Остап Бендер/Остап Бендер у Гайдая и Захарова

Это подстатья к статье Остап Бендер. Плашки и навигационные шаблоны тут не нужны (кроме одного узкотематического).

Гайдай

Les frêles roseaux faisaient entendre
Dans les ténèbres leur murmure.
Deux amoureux allaient ensemble
Dans la forêt à l’aventure.

Au petit matin, la fille se lève.
Vois l’herbe toute pietinée!
Et ta beauté, ma pauvre fille,
Elle est aussi foulée aux pieds.

— «Великолепная находка» режиссёра Ник. Сестрина.
Перевод Кириллы Фальк-Барановской (первый куплет)
и Марины Лущенко (второй), специально для гайдаевского фильма

Двухсерийный кинофильм «12 стульев», 1971. Уездный город N снимался в городке Тутаев (бывший Романов-Борисоглебск), чья левобережная (Романовская) сторона архитектурно выглядит так, как будто «застряла» в дореволюционных временах.

А дуэт мог выглядеть и так… (фотопробы Миронова и Папанова у Гайдая)

О. Б. — Арчил Гомиашвили (в озвучке Юрия Саранцева), И. В. — Сергей Филиппов. После того, как Гайдай отказался дать эти роли сработавшимся в «Бриллиантовой руке» Миронову и Папанову (но они ещё возьмут своё позже у Захарова) и с ругачкой и шумством отказал Высоцкому («Володя, твой темперамент зашкаливает, но ты посмотри на себя, какой ты к чертям Бендер?!! Остап не должен быть настолько ниже ростом, чем Киса, иначе получатся „Пат и Паташон“!»), начался производственный ад: на роль Остапа утвердили было Александра Белявского, но…

…Белявский недавно завязал с алкоголем и прохворался, а потому текст не произносил, а ЖЕВАЛ. Я орал на него: «Где твой темп, ты же нормально, напористо говорил в „Иностранцах“, а сейчас как будто спишь!» В конце концов я снял его с роли, получил «дрозда» от мосфильмовского начальства за множество напрасно снятых сцен и перерасход сметы, фильм оказался под угрозой, пришлось срочно вводить Арчила Михайловича и всё переснимать заново. А он — пылкий грузин и яркая личность — буквально на каждую сцену имеет свой особый взгляд, не такой, как у меня, режиссёра, да ещё сердится, что его переозвучат Юрой Саранцевым. А иначе нельзя: ну нэ можэт у Бэндэра быть такого грузинскаго акцэнта, слюшай. А тут еще эта история с тяжёлой болезнью Филиппова… он еле живой из-за опухоли мозга, однако всё равно настаивает: «Никаких замен! Кису играю я и никто другой, даже если я после этого умру!». Нет, не умер — может, благодаря съёмкам и выкарабкался, потом хорошо прооперировался, дай Бог ему здоровья и долголетия. Но в сцене «битвы с попом за стул» смета не предусматривала трюковой мягкой спецобуви, а Серёжа ненароком пнул Пуговкина по-настоящему, и Пуговкин загремел на больничную койку (но не обиделся — мол, Серёга просто вошёл в роль, бывает). Проще говоря, это долгое кинопроизводство было сплошной нервотрёпкой. Самые жуткие из всех моих киносъёмок! А по выходе картины, прямо на банкете, Арчил мне и говорит: «Ну, Лэонид Иович, эсли би я толька знал, что ви такое гавно-режиссёр, я нипачом нэ стал би у вас сниматса». Я ему и отвечаю: «А если бы я знал, что ты, Арчил Михайлович, такое говно-актёр, я бы нипочём не стал тебя снимать». И это при всём народе, за столом! Все над нами обоими хохочут, а Арчил сдерживает ярость.

— Л. Гайдай

• Босоногий поневоле — в погоне за О. Б. мадам Грицацуева сбрасывает белые туфельки, потому что босиком по коридорам гораздо легче бежать, чем на каблуках. Закрытая между двумя дверями, так и остаётся босиком, пока Остап не приносит ей (спящей) туфельки обратно со словами «Прощай, любимая».
  • Необузданные догадки: почему туфельки белые? Не в них ли она замуж выходила? Почему она тянет к Остапу руки с этими туфельками? Не напоминая ли, что у них свадьба была? Почему Бендер кладёт туфельки возле неё? Не потому ли, чтобы она увидела их утром и поняла, что совместная жизнь после свадьбы окончена?
  • Впрочем, бегает она не с совсем босыми ногами, а в чулках.
• Великолепная пошлость — педаль утапливается в пол песней Остапа «Где среди пампасов…» (стихи Леонида Дербенёва, голос Валерия Золотухина). Мало того, что это лютая пошлятина, только человек, который, как мадам Грицацуева, совершенно не в ладах с географией будет проливать слёзы над историей, случившейся «где среди пампасов бегают бизоны (отродясь водившиеся в прериях), а над баобабами (произрастающими, как известно, в Африке) закаты словно кровь». И всё это — «в дебрях Амазонки»! Сам Бендер, конечно, географию знал, но еще лучше знал менталитет подобных провинциальных вдовушек и справедливо решил, что и так проканает (возможно, вся песня — мгновенная импровизация). И вообще, такая географическая вампука — характерная черта шлягеров начала XX века, что и высмеивается в фильме.
  • Ещё один пример тропа, уже взятый из классики, пополам с бонусом для гениев. В сцене, когда Киса собирался ждать Остапа в «vestibul’е» и наткнулся там на отца Фёдора — Воробьянинов напевает (сначала от радости и полноты чувств, а потом ещё и в пику расстриге) весьма фривольную песенку на стихи Г. Р. Державина: «Если б милые девицы // Так могли летать, как птицы // И садились на сучках, // Я желал бы быть сучочком, // Чтобы тысячи дево́чкам // На моих сидеть ветвях. // Пусть сидели бы и пели, // Вили гнёзды и свистели, // Выводили и птенцов; // Никогда б я не сгибался, // Вечно ими любовался, // Был счастливей всех сучков».
• Величественная старуха — такова Клавдия Ивановна Петухова в версии Гайдая (сыграна монументальной Эддой Урусовой). Она здесь вдобавок до того ушлая, что даже на предсмертной исповеди ничего такого не рассказала лукавому попику… видать, хорошо его знала. Отец Фёдор тупо подслушал, стоя за дверью, весь канонический диалог Кисы с тёщей.
• Высокий и худой как жердь — Ипполит Матвеевич в этой экранизации. Но не в книжном каноне: там он тоже не низенький, но при этом чуть помассивнее фигурой, чем Сергей Филиппов (однако всё-таки слабее и мешковатее, чем каноничный же Остап; а в молодости был красив, строен и атлетически сложён, но те времена давно позади).
• Гурман-порно в экранизации показали соответственно — и с закадровым голосом Ростислава Плятта. Гайдай, как всегда в таких случаях на съёмках его фильмов, — заказал все блюда за свои деньги, а после того, как были сняты все дубли, киногруппа «схомячила» всю еду.
• Зловещая выкидуха — сначала выкидным ножом вскрывают стулья, а в самом конце Киса перерезает горло Бендеру.
• Ирония судьбы — прибыв в Старгород, Остап внимательно смотрит на вывески заведений… и почти сразу ему попадается пивная под столь близким его сердцу названием «Рио-де-Жанейро».
• Иронический монтаж — Эллочка стоит спиной к двери, нагнувшись над чем-то. Остап заглядывает в дверь — и приходит в восторг и возбуждение. В первую секунду кажется, что загляделся он на попку Эллочки… Нет, он просто увидел стул, на него так и среагировал, а присутствие там Эллочки констатировал уже позже и без особенных эмоций.
• Иронический музыкальный фон — Гайдай любит этот приём, пополам с бонусом для гениев.
  • Когда Остап притворяется «сторонником великого князя Кирилла Владимировича и эмиссаром эмигрантского центра, одним из лидеров мощного антисоветского заговора» и изобретательно дурит головы глупым старгородским «бывшим» — за кадром играет издевательски ускоренное, глумливо-бравурное «Боже, царя храни».
  • Когда Кисины ухаживания за Лизой терпят крах и бывший светский лев получает от комсомолки по морде — ресторанный оркестр как раз в этот момент наяривает из «Сильвы»: «Без женщин жить нельзя на свете, нет!».
• Хотя у Остапа очень живое, подвижное, богатое мимикой (но без лишнего «хлопотания») лицо — великий комбинатор отлично умеет изображать морду кирпичом, когда это нужно (см. хотя бы сцену с Пашей Эмильевичем). В сочетании с медальным профилем этого Бендера — смотрится божественно.
• Музыкальный триппер. Мелодия песни на стихи Л. Дербенёва «Полосатая жизнь» — одна из музыкальных тем фильма, но текст в метраж не попал. Гайдай поначалу хотел, чтобы Золотухин спел от лица Остапа (за кадром) и эту песню тоже, но выяснилось, что песня, если её спеть отдельно (как «Где среди пампасов…»), «никуда не вклеивается», неоправданно затягивает метраж, а пустить её «фоном» в одной из необходимых сцен никак нельзя — слова песни будут отвлекать зрителя от происходящего в кадре.
• О, мой зад! — в Старсобесе Остап получил дверью с доводчиком по заднице, так что аж взлетел по ступенькам. Бедные старушки, у них так каждый день.
  • Но это не отсебятина самого Гайдая, а грамотное обыгрывание детали, имевшей место в первоисточнике (у Альхена был бзик на дверных приборах).
• О ужас! — по сравнению с книгой порядок действий изменился. Воробьянинов только собрался вскрыть последний стул в клубе железнодорожников, но тут заявился старичок-сторож с гостями. Хотя он уже сказал, что случилось с бриллиантами, но Киса решил проверить… ААААААААААААААААААА!!!
• Песенка — визитная карточка — в книжном оригинале отец Фёдор, особенно когда чует запах лёгкой наживы, имеет привычку напевать церковные тексты, в особенности молитву «Достойно есть, [яко воистину блажити Тя, Богородицу…]». Гайдай понимал, что в кинокомедии это, во-первых, будет не смешно (в 1970-х некоторые зрители даже могли возмутиться «кощунством»), а во-вторых, не пройдёт цензуру. Поэтому в экранизации поп в аналогичных случаях напевает «Вечерний звон» (1828) на стихи И. Козлова (переводные, изначально английские: Those evening bells…). Эта же мелодия превращается в трагический закадровый мотив в сцене «несостоявшегося торжества» (когда расстрига раскурочивал стулья на морском берегу), и её же поехавший Феденька блеет, пока его вяжут санитары (которых он принимает за ангелов, спустившихся за ним с небес).
  • Пародия на троп «Поединок на песнях» — несколько ранее Ипполит Матвеевич и отец Фёдор нечаянно встретились в «vestibul’е» и, прежде чем начать ругать и подкалывать друг друга, некоторое время пытались друг друга «тихонько перепеть», причём оружием в этой дуэли Воробьянинову служил напев «Если б милые девицы…» (см. выше), а недостойному пастырю — «Вечерний звон».
• Пишет с ошибками — несколько раз в кадр попадают нэпманские вывески «Приятного апетита», «Боколея».
• Сбежать со свадьбы — Остап, в отличие от книги и экранизации Захарова.
• Синдром поиска глубинного смысла — сцена в театре Колумба (см. основную статью).
  • Пародия на авангардистские театры актуальна и сейчас. В городе автора правки тоже есть такой.
• Смешно коверкает песню — пьяный до частичной утраты человеческого облика монтёр Мечников с удовольствием подпел арии «Сердце красавицы», но вместо финальных строк «Но изменяю им первый я» спел с необычайным пафосом: «Но изменя-а-а-а-аю… я лично сам».
• Староломаныйъ русскiйъ языкъ — опозорился реквизитор, изготовив вот такую «глупую дощечку» ©, обнаруженную антигероями внутри памятной шкатулочки, которая, в свою очередь, нашлась внутри стула: «Этимѣ полукресломѣ мастер Гамбсъ начинает новую партію мебели. 1865 г. Санкт-Петербургъ». В конце «этим» и «полукреслом» вместо ера почему-то стоит ять; и вовсе забыли поставить ер в конце «мастер», «начинает» и «Санкт».
• Талант превыше внешности. Гомиашвили — коренастый, не особенно высокий грузин в возрасте, смог сыграть Бендера — молодого высокого еврея, красавца едва ли не античного облика. Харизма и чудесная игра заставляют забыть о непохожести, даром что работать было сложно из-за маленького хронометража фильма.
  • Тут все же стоит уважить работу актёра озвучания Юрия Саранцева — признанного мастера дубляжа.
  • Зато если говорить не про фигуру, а про лицо Гомиашвили, то тут едва ли не противотроп. Ильф и Петров списали внешность (а также некоторые шутки) Остапа со своего друга Валентина Катаева. Так вот Арчил Михайлович лицом в фильме похож как на исторического Катаева, так и на Бендера с иллюстраций в первых изданиях!
• Чудо одной сцены. Экранизация очень пострадала от недостатка экранного времени. Режиссёр чисто физически не мог глубоко раскрыть характер многих героев.
  • Тем не менее образ Кислярского удался — достаточно было показать перемигивание Гомиашвили с Готлибом Ронинсоном.
  • Эраст Гарин появился у Гайдая лишь разок. Вообще вся сцена спектакля в театре Колумба — блестящий неканон (начать с того, что ставят не «Женитьбу», а «Ревизора»), но Гарин в роли театрального критика — вообще нечто.
    • Гайдай тут посмеялся одновременно над Ю. П. Любимовым, В. Н. Плучеком, А. В. Эфросом… и М. А. Захаровым.
  • Ещё один блестящий неканон в этом же фильме — полностью переработанная история о скитаниях Ляписа-Трубецкого по редакциям.
  • Этих неканонов у Гайдая — пруд пруди… Например, вскоре после появления в Старгороде О. Б. подходит к киоску мелкого нэпмана Вакханюка и, достав из кармана сантиметровую ленту, начинает измерять габариты. На законный вопрос владельца (камео Александра «Морозко»/«Вам пора освежиться» Хвыли) молча показывает небольшой плоский прямоугольный красный предмет. Нэпман, приняв это за некий мандат («корочки», как сказали бы сейчас), приглашает О. Б. в ларёк. Вскоре тот выходит с сумкой, полной съестных припасов (и, надо полагать, деньгами его тоже не обделили). Потом этот же предмет будет продемонстрирован зав. домом престарелых. И даже знакомство с м-м Грицацуевой началось с красного карманного друга. Зеркальца. Также хороша сцена сдачи на цветмет в утиль всего набора духовых инструментов, совершённая коллективно заведующим и племянниками.
    • В полном тексте романа сказано, что Альхен и родственники упёрли духовые инструменты, но не сказано, как именно они их «реализовали».
  • Особенно отличилась Рина Зелёная, старушка-редактор молодёжного журнала: «Что вы пишете? Ну где вы видели, чтоб мужья изменяли женам? Я такого не помню! И потом, это же наши мужья, это же наши жёны!». Возможно, пополам с лицемерием. А возможно, другой троп — наивный идеалист. А может, даже и житель Страны Эльфов. Впрочем, если вдуматься — одно другому ведь не мешает.
  • А как колоритен Эдуард Бредун — Паша Эмильевич («Мне ваши беспочвенные обвинения очень даже странны»)!
• Это часть представления — во время спектакля толпа актёров нечаянно заносит И. В. на сцену. Один из зрителей (Ю. Медведев) мало того что думает, что так и надо, так ещё и начинает искать в этом скрытый смысл постановки.
• Случайно получилось камео — никому тогда не известный юный Станислав Садальский в роли пожарного в театре «Колумб» (пытается вытащить Кису из урны для партитур).

Марк Захаров

А теперь мы делаем что хочем…

— Из арии Лизаветы Грицацуевой (на мотив шимми)

«12 стульев» — 4-серийный телесериал-мюзикл, 1976. О. Б. — Андрей Миронов, И. В. — Анатолий Папанов. Гайдай шутя сказал Миронову: «Ну ты и оторвался на Папанове. В моей „Бриллиантовой руке“ он был сильнее и всё лупил тебя, а тут — наоборот!». Посмотрев же все четыре серии до конца, Гайдай заявил: «Это не „экранизация“, а уголовное преступление — и против Ильфа с Петровым, и против меня!».

• Бюджет пишет сюжет — все съёмки дешёвые, павильонные. Чтобы компенсировать это, Захаров детализирует (со значением!) всё, что только можно в таких условиях детализировать, в том числе интерьеры.
• Песня Юлия Кима «Белеет мой парус»: «Я не разбойник и не апостол, И для меня, конечно, тоже всё не просто». Для лирического героя эти двое, очевидно, воплощают противоположные полюса морали. Тем более что здесь отсылка к Новому Завету, где Христос был распят меж двух разбойников (и вместо третьего), а за казнью в тоске и ужасе наблюдали Христовы апостолы.
• Намеренный анахронизм: приглядитесь к обстановке квартиры, где живёт Эллочка Щукина. Перед нами «шибко престижная» мещанская обстановка не 1920-х, а 1970-х годов (с дефицитными книжными изданиями 1970-х же годов — мещане-«вещисты» тех времён их, разумеется, не читали, держали только «ради книжных корешков»). Этакая перекличка, иронический «мост между эпохами». Не хроноходец же, в конце концов, эллочкин Эрнестуля! Просто гротесковая, условная деталь.
  • И да, на постерах наряду с редкими заграничными звёздами 1920-х — всё больше мордашки заграничных звёзд опять же из 1970-х, а также обложки современных режиссёру журналов, которые Эллочка на деле могла бы листать, только уже будучи древней старушкой. И одну из скандинавских фотомоделей рубежа 1960-х и 1970-х зрителю показывают «как бы в роли Вандербильдихи», которой завидует Эллочка!
• Бесцеремонность — в сцене в музее мебельного мастерства Остап неоднократно, даже не глядя, «отодвигает» руками с дороги — или в сторону, или к себе за спину — Лизу Калачову (Т. Божок), как будто она тоже мебель, только живая и говорящая. Но Лиза ничуть не обижается — это же сам тов. Бендер, который когда-то крупно помог Коле (пусть на данный момент Лиза с Колей и в ссоре)!
• Великолепная пошлость — «А впрочем, для здоровия полезны холода…» (на стихи Юлия Кима), которую Ипполит Матвеевич слушает, сидя в ресторане с Лизой. Захаров «реконструировал» таким образом не приведённую в оригинале песню певицы «Варвары Годлевской» (кажется, у Ильфа и Петрова это — карикатура на реальную певицу 1920-х). Намекается, что дама пела с эстрады какой-то разухабистый блатной напев, сейчас сказали бы «шансон» (раз певица хорошо известна в Марьиной роще (с), в те годы — насквозь криминальном районе). Но конферансье, и в книге и в адаптации, объявил эту песню «русской народной».
  • В минисериале Захарова исполняемый текст отлично подходит полной и наглой мадам Годлевской с её сально-намекающими интонациями в куплетах и орато в рефрене. В этой острохарактерной роли — актриса Камерного еврейского музыкального театра Н. Чичерова.
  • Не путать с далее процитированной в книге песенкой «Хо-одите, вы всюду бро-одите, как будто ваш аппендицит от хожденья будет сыт…». Это пародия на пошлых комических куплетистов 1920-х (также подходящая под троп). В оригинале её поёт соответствующий товарищ, а в большинство адаптаций (в том числе захаровскую) ничто аналогичное не вошло, и никакого куплетиста не показали.
    • Кимовскую песенку про холода любит напевать король королей и бывший десантник Сварог — самый, пожалуй, знаменитый персонаж из всех, вышедших из-под пера Александра Бушкова.
• В сцене «Союз меча и орала», в доме Елены Станиславовны, наголодавшийся в странствиях Киса совершенно неподражаемо рубает холодную телятину — и это визуальная отсылка к фильму с Ч. Чаплином «Золотая лихорадка» (где Чарли поедал отдельные, причём самые невкусные части ботинка, а вовсе не нечто питательное!). Рядом с Ипполитом Матвеевичем даже помещаются те самые мини-булочки, числом две, надетые на вилочки. Но М. А. Захаров знает меру, и этими булочками Воробьянинов всё же не «танцует» (как это делал персонаж Чарли Чаплина).
  • Любуемся на шефа. В момент этой, прямо скажем, комичной и неопрятной трапезы вся тусовка идиотов-«бывших» (в строгом соответствии с текстом романа), затаив дыхание, пожирает глазами И. М. Воробьянинова — так, будто перед их взорами развернулось Бог ведает какое священнодействие.
• Вывих мозга — у Захарова всё утрировано до предела, и в частности, его Остап сулит васюкинцам приезд на турнир не только Ласкера, Капабланки и Алехина (неверно обозвав его «Алёхиным»), но и… Стейница с Чигориным! В этой адаптации васюкинские провинциально-уязвлённые гигантоманы настолько развесили уши, что в 1927 году не вспомнили: Чигорин-то умер в 1908 году, а Стейниц вообще в 1900-м! (Тут у Захарова ещё и бонус для гениев.)
  • Книжный Остап, слава богу, такого не болтал, а сулил приезд только живых и действующих мастеров шахмат (но перечислял всё больше тех, чья звезда уже начинала закатываться — на слуху они были как раз в пору Осиного детства и юности), однако присовокупил к ним Григорьева, который вообще не гроссмейстер, а тематический (как раз по шахматам) радиоведущий и журналист.
    • Бонус для гениев — и да-да-да, щас эмигрант Александр Алехин всё бросит и поедет на советский турнир!
• Грызть реквизит — этим здесь занимаются все, и в первую очередь Остап. Вся стилистика у Захарова — откровенно «мультяшная», гротескно-«ультратеатральная» (режиссёр Ленкома всё-таки), безбожно педалированная. Гайдаевская экранизация тем и отличалась, что там, несмотря на эксцентрический (с отсылками к «старой комической», «слэпстику») жанровый оттенок, поведение персонажей в целом оставалось на удивление правдоподобным в психологическом отношении. А тут, у Марка Анатольевича — откровенный балаган, «петрушечное шоу», где всё понарошке и всего чересчур. Простейший пример для сравнения: гайдаевский Остап (А. М. Гомиашвили) в сцене с «Союзом меча и орала» ведёт себя чуточку утрированно, НО В ОБЩЕМ-ТО ПОМНИТ РАМКИ (и зрителям и персонажам легко верится, что так и вправду мог себя вести эмиссар эмигрантского центра, — возможно, с ПТСРом ещё с Первой мировой, — которого корчит из себя Бендер); ну а захаровский Ося (А. А. Миронов) в аналогичной сцене просто кривляется, чуть ли не а-ля молодой Гитлер, аж с привизгиванием («Действовать! Действовать!! Действовать!!!»), правдоподобия в его ужимках чуть меньше чем ноль, однако вся эта комичная кучка «бывших» почему-то всё равно безоговорочно верит, что перед ними один из главарей реального заговора.
• Диссонирующий саундтрек Захарова — душевные метания Кисы, который готовится убить спящего Остапа, показаны под развесёлую песню, которая поётся за кадром голосом самого Бендера. В момент, когда бритва касается горла великого комбинатора, песня внезапно прерывается криком.
• Изменить возраст в адаптации — братья Альхена в книге, устами его самого, прямо названы «несовершеннолетними». У Захарова это усатые, бородатые, лысые дядечки, выглядящие гораздо старше самого Альхена. Вообще-то и книжный, и захаровский Альхен откровенно врал…
  • В каноне среди этих родичей есть только один несовершеннолетний — 16-летний Исидор Яковлевич. А старше всех Паша Эмильевич, ему за 30.
• Ирония судьбы: двухсерийник был снят Гайдаем именно потому, что от него отказался Захаров. А Миронов и Папанов не были отобраны на роли Остапа и Кисы тем же Гайдаем, но получили их у Захарова.
• Камео: в роли жены отца Федора — супруга кинорежиссера, Нина Лапшинова.
• Крутой усач — великий комбинатор носит тонкие романтические усики а-ля «некоторые кинороли Рудольфа Валентино». В этой адаптации Остап — его фанат и подражатель? Судя по гриму, жестам и общей манере себя вести — да.
  • Перед тем, как сниматься, Миронов специально посмотрел несколько фильмов с Валентино, который в 1970-х годах был в СССР уже малоизвестен (не то что в 1920-х).
• Не любит обувь — Эллочка в экранизации Захарова ходит босиком. В каноне насчёт наличия или отсутствия обуви на её ногах ничего сказано не было. А вот в экранизации Гайдая она носит туфли и чулки.
• Неумолимый преследователь — пародия. Захаров, явно видевший некоторые американские мультики на дефицитном тогда видеомагнитофоне, решил комически подать троп в сцене, когда отец Фёдор донимает инженера Брунса своей мольбой о продаже ему стульев. От отца Фёдора невозможно избавиться, он даже умудрился оказаться на ложе инженера, аккурат между Брунсом и Марией (Мусик).
• Опошленная ситуация. Забавный (теперь уже) момент: посмотрите на жест Безенчука в исполнении Вицина и попробуйте сказать, что он не опошлен, этот жест. А речь-то всего лишь о «первом сорте».
• Песня про меня — Бендер поёт целых две «песни про себя»: фокстрот «Нет, я не плачу и не рыдаю» и «жЫстокое танго». Стихи опять-таки Юлия Кима — как и у всех остальных вокальных номеров.
• Песня про хотение — танго Бендера-Миронова «О, Рио!». Даром, что именно в этом романе Остап ни словом про Рио не вспоминал.
• Провинциальная гнусность — вся большая вступительная сцена в уездном городе N.
• Разрушение четвёртой стены. В этом фильме четвёртая стена вообще стоит непрочно, герои периодически выдают реплики, очевидно адресованные аудитории, но в явном виде разрушение стены происходит в конце первой серии, когда на вопрос Кисы Воробьянинова: «А когда же будем [отцу Фёдору] морду бить?» Бендер отвечает: «Во второй серии!».
  • На самом деле персонажи вполне слышат авторский текст и даже его комментируют, особенно Безенчук.
  • У Захарова «Женитьба» в постановке театра Колумба — не столько пародия на Мейерхольда или каких-то захаровских современников, сколько самопародия, и довольно-таки беспощадная.
• Старый маразматик — 1. Клавдия Ивановна Петухова, что делает её более каноничной (в противоположность гайдаевской властной и цепкой старухе). 2. Захаров предпочёл именно этим объяснить чрезмерную доверчивость Варфоломея Коробейникова: дедуля размяк и растрогался, дедуле очень уж хотелось хоть перед кем-то да похвастаться своим ГЛАВНЫМ В ЖИЗНИ проектом.
• Тайничок в декольте — Альхен прячет у жены за пазухой украденную лампочку, только что выкрученную прямо из включённого патрона.
• Характерный тик. У захаровского Бендера их целых два: 1) лихое прищёлкивание пальцами на испанский манер (ради позы, а также в моменты, когда Остап решителен, готов действовать, но вдобавок дополнительно себя взвинчивает); 2) специфическое движение головой, в результате чего белая форменная фуражка (которую этот Остап, в отличие от гайдаевского, редко снимает) резко «сама собой» надвигается на лоб великого комбинатора. Этот жест — практически «Ну-ка, от винта» данного Остапа.
  • Киса даже один раз попытался повторить этот Остапов фокус, но уже с собственной шляпой. Остап мысленно оценил: «Браво, Киса, браво! Что значит — моя школа!». Фраза взята из канона, но там не упомянуты никакие трюки с головными уборами, и книжный Остап относил фразу исключительно к Кисиной «величественной словесной хуцпе» («Я думаю, что торг здесь неуместен!»).
• Хорошо, но плохо — с одной стороны, Захаров постарался максимально передать атмосферу времени (чего не смог из-за мелкого метража Гайдай). С другой же, слажал как сценарист: вся первая серия ушла на самую завязку истории, зато в четвёртой сюжет скакал галопом по Европам (особенно забавно решение вырезать сцену погони в Васюках, сославшись закадровым голосом Зиновия Гердта на то, что зрители и так про неё вкурсах).
• Что за идиот! — Захаров шутки ради сделал так, что стоящий на стрёме Киса перепутал указания (ведь подсознание нередко отбрасывает частицу «не») и как раз «Боже, царя храни!» и запел.
• Чудо одной сцены — семейная пара самодовольных мещан, вероятно нэпманов, в музее мебельного мастерства: муж — Сергей Яковлев («Эта вещь неинтересная, она к нам в дверь не влезет»), жена — Нина Палладина («Комодик бы я этот взяла!»). Они явно в курсе, что вскорости намечается аукцион.
  • Воинственный карлик, участвующий в кражах со двора дома № 7.

Примечания

Ильф и Петров
Книги	Двенадцать стульев • Золотой телёнок
Адаптации	Подробнее об адаптациях (Остап Бендер у Гайдая и Захарова)