку?

— Я тебя слушаю и вспоминаю слова из писания о том, что нас веют, как пшеницу. — Вот именно! Быть может, «течение времени» означает только это. Речь не об одном нравственном выборе, все разделяется резче. Эволюция в том и состоит, что виды все меньше и меньше похожи друг на друга. Разум становится все духовней, плоть — все материальней. Даже поэзия и проза все дальше отходят одна от другой.

Сабж и потреблядство[править]

В Новом завете говорится, что в таком обществе нет места паразитам: "Кто не работает, да не ест". Каждый должен был бы трудиться, и труд каждого приносил бы пользу; такое общество не нуждалось бы в производстве глупой роскоши и в еще более глупой рекламе, убеждающей эту роскошь покупать. Этому обществу чужды чванливость, зазнайство, притворство.
— "Просто христианство"

Обосрался[править]

Как ни странно, критикуя творчество Толкина, сам сабж после популярности первой книги цикла в дальнейшем не смог высрать ничего более равного дебютному роману. В итоге в каждой последующей книге сюжет увы поdторяется: подростки через рандомный портал попадают в Нарнию, шатаются там, сталкиваются со злодеями и спасают мир (в Серебряном кресле вообще сабж пошел на самоповтор - то же противостояние колдунье, но не ледяной, а Зелёной).

ВНЕЗАПНО[править]


  • ВНЕЗАПНО: Можно ли считать К. С. Льюиса «анонимным православным» — вопрос которым задался в 1995 г. епископ Диоклийский Каллист, глава православной греческой общины в Англии, опубликовав статью с одноименным названием ИЧСХ, получает в конце положительный ответ. Знаменательно, что именно вопрос, а не ответ на него использован в качестве названия. Автор приводит различные «за» и «против» обосновываемого им положения; он указывает 4 темы (именно темы, а не «пункты» или «точки», как достаточно широкие и расплывчатые области в «пространстве» христианского богословия), по которым в размышлениях Льюиса можно усмотреть близость с творениями святых отцов восточной Церкви.
  • Коммуняки ВНЕЗАПНО могут обнаружить в сабже «социально-близкого»:

В каком-то смысле христианское общество соответствовало бы идеалу сегодняшних "левых"...

...Если бы такое общество действительно существовало и нам с вами посчастливилось его посетить, оно произвело бы на нас любопытное впечатление. Мы увидели бы, что экономическая политика напоминает социалистическую и по существу - прогрессивна, а семейные отношения и стиль поведения выглядят довольно старомодно - возможно, они даже показались бы нам церемонными и аристократическими. Каждому из нас понравились бы отдельные частицы такого общества, но я боюсь, что мало кому из нас понравилось бы все как есть.

— "Просто христианство"

Ссылки[править]

Примечания[править]

  1. который кстати, был прокурором в Белфасте