Остап Бендер/Подробнее об адаптациях

Это подстатья к статье Остап Бендер. Плашки и навигационные шаблоны тут не нужны (кроме одного узкотематического).

Арчил Гомиашвили у Гайдая (1971 год, «12 стульев»): напористый, огневой, нахальный, совершенная шпана. Сыгран потрясающе. Но если и комбинатор, то совсем-совсем невеликий. Маленький такой, карманный карманщик.

Андрей Миронов у Захарова («12 стульев», 1976 год) — вальяжный, томный под Рудольфа Валентино, придурковатый (гениальный Миронов), много поющий и танцующий. Поверхностный? Да, немного. Так было надо. И переполненный убеждённостью в своей крутости — частично вымышленной и сыгранной им же, Остапом, энергичным и в то же время депрессивным позёром, насмотревшимся «американских фильм».

И был Юрский в «Золотом теленке» Швейцера (1968 год). Самый «остапистый» Остап — как у Ильфа и Петрова. Пройдоха, хитрюга, обманщик, философ и гуманист.

Творческая личность. Артист. Очень смешной и очень грустный. И очень-очень крутой — но постоянно дурачащий себя самого. Харизма чуть ли не вселенского уровня, потраченная на глупости. И стратегический ум. Действительно Великий Комбинатор.

— Из одной рецензии

«Двенадцать стульев»

Пока за дело не взялся Гайдай…

Этому роману, в отличие от «Золотого телёнка» (видимо, признанного слишком специфично-советским), повезло на адаптации: с 1933 и по 1970 годы по всему миру новая экранизация выходила каждые несколько лет, и в большинстве случаев сюжет «перетаскивали» в сеттинг той страны, где снимался фильм, и «обрабатывали напильником» под местные реалии. Почему-то в нескольких разных интерпретациях сюжет был более или менее связан с одной и той же темой: парикмахерским делом (справедливости ради: тема затронута и в первоисточнике, но не в качестве главной).

Чехословакия-Польша

• «Двенадцать стульев» (чешск. Dvanáct křesel, польск. Dwanaście krzeseł, режиссёр с чешской стороны — М. Фрич, режиссёр с польской стороны — М. Вашинский, 1933). Пражский парикмахер Фердинанд Шу́платко (Властимил Буриан) очень рассчитывал на наследство своей богатой тёти-полячки — но та оставила ему только гарнитур из дюжины стульев! Не хватало даже на обратный билет до дома — и в тоске Фердинанд продал означенную мебель старьёвщику… ах, простите, антиквару Камиллу Кле́пке (Адольф Дымша). А потом выясняется, какой «огурчик» был запрятан в одном из стульев… Но стульчики-то уже тю-тю — расползлись по разным покупателям! Огорчённый брадобрей нанимает пройдошливого Клепку в качестве своего помощника… Они и голого намыленного человека ненароком спасли от позора, и на пароход проникали обманом, и спиритический сеанс сделали гораздо более захватывающим, и чего только с ними не было…
  • Есть и своего рода «конкурирующая фирма» — но вместо корыстного священника тут красивая и крутая женщина-мирянка. Поначалу кажется, что в Варшаве у неё ещё и какой-то сообщник есть… И поначалу непонятно (никому, кроме самых смекалистых зрителей), откуда она прознала о тайнике в стуле… Вот только почему она, купив стулья на аукционе, не вскрыла их все сразу, а отправила их товарным поездом (!) в Варшаву? Два олуха об этом не задумались — а следовало бы… И только в финальных кадрах выясняется, в чём тут дело. Не злодейка-конкурентка она, а красная сельдь. Очень остроумная находка сценариста — пожалуй, на уровне Ильфа и Петрова, а также других довоенных иронически-авантюрных комедий (в романе Ильфа и Петрова как раз и стилизованных/спародированных). Бедные, бедные незадачливые Шуплатко и Клепка… Совершили благое дело, сами о том не ведая…
  • На примере этого фильма можно сравнить, что понимали под «кинокомедией» в том далёком году и что в это же самое понятие вкладывают сейчас. Фильм звуковой, но оба актёра, играющие главные роли, «по привычке» пускают в ход трюки из немой комической — преувеличенную мимику, жестикуляцию, кривляния и т. п. В наши дни это странно смотрится. Шуплатко (Буриан) вообще временами напоминает больного пляской святого Витта. Во второй половине фильма, где оба актёра «разыгрались», это перестало так сильно бросаться в глаза.
  • Пейсы, кашрут и день субботний. Клепка категорически отрицает, что он еврей. И кажется, он действительно чистокровный поляк. А вот мебельщик Аполлон Розенман — тот таки да. Ходячий оксюморон: легковерный еврей!
  • Пат и Паташон — длинный Шуплатко и невысокий, но отжигной, комично-серьёзный и харизматичный Клепка.
  • Языковой барьер — великолепно обыграно, с элементами абсурдного юмора. Шуплатко не знает польского (и толком не сведущ и ни в каких других языках, кроме родного чешского); а Клепка поднаторел в огромном количестве языков — знает английский, французский, немецкий, русский (в совершенстве!)… но вот именно по-чешски ни бум-бум. В результате у этих двоих не получалось понимать друг друга… пока они не начали общаться на «птичьем языке» — буквально, чирикая и издавая трели, и тогда отлично договорились.
    • А впоследствии они приноровились как-то общаться и без чириканья, играя на западнославянской близости польского и чешского языков.
  • Не начало ли это прекрасной дружбы? — финальный кадр.
  • Отец семейства Копиркиных — фильм стал популярен, и несколько последующих западных адаптаций основывались не столько на самом романе Ильфа и Петрова, сколько на этом вот фильме. И тем ярче выделялись исключения, сделанные под девизом «Назад к первоисточнику!» — например, кубинская версия или опус Брукса (см. ниже).

Ошибка создания миниатюры: Не удаётся сохранить эскиз по месту назначения

Вот поёт Фогг…

Ошибка создания миниатюры: Не удаётся сохранить эскиз по месту назначения

…а вот страдания парикмахера…

Ошибка создания миниатюры: Не удаётся сохранить эскиз по месту назначения

…и, наконец, вот утёсовская версия (гораздо более поздний видеоряд создан В. Котёночкиным)

• • Русскому зрителю может показаться, что в фильме, в сцене, где Шуплатко выражает своё огорчение, из его уст звучит филк на утёсовскую «Му-Му». Но нет, «Му-Му» сама по себе вторична и даже третична, началось всё не с неё. Дело было так:
    • сперва, в самом начале тридцатых, был сочинён польский хит Владислава Дана (Даниловского) на стихи Мариана Хемара «Może kiedyś, innym razem» (Как-нибудь в другое время…), из него и происходит этот прилипчивый рефрен. А мелодия куплетов отличалась от знакомой ныне нам, да и в конце рефрена — лёгкая вариация. Песню исполнял куплетист Mieczysław Fogg, а затем обладатель бархатного голоса Adam Wysocki.
    • Затем, ввиду популярности этой песни, в эти вот самые «Двенадцать стульев» вставили филк на неё («Mám já tohle zapotrebí» — «Мне ведь надо много денег», спел Властимил Буриан, автор нового, уже чешского текста — Ярослав Миттл). Заодно из этого сделали основную музыкальную тему фильма.
    • И только после этого Утёсов пожелал включить её в свой постоянный репертуар, и Михаил Воловац внёс изменения в мелодию и выдал себя в СССР за единственного автора музыки, а новый текст, по содержанию не связанный с двумя прежними (тот, пародийный, про корову Пеструху, которой изливает душу главный герой), написал Д’Актиль (Анатолий Френкель). Утверждали, что Утёсов «не знал», кто настоящий автор музыки — но это совершенно исключено: Утёсов минимум однажды исполнял оригинал Даниловского «Może kiedyś…» на польском языке (сохранилась аудиозапись).

Великобритания

• Keep Your Seats, Please («Не вставайте!» — строчка из песни, которую поёт главный герой; русифицированной версии фильма, кажется, не существует), постановщик — Монти Бэнкс (комик, упоминаемый в тексте «Золотого телёнка»!), 1936. Стульев только семь. Некий Джордж Уизерс (комик Джордж Формби) охотится за, внезапно, брильянтами своей тётеньки. И получает-таки их в конце, к восторгу своей жены (то есть тут хэппи-энд). А помогает ему жуликоватый адвокат.

Нацистская Германия

• «13 стульев» (Dreizehn Stühle, Э. В. Эмо, 1938). Это попросту германский римейк польско-чешского фильма. Берлинского парикмахера, красивого молодого человека, здесь зовут Феликс Рабе (играет Хайнц Рюман), а венского старьёвщика — Алекс Хофбауэр (Ханс Мозер), уж не намекается ли, что он этнический еврей?.. Во всей этой авантюре с поисками стульев обоих антигероев ждёт сокрушительный крах — но зато они в финале получают сказочное богатство другим путём…
  • А Ильфа и Петрова, заклеймив их «жидами», на этот раз даже в титрах не упомянули.

США, сороковые годы

• «Всё дело в мешках!», а вернее — «Дело сделано!» или «Дело в шляпе!» (It’s in the Bag!, Ричард Уоллес, 1945), с Фредом Алленом (главная роль), Джеком Бенни и Доном Амиче (последние двое — в ролях самих себя, это попросту фансервис: тут, считая этих двоих, в маленьких ролях отснялось не меньше десятка популярных американских радиозвёзд 1940-х). Немногое осталось от канона — разве что стул, внутри которого спрятано целое состояние; его пытается обрести предприимчивый хозяин блошиного цирка Фред Флугл — это то, что ему завещано. А в гарнитуре стульев всего-то навсего пять.

Швеция

• «Семь чёрных бюстгальтеров» (Sju svarta be-hå, Г. Бернхард, 1954). Комедия абсурда.

Бразилия

• «13 стульев» (Treze Cadeiras, Ф. Эйхгорн, 1957). Персонажа, аналогичного Воробьянинову, тут играет известный бразильский комик Оскариту, а сюжет… да в общем-то как в фильме 1933 года.

Куба

• «Двенадцать стульев» (Las Doce Sillas, Томас Гутьеррес Алеа, 1962). Режиссёр решил доказать всем, что этот сюжет очень легко «пересадить» на почву Острова Свободы, где барбудос недавно устроили социалистическую революцию. Фильм очень ругали, но, по мнению авторов статьи, напрасно — с поставленной задачей режиссёр, кажется, вполне справился, фильм нескучен и органичен (а это самое главное!), актёры обаятельны, изменения не притянуты за уши, пропаганда не чрезмерна. За сокровищем старой кубинской аристократки (спешно припрятанным, когда сверзился Батиста, начались реквизиции, и дворяне запаниковали) охотится благородный сеньор Ипполито Гарриго (Энрике Сантистебан) и его хитрожопый помощник Оскар (Рейнальдо Миравальес; БЛЕСТЯЩЕЕ соединение в одном образе… исконных дворника Тихона и Остапа Бендера!), а конкуренцию им составляет лицемерный и молодой отец Теодоро (авторы фильма не упустили случая пнуть католических клерикалов, к 1956 году конкретно так задолбавших многих на Кубе).
  • А уж местный аналог «союза меча и орала» — просто ах! Особенно Франсиско — местный аналог Кислярского. Гертруда же, которая здесь вместо Е. С. Боур — ещё далеко не стара и очень хороша собой.
    • Гертруда без запинки повествует Оскару (якобы «агенту спецслужб США») и сеньору Ипполито (якобы «будущему главе марионеточного реставрационного режима») о том, как она: 1."В первые пореволюционные годы терпела трудности, но блюла свою честь". 2."Поработала немного секретаршей у значительного бизнесмена — который, увы, потом тоже эмигрировал". 3."Поступила затем в магазин модной одежды — но всё заведение позже перебралось в Майами. Вместе с ним не уехала, потому что боялась летать на самолёте". При этом в кадре показывают события, реально происходившие в описываемое время с Гертрудой: 1.При новой власти она поначалу занималась самой настоящей проституцией — то по барам, то даже на панели. 2.У бизнесмена она была не «секретаршей» (никаких бумаг, никаких канцелярских трудов и шкафов с картотекой!), а дорогой содержанкой. 3.В упоминаемом Гертрудой «магазине» — ни единого предмета одежды на продажу (зато полно скучающих разряженных красоток), это не магазин (чего бы то ни было), а бордель. В США же Гертруду, по-видимому, отказался взять с собой тот бизнесмен, а мадам ей предлагала, но Гертруда не пожелала ехать — она, благородная сеньора, вероятно, не видит себя в качестве «понаехавшей» («лимиты»), не хочет встраиваться в американскую систему проституции, а за пределами оной системы никто в Штатах Гертруду не ждёт. А каждая из «девочек» этой мадам заметно моложе Гертруды…
  • Оскар, разумеется, не стал бить пожилого дворянина после того, как тот лоханулся на аукционе. Даже не стал сильно его ругать, всего лишь мягко укорил — и затосковал (но быстро мобилизовался снова и стал созывать уличных мальчишек…). Да и сеньор Ипполито лоханулся другим способом, не таким буйно-скандальным, как в каноне (тем более что на Кубе не практикуется комиссионный сбор).
  • Аналог Эллочки-людоедки говорит сплошными корявыми американизмами (их даже приходится переводить испаноязычными субтитрами), чем крупно доканывает своего мужа Эрнесто, патриота Кубы.
  • В одной сцене отец Теодоро, когда ему потребовалось перестать прикидываться мирянином и снова предстать в «облике пастырском», быстренько залезает в шароподобную уличную декорацию… и вылезает обратно уже в сутане. Пародия на Супермена! А актёр, играющий падре, ещё и лицом напоминает классического комиксового Каль Эля…
  • Неполиткорректный злодей — сеньор Ипполито Гарриго. На сафре после негра ему противно пить воду из кружки. А когда негр, принимая незнакомца за единомышленника-социалиста, похлопал его по плечу — сеньор еле сумел не передёрнуться, как от прикосновения склизкой жабы. Но сумел, сдержался, не выдал себя — даже выдавил улыбку. (Дворяне-расисты — это было типично для Кубы, но до 1956 года — т. е. до революции — вообще не считалось проблемой.)
    • Псевдомилый злодей — весь «союз сторонников реставрации», в полном составе. Когда на собрании «заговорщиков» (уверенных, что заговор у них не липовый) озвучиваются «наказы дворян будущему правителю» — один из «бывших», при полной поддержке остальных, выдаёт псевдогуманные, а на деле расистские формулировки. Даже трудно понять, лицемерие это у оратора или искренняя серобуромалиновая мораль.
  • Оскар — не Остап, на его пути встало не землетрясение, а… цирковой лев. А дрессировщик — болван: ну что это, caramba, за номер такой — дразнить льва и тыкать его стулом?! Вы бы на месте льва тоже в конце концов растерзали этот предмет мебели…
  • Тут добрый финал — никто никого не убил. Сеньор Ипполито, правда, попытался убить или хотя бы покалечить Оскара, но это была попытка с негодными средствами, и выглядела она довольно забавно..

CCCР, первая экранизация (телеспектакль)

• Неоднократно — и в общем-то незаслуженно — обруганный телеспектакль А. Белинского, 1966. О. Б. — Игорь Горбачёв (кажется, первый — но не последний — пример «Остапа с избыточным весом»), И. В. — Николай Боярский (ему вскоре предстоит сыграть Козлевича у Швейцера), здоровенный и толстый, но трусливый отец Фёдор — Рэм Лебедев, Е. С. Боур — Гликерия Богданова-Чеснокова (да, впервые она сыграла «к поцелуям зовущую» именно здесь!), Лиза Калачова — Ирина «Ириска» Асмус («АБВГДейка»), Аполлон Изнуренков — Валентин Лебедев, Ляпис-Трубецкой — Лев Лемке (актёр немного смахивает на реального Сиркеса-Колычева), упитанный Эрнест Щукин — Павел Панков, Эллочка Щукина — Алиса Фрейндлих.
  • «Возрастной» Остап тут — не искромётный постебушник, а ехидный и грустноватый, уставший от жизни философ.
  • Декорации — нарочито бутафорские. Могут напомнить иллюстрации Кукрыниксов к книге. Из «фишек» — рассказчики (те же И. Горбачёв и Н. Боярский) как бы перевоплощаются в Бендера и Воробьянинова и обратно.
  • В качестве музыкального лейтмотива использована известная песня сталинских времён (исполняемая без слов и слегка аранжированная), которую ни Ося, ни Киса в том году слушать не могли: она появилась позже. А альхеновские старушки тут поют не только канонические «Бубенцы», но и «Барыню» (в варианте про «сабатею и воскресенье»).
  • Создатели спектакля решили перекинуть прямой «мостик» между обоими романами (планировался и второй спектакль, по «Телёнку», но по какой-то причине снят не был?!), а также углубить и «закруглить» образ Остапа (нет, речь не о комплекции Игоря Олеговича Горбачёва, хотя и это тоже). В тексте первого романа не описано, какие именно мечты обуяли Остапа, когда он сидел с Кисой в дворницкой и разговаривал с ним о брильянтах — описаны только мечты старгородского льва. А у Белинского Остап, едва прибыв в Старгород со стороны деревни Чмаровки, тут же произносит фразу из «Золотого телёнка»: «Нет, это не Рио-де-Жанейро», а в дворницкой нам показывают, как комбинатор размечтался о Рио, пока усач мечтал о Париже.
  • Елена Станиславовна тут настолько нежно обнимается с Полесовым, что можно заподозрить «роман мая с декабрём», где в роли «декабря», конечно, мадам Боур.
  • Кису здесь заставили в пьяном виде приставать к певице Годлевской (та выступает на очень низенькой, еле заметной «эстраде», и Кисе даже не нужно никуда карабкаться), и это потом просочилось в некоторые другие адаптации (например, к Раманаускасу-Грейтаю). А во время песни, которую исполняет Годлевская, мельком показали Ляписа-Трубецкого, сидящего в том же ресторанном зале и похваляющегося своей девушке: «Она [Годлевская] поёт мой текст!».
    • Упившись, Киса вручает музыкантам и куплетисту непомерно крупную сумму и просит их сыграть и спеть песенку на стихи Аркадия Аверченко «Мама, мама, что мы будем делать», и артисты выполняют заказ. Киса помнит эту песню по дореволюционным кафешантанам — но неизвестно, знает ли он, что эти пародийные «якобы депрессивные» куплеты были прямо-таки предметом культа у белоэмигрантов и в Париже, и в Стамбуле.
  • Изнуренков здесь привёл к себе домой и угощает шоколадом не некую простушку Маргариту, а… Фиму Собак, уже знакомую зрителю по сценам с Эллочкой.

Сирия

• Hamam al-Hana (1968) — 13-серийный телесериал. Трое мужчин ищут стулья (по стулу на серию), в одном из которых запрятана крупная сумма денег. В финале они таки завладевают последним стулом, извлекают клад… а он состоит из бумажных денег старого образца, вышедших из употребления и совершенно бесполезных, не имеющих даже музейной или коллекционной ценности — в общем, «только подтереться»!

Италия, при некотором участии Франции

• «Один из тринадцати» (оригинальное название «12 + 1» или «Una su tredici», Николас Гесснер и Лучано Лучиньяни, 1969). В чём-то перепев германского фильма 1938 года, особенно финал. Но креативщина — во все поля.
  • Сменить пол в адаптации — Остапа Бендера заменили авантюристкой Пэт, и играет её Шарон Тэйт (1943—1969), это один из её последних фильмов.
  • Также в главных ролях: Витторио Гассман (молодой парикмахер Марио Беретти, который тут вместо И. В.), Орсон Уэллс (театральный горе-режиссёр Морис Маркау), Витторио Де Сика (важный итальянец Карло ди Сета), известный комик Терри-Томас (водила-мебельщик Альберт), Милен Демонжо (в роли шлюхи Джуди — та самая «Миледи» из «Мушкетеров» Бернара Бордери).

Снова США: Брукс

• Кинофильм М. Брукса (The Twelve Chairs, 1970). О. Б. — молодой красавец и силач Фрэнк Лангелла, И. В. (которого Кисой там никто не называл) — высокий и весьма убедительный Рон Муди, дворник Тихон — суетливый Мел Брукс, отец Фёдор — дуркующий Дом ДеЛуиз. Буффонада, с элементами пародии на клюквенные западные фильмы «из жизни рашен аристократс», в том числе на западные экранизации русской классики.
  • В открывающих титрах появляется название фильма на русском. Оно написано с ошибкой: «Двенадцать Стчльев». Также в финале появляется надпись на русском: «Конец».
  • Остап Бендер здесь похож не на еврея, а на индуса — смуглый, черноволосый, в ярко-синем пиджаке и тëмно-красных обтягивающих брюках. Судя по костюму — он может быть бывшим гусаром.
    • Или просто мог надеть костюм гусара.
  • Сцены погони здесь напоминают гайдаевские (погоня И. В. за отцом Фëдором с первым стулом, его же погоня за работником, несущим тот самый стул, который «потеряется в товарном дворе Октябрьского вокзала»). Точнее, это у Гайдая сцены погони напоминают эти, ведь Гайдай снял свой фильм на год позже. Но это единственное, что есть общего у этой экранизации с привычными (пост)советскому зрителю адаптациями.
  • В сцене погони за первым стулом в кадре мелькают дома с красными черепичными крышами, очень характерные для европейских стран, но совершенно не характерные для России. Съëмки проводились в Югославии и Финляндии.
  • Хотя на подлинность городских видов картина и не претендует.
  • Невозможно отделаться от впечатления, что грим, костюм и картуз И. В. (Р. Муди), в сочетании с его яркой внешностью — карикатура на… В. И. Ленина. Только ростом этот персонаж гораздо выше, чем вождь мирового пролетариата.
    • Также возможна визуальная отсылка к одному из перовских «охотников на привале».
    • Этому автору правки (выросшему в СССР в 1970-е) И. В. (Р. Муди) никак не напоминает Ленина (лысого, рыжеватого, широколицего, низкорослого), зато кажется похожим на персонажей Чехова, а то и на него самого.
  • Гарнитур генеральши Поповой здесь заменëн на гарнитур генерала Полякова. Отец Фëдор отправляется за ним… в Иркутск!
  • Стулья здесь не «расползлись, как тараканы», по самым разным людям и организациям. 4 из 11 стульев компаньоны сразу обыскивают в музее мебели, а оставшиеся 7 увозит театр «Колумб» (правда, их добывать приходится по частям).
  • В фильме содержится пародийно-сатирическая деталь — намёк на эмиграцию Троцкого в конце 1920-х годов: на табличке с названием «Улица Маркса-Энгельса-Ленина и Троцкого» имя Троцкого перечёркнуто.
  • Пощадить в адаптации — Воробьянинов не убивает О. Б., и вообще они в конце остаются друзьями.
    • Более того, с И. В. от горя прямо на улице случается истерический припадок — и тогда Остап начинает громогласно вещать прохожим: «…у гражданина эпилепсия, болезнь как у Достоевского, скидывайтесь, товарищи, в пользу больного, кому сколько не жалко». Слыша это, Воробьянинов, валяющийся на мостовой, счастливо и благодарно улыбается — и начинает имитировать эпилептический приступ уже преднамеренно. В общем, очевидно, что в описываемом мире Остап и И. В. пойдут далее по жизни вместе, при случае «подрабатывая» мелким жульничеством.
  • Смищной аксэнт — в начале фильма герои говорят с сильным русским акцентом (в частности, используют русский «р» вместо английского «r») и иногда используют русские фразы и выражения, но затем постепенно переходят на правильный английский, как это принято по правилам Голливуда, если герои и история иностранного происхождения.
  • Хороший плохой конец — герои обнаружили, что сокровище от них ускользнуло, Воробьянинов после этого временно обезумел, а Бендер решил, что им теперь лучше разлучиться: его спутник ударил стулом милиционера, а ищут после этого двоих. Но в конце концов они все-таки не расстаются.
  • Это часть представления — Воробьянинов отбирает стул у канатоходца прямо во время представления, взойдя на канат, а затем спокойно оттуда удалившись. Зрители цирка были довольны.

Греция

"Αγάπησα μια... πολυθρόνα" ("Мой любимый стул") (1971). Внезапно, здесь Киса и Остап объединены в одного персонажа, Григориса, которого играет буйный актёр Костас Вутсас. Действие происходит в Греции, революции, понятное дело, там не было, поэтому стулья достаются Григорису в виде наследства покойной тётушки. Сюжет в некоторых местах совпадает с оригиналом, например, есть аукцион, с которого расползаются стулья. Есть перевод субтитрами на английский, но его практически невозможно смотреть из-за того, что Вутсас ни на секунду не затыкается, а по скорости речи он уделает любых троих других греческих актёров вместе взятых.

У Гайдая и Захарова

(N.B. Гайдай взялся за экранизацию после того, как отказался Захаров. Во второй раз Захаров не отказался, во второй раз ему предложили метр побольше.

У Гайдая получился двухсерийный фильм для кинотеатров в жанре эксцентрической комедии — безоговорочный шедевр, хоть и огорчающий некоторых своей «чрезмерной длиной» и насыщенностью («много всего — но раскрыто по чуть-чуть!»). А у Захарова через пять лет — спорная, «на любителя», но тоже очень интересная адаптация в формате постмодернистского, весьма условного мини-сериала (местами она даже ближе к канону — Захаров стремился превратить это в один из её козырей). Нюансов в обоих произведениях так много, что они даже не уместились в статью, и пришлось создавать дополнительную.

После Гайдая и Захарова

Видеоигры

• Компьютерная игра в жанре квест от компании «Бука» (2002). Наполовину фанфикерство. Отдельные роли озвучил Алексей Колган. Финал оптимистичный — Бендер и Воробьянинов и подружились, и вместе нашли бриллианты, и вместе поехали их тратить.
  • Отвратительный толстяк — родственники Александра Яковлевича и его жены, изображающие сирот. Гораздо наглее и бессовестнее, чем в книге и киновоплощениях.
  • Женщины боятся мышей — устранить бесстрашную Александру Яковлевну и добраться до вожделенного стула в Собесе нужно при помощи дрессированной мышки. Там же Остап грозит, что оставшееся время может потратить с пользой — научить мыша лазить по шведским стенкам!
• И ешё один квест, от «S.I. company»: «12 стульев: как это было на самом деле» (2003). Содержит несколько «На тебе!» авторам предыдущего примера — но сделано чуть паршивее, чем он. Хотя на любителя… Квест нелинейный, вид — от первого лица. Над сюжетом поизгалялись как хотели.

Мюзикл

Если будете проездом в нашем городе уездном —
Вы увидите, как много здесь парикмахерских.
И к тому же красят город погребальные конторы,
Что растут, как помидоры, прямо на улицах.
И вам может показаться, будто люди здесь родятся,
Чтоб побриться, освежиться… и сразу дуба дать.

— Вступительный хор

Сценический мюзикл в постановке Т. Кеосаяна, на стихи А. Вулыха (поэта из творческой группы «куртуазных маньеристов»), 2003—04. Продюсерский проект Константина Эрнста. На премьере: О. Б. — Джемал Тетруашвили (это ЕГО роль!), И. В. — Игорь Балалаев (тоже совсем недурной Киса получился).

• Антигерой:

Остап:
Словно лист, на ветер брошен
Бесшабашною рукой.
Не такой уж я хороший.
Хор:
Не такой уж ты плохой.

— Подсветка (в том фрагменте полного либретто, который не вошёл в спектакль)

• В полной версии пьесы Вулых постарался подать этот момент в начале («Дядя, дай десять копеек!») «строго по канону», хотя и не без фантазии (типа, беспризорник — не тот, за кого себя выдаёт, а некто позначительнее… или как-то так). А вот режиссёр Кеосаян в постановке скреативил ещё пуще: заставил именно Остапа попросить у беспризорника «Пацан, дай десять копеек!» — на что сопляк резонно отвечает: «А может, тебе, дядя, ещё и ключ дать от квартиры, где деньги лежат?».
• Знают именно за это — вокальный номер «ГПУ» в сцене, когда Остап запугивает Кису госбезопасностью.
• Лицемерами показаны и Киса, и отец Фёдор. Последний — классический религиозный ханжа. А Воробьянинов поёт «Возможно, я уеду за границу [в случае успешного нахождения и реализации клада]… Я там смогу России пригодиться». Лолшто?! И канонический, и мюзикловый (не отличающийся в этом от первоисточникового) Киса собирался рвануть за границу со своей долей от клада, чтобы прожигать там жизнь, чтобы остаток дней провести в роскоши, довольстве и гастрономической и сексуальной сытости! При чём тут «пригодиться России» — решительно непонятно.
  • И тут же — тонкая пародия на троп «Поединок на песнях»: Киса и попик, не замечая друг друга, тем не менее пытаются один другого перелицемерить — каждый наперебой поёт собственные неискренние мысли.
• Что стало с мышонком? — вскоре после начала пьесы отец Фёдор, выкрикнув Остапу и Кисе, что они «дураки», с триумфальным видом устремляется за стульями — заведомо пустыми, генеральши Поповой. Остап выражает уверенность, что больше они попика не увидят… и так оно и происходит, расстрига начисто исчезает из повествования! Но с прикрученным фитильком, потому что ещё прежде этого, в начале пьесы «демонический» Безенчук издевательски провожает и И. В., и отца Фёдора в ПОСЛЕДНИЙ (с) путь, и всем, читавшим первоисточник, становится ясно: оба персонажа-«путешественника» умрут в дурдомах. (Финальная немая сцена «примирения» Кисы с Остапом очевидно иносказательна: скорее всего она означает, что безумный Киса, запертый в боксе с мягкими стенами, очень раскаивается в своём жестоком поступке, но при этом даже не знает, выжил Остап или умер.)
• Бафос — в одной из лучших арий этого мюзикла мадам Грицацуева, сразу догадавшаяся, что её бросили, поёт очень пафосный, «страдательный», полный красивостей романс на уход Остапа (тут заодно и высмеиваются мазохистичные «девочки для битья»)… а заканчивает всё недоумевающей фразой: почему же её «Суслик» унёс с собой стул и ситечко для чая?!
  • Драматическая смена причёски — пародия. Перед тем как начать петь последнюю строфу этой арии, мадам в отчаянии (и рисуясь) срывает с себя фату, прикреплённую к модному в 1920-е «обручу»… вместе с коротким чёрным flapper-style париком, поверх которого всё это надето. Взору зрителя предстают чуть более длинные каштановые волосы.
• Проблема Тома Бомбадила — чем-то приходится жертвовать, пьеса не резиновая! «Союз меча и орала» — тю-тю. Начисто.
• На тебе! — советский строй в этом спектакле изображён сатирично, пародийно, даже с издёвкой (см. массовые сцены), но всё же тонко, с сохранением меры, без примитивно-грубо-клюквенного злопыхательства (никак не в стиле Аверченко).
  • Массовая сцена «Москва» содержит пародийные визуальные отсылки на скульптуру В. Мухиной и Б. Иофана «Рабочий и колхозница», а также на картины И. Владимирова «Рабфак» и Г. Ряжского «Рабфаковка».
  • В этой сцене к одной и той же девушке поочерёдно подходят два молодых человека, слишком уж (для «простого совпадения») похожих на Ильфа и Петрова.
• В одном месте музыка И. Зубкова откровенно отсылает на музыку Г. Гладкова к адаптации Захарова. Также в некоторых вокальных номерах можно заметить лёгкое пародирование мотивов из культовых мюзиклов «Собор Парижской Богоматери», «Чикаго» и «Иисус Христос — суперзвезда». Именно лёгкое, тонкое передразнивание музыки и вокальной манеры, а не прямой филк.
• Пародия на троп «Адаптационная любовная линия»: зрителю недвусмысленно намекают, что в изображаемом таймлайне Лиза Калачова всё-таки «дала» Ипполиту Матвеевичу.
• Остап поёт Эллочке Щукиной пародийную серенаду… почему-то на чистейшем румынском. Ничего нереалистичного в этом нет: Остап ведь родом из Одессы.
  • При этом Остап попросил Кису построчно переводить — но предварительно поинтересовался: «В каких пределах знаете румынский?». «В пределах гимназического курса!» — ответствовал Киса. Но позвольте, в дореволюционных российских гимназиях — включая и дворянские, в одной из которых учился И. В., — не преподавали румынский!
  • А тут ещё и бонус для гениев (благо Вулых — профессиональный переводчик с румынского/молдавского): первый из двух куплетов этой арии — слегка переделанный румынский перевод стихотворения Есенина «Не криви улыбку, руки теребя» (переводил Жорже Лесня). А начиная с первого же рефрена и далее — у Остапа уже кончился Есенин и началась пошлейшая отсебятина.
• Голый намыленный инженер Щукин с гитарой — насмешка над ноющей интеллигенцией… и над КСП (бардами и их поклонниками).
• Что за фигня, автор?. Ну вот нахрена было в такой прекрасный спектакль вставлять номер с матросами, которым демонстративно-гейски-манерный капитан парохода приказывает «скорее отдать ему концы» и «плотнее хватать руками за тросы» (а актёры и актрисы, изображающие матросов, при этом похабно «ползают» пахом по канатам)…
• Зашёл в аптеку царь Додон — Мечников объясняет завхозу плавучего тиража, по какой именно причине художник не может поплыть вместе со всеми на пароходе: «Он не пил уже давно. Поглядели — он…» (шепчет что-то на ухо завхозу, после чего громко добавляет для всех: «НЕТРЕЗВ»).
• Максим Горький, которого антигерои повстречали на волжском пароходе.
• Остапов «Сеятель» здесь — попросту «Чёрный квадрат».
• Пародия на троп «Теперь они там все такие»: абсолютно все васюкинские шахматисты-любители одноглазы.
  • А прежде того — и ещё случай: соседями голого намыленного инженера Щукина оказываются многочисленные «голые намыленные инженеры с гитарами, ноющие в своих песенках».
• Отсылка:
  • Монтёр Мечников, получив деньги, кричит: «Ну, к источнику!», имея в виду — отнюдь не к нарзанному… Да, да, «Последняя жертва».
  • Символический ход перед самым финалом, когда Киса, зарезав (как он думал) Остапа, демонстративно забирает себе и надевает знаменитую Остапову форменную фуражку — это отсылка к телеспектаклю А. Белинского (см. выше), где была именно такая фишка.
• Пародия на троп «Каноническая Сью»: когда разносится весть о гибели О. Б. (ложная), на сцене появляются четыре человека, контактировавшие с этим деятелем. Главный редактор «Станка», завхоз плавучего тиража и одноглазый руководитель шахматного клуба не имеют никаких претензий к тов. Бендеру, они очарованы им и его поступками (и отказываются верить в его смерть); и даже мадам Грицацуева нисколько не сердится на «Суслика» — она по-прежнему страстно в него влюблена.
• Песня о деньгах — реприза покойной мадам Петуховой «Без денег счастья в жизни нет».
• Спектакль сыгран так, что в финале непонятно, «спасли ли хирурги молодую жизнь» или в этом таймлайне Остап всё-таки бесповоротно погибает. Из полного авторского либретто Вулыха очевидно: спасли, как и в каноне.

Оттингер

Двухсерийный фильм Ульрике Оттингер (Zwölf Stühle, Германия — Украина, 2004). Рыжеволосый О. Б. — Георгий Делиев («Маски-шоу»). Достаточно убедительный, хоть и весьма моложавый И. В. — Геннадий Скарга, которому было столько же лет, сколько его персонажу. В остальных ролях — известные в Украине, но малоизвестные в России комики (в том числе — все звёзды некогда знаменитой труппы «Маски-шоу»), и совсем немного германских актёров. Многие играют по нескольку маленьких ролей, меняя грим. Перед нами — целенаправленный, принципиальный кинотрэш с лёгким уклоном в клюкву и «капустник»… слегка подпорченный долгим, унылым зачином, способным отпугнуть всех зрителей, кроме самых терпеливых. Ни гайдаевского ритма, ни захаровского троллинга… Но прошла примерно треть первой серии — и всё продолжилось за здравие, «разыгрались» все, и актёры и сама госпожа Оттингер, и фильм стало интересно и забавно смотреть, хоть этакое кино и не дотягивает ни до Гайдая, ни до Захарова (но оно и не пыталось). Попытка «солянки из отсылок» не во всём сбалансирована. А к концу второй серии фильм заметно «скатился». Для занятий кинотворчеством у Оттингер нет главного: чувства меры, «соразмерности, сообразности»(с)Пушкин; дама просто механически, рецептурно «лепит ингредиент к ингредиенту», и полфильма за неё режиссируют сами актёры. В итоге получилось что-то уровня «Комнаты»!

• Вместо шляпы Ипполит Матвеевич носит типично украинскую барашковую папаху.
• В роли города N — так называемая «украинская Венеция»: Вилково Одесской области. Украинский город, «снявшийся в роли» Старгорода, пока не опознан (знатоки, на помощь! автор правки живёт не в Украине). А вместо Москвы — Одесса! Она не изображает из себя Москву — просто герои в этом фильме именно в Одессу вместо Москвы и прибыли. Васюки тут, видимо, не на Волге — а путеводитель по Волге Остапу в такой ситуации ни к чему, он тут просто «чтобы смешнее было»… Москва подразумевается только на финальном отрезке, когда найдено уже 11 стульев из 12 (но и финал, разумеется, снят в Украине).
• Любитель кошек — сама постановщица. Кыски или котята то и дело мелькают в кадре.
• Шея мёрзнет без ошейника — в 1927 году Ипполит Матвеевич не более чем скромный сотрудник ЗАГСа из «бывших». Но городские простолюдины по неизбывной привычке кланяются ему так низко, будто и нет никакой советской власти, а И. В. по-прежнему один из городских «тузов» (хотя он теперь проживает даже не в том городе, в котором до революции был «тузом»!). А старушка, у которой «родился внучек», на всякий случай принесла «господину Воробьянинову» в ЗАГС корзинку с домашними кушаньями и штофом «водочки» — как дореволюционному чиновнику.
• Сменить пол в адаптации — аптекарша вместо мужчины-провизора.
• Художественная вольность — пёстрый цирковой пиджак Остапа, и такая же кепка, и его же клоунские двуцветные брюки! Которых «как бы не замечают» все, перед кем Остап корчит из себя важное лицо.
  • Фуражка с белым верхом появится лишь ненадолго, в Крыму, и то её чаще будет надевать Киса (и взята прямо из канона — у Кисы в романе была именно такая обновка!). Она плохо налазит на Остапову буйную рыжую шевелюру.
  • Бокэ и цуккоми — сыграно необычно. И. В., несомненно, в каноне и во всех «прямых» адаптациях играет роль бокэ (как бы «рыжий клоун», который всё время тупит/ошибается/безумствует), а Остап — цуккоми (как бы «белый клоун», рациональное начало, которое то и дело «поправляет» и «воспитывает» Рыжего). Но, при всём при этом, у Ипполита Матвеевича канонически высокий рост и псевдосерьёзный имидж, что испокон веков придавали как раз белому клоуну (в том и комическое несоответствие). Так вот, в данной адаптации вдобавок Остап, с сохранением за ним роли цуккоми, демонстративно одет под Рыжего — шевелюра, костюм, обувь…
• Анахронизм — пожалуй, главный троп фильма. Режиссёрша, кажется, старалась превратить баг в «фичу» (заодно получалась экономия постановочной сметы — дёшево и сердито!). А ещё она явно знает фильм Пичула «Мечты идиота», вышедший десятилетие тому назад, и норовит применить тот же подход. Время действия прямо названо, но…
  • В кадр то и дело намеренно помещаются клетчатые сумки «челноков» из 1990-х (под конец Киса ещё и починять, и тачать их научится — это вместо канонических транспарантиков и дверных табличек!); пластиковые пакеты со смайликами или надписями «Coco Chanel»; куртки уж никак не 1927-го года; синтетические ранцы у школьников; мужские шорты-бермуды; современные номера у современных же автомобилей; памятники и рынки гораздо более поздних эпох (а на рынках — обилие ПВХовых тазиков, ковшиков и совочков); современные термосы («Чай, кофе, капучино!»); современные дензнаки (но цены 1927 года)… Нам показывают не столько тогдашнюю Россию и Украину, сколько Украину современную, местами комически выряженную «под 1920-е годы», и в итоге общий хронообраз фильма — безвременье.
  • Отец Фёдор отбывает из города N, канюча при этом… песню «Вечер на рейде» («Прощай, любимый город, уходим завтра в море»), написанную в 1941 году.
  • Остап входит в Старгород с «секстаном от слова секс, в натуре!»(с) вместо каноничной астролябии, но при этом под нелепый закадровый филк на «Шаланды, полные кефали…» (1943) — и уверяет потенциальных покупателей, что секстан «снят со спутника» (при этом у Остапа, как и в каноне, «для делегаций и женотделов скидка»).
    • В Одессе этот филк прозвучит ещё раз.
  • Альхеновские старушки поют не только каноничные «Бубенцы», но и «Расцвела у окошка белоснежная вишня», автор стихов которой родился в 1932 году.
  • На «блиц-свадьбе» Остапа с Лизанькой Грицацуевой балалаечник играет «Bessame mucho» (1940). При этом у Елены Станиславовны — типичная прислуга 1920-х!
  • Ипполит Матвеевич носит под рубашкой майку-алкоголичку.
  • Одесса уже город-герой! А шо ви думали?! Но по ней раскатывают извозчики 1920-х.
  • В клетушке Пантелея Иванопуло великий комбинатор подстилает под себя типичную газету 1990-х или 2000-х с заголовком «Как из лоха сделать [нрзбрч., видимо — „мужчину“]».
  • Лиза Калачова (органичная Оксана Бурлай-Питерова), одетая в стиле 1920-х, дорвалась до мясного — угощается хотдогом. Но в кино Киса её повёл на вполне аутентичный фильм Л. Кулешова «Ваша знакомая» (1927).
  • В ресторане певица поёт… уже упоминавшуюся выше утёсовскую «Му-Му» (версия музыки — М. Воловац, стихи — Д’Актиль, 1938).
  • С аукциона продают статуэтку «футболиста Шевченко-младшего»?! Но Шевченко-старший (Андрей Николаевич) родился в 1976 году!
  • Рекламный слоган «Смешная цена!» появился значительно позже 1920-х годов.
  • В Одессе, во время вербовки беспризорников, одетых сообразно 1920-м или 1930-м годам, можно видеть на стене граффити с аляповатым, но безупречно узнаваемым изображением Бэтмена.
  • Пятигорск в Пятигорске и снимали — в кадр даже попал санаторий им. Лермонтова.
    • Служители закона в современной форме, пришедшие полюбоваться на Провал — это вообще трындец!! А вот ответ Остапа на вопрос мента «отредактировали»: «[Плата взимается] с целью капитального ремонта природной красоты, чтобы была ещё красивее и природнее».
  • В сцене у колодца Остап на радостях во всё горло орёт «Утомлённое солнце нежно с морем прощалось» (1937).
• Абсурдный юмор — Остап демонстрирует склонность к таковому: встречную свинью ласково называет «кисой» и при этом определяет как «собачку».
• В репликах попадается отсебятина — и довольно годная:
  • Остап — Кисе: «Ваши волосы позеленели… может быть, к весне?»
  • Киса (шутит с Лизой Калачовой, нахватавшись от Остапа): «Париж — чудное местечко, чем-то напоминает Бердичев».
• Сугубо подсвечивается Остапова хуцпа, пополам с «Козёл» и «Самоуверенный мерзавчик»: в дворницкой он нагло возлагает ноги на колени И. В., как на табурет (он не в последний раз использует Кису как «живую мебель»!), а в общаге первым делом забирает себе под голову каноничную подушку, которую И. В. всюду возил с собой. А у Лизы Калачовой, притворяясь, что хочет поцеловать ей руку, Ося упёр хотдог. Серёжками «барышни» (помощницы аукциониста) он поигрывал до тех пор, пока она их вообще нафиг не сняла. Одноглазого руководителя шахматного клуба он «дружелюбно» похлопал по щеке, в манере итальянского мафиозо или американского гангстера. Перед началом своей «шахматной лекции» он демонстративно почистил себе ботинки… занавесом. И нафига Кисе, голодному и утомлённому переходом через горы, ещё и обдувание одуванчика прямо в фэйс?!
• Проблема Тома Бомбадила — «Союз меча и орала» и здесь тю-тю.
  • С прикрученным фитильком: сам Эрнест Павлович Щукин, как таковой, налицо, но в фильм не вошли его «проблемы с водопроводом».
• Когда камера демонстрирует нам победное многоэтажие «Одесского музея мебельного мастерства» — в музыке кратко цитируется «Живёт моя отрада в высоком терему».
• С супругами Щукиными нас на этот раз решили познакомить прямо на аукционе. А позже, в щукинской квартире на Эллочке (Н. Бузько) не каноничное собачье боа, а современная синтетическая шубка «под леопарда» — её-то Ося мгновенно и «идентифицирует как шанхайского барса» (ну, на этот раз хоть внешне похоже).
  • В исполнении Остапа — «Зашёл в аптеку царь Додон»: «Только вы, с вашим женским чутьём, могли выбрать такую ху… дожественную вещь!»
  • Минуточку, а почему камера надолго уехала с Остапа и Людоедки и зафиксировалась на обстановке щукинской квартиры (включая пустую кровать)? Намекается, что эти двое ещё и «быстрым сексом» занялись?..
• Изнурёнкова решили не выпиливать (как, кстати, и в спектакле Белинского, и в телесериале Захарова), и он (П. Коломийчук) тут весьма хорош и каноничен.
• Тайничок в декольте — именно там, у сердца, Грицацуева (талантливая О. Равицкая) хранит свои денюжки.
• Ляпис-Трубецкой (Артур Литвинов) здесь, как и в каноне, очень молод, с привлекательной внешностью, способной сойти за карикатуру на красавца Михаила Светлова. И бережно сохранена сцена, в которой его троллят сотрудники одесской газеты «Станок». В сценах же с труппой «Колумба» можно видеть даже доподлинные клистирные кружки Эсмарха в качестве музыкального инструмента (и Безенчука, тщетно искавшего в Москве Одессе вымирающих от эпидемии)! На пароходе же — именуемом здесь не «Скрябин», а «Парижская коммуна» — процитирована тема насчёт тяги путников к пению песен в дороге.
• На набережной Остап слишком уж нежно обнимается с И. В. — нисколько не беспокоится, что их могут принять за «неправильных влюблённых»… а может, он как раз этого эффекта и добивался?..
• Второй «приступ тягомотины» случился с фильмом, когда авторы начали почём зря детализировать всё, происходящее на пароходе.
  • А затем ритм помаленьку начал возвращаться, когда стали показывать то, чего не было ни в какой другой адаптации — шумовой оркестр театра «Колумб», а именно Галкина, Малкина, Палкина, Чалкина и Залкинда. И их трения с духовиками. Нешуточно хороша сцена, когда ошалевший Симбиевич-Синдиевич (В. Остафийчук) в мультяшно-утрированной манере пытается прервать этот музыкальный поединок между двумя ансамблями.
  • Один из молодых шумовиков (уж не Залкинд ли?) носит бороду и характерную еврейскую шляпу.
  • Репетиции колумбовского режиссёра с красавицей Му́рой (И. Ковальская) — хорошо. Некоторый пережим на «вкраїнськi піснi та танці» — ммм… на любителя.
    • Персонажа зовут Мария (все называют её Му́рой). В «Женитьбе» она играет Агафью Тихоновну, которая по прихоти режиссёра Сестрина (= Мейерхольда) должна ходить по протянутому над сценой канату.
• Остапов «Сеятель» здесь — пародия на кубистов. Остапу и тут (не только в мюзикле Кеосаяна) удалось выдать себя за «не шарлатана, а неформала-авангардиста»! Правда, с парохода всё равно (вернее, ТЕМ БОЛЕЕ) вытурили..
• Пародия на троп Бой-девка — в Васюках здешнего Остапа даже маленькие девочки собрались лупить! Палки (скорее ветки) ради этого похватали.
• Отсылка — неоднократно. Создатели фильма явно видели гайдаевский шедевр — и не удержались, процитировали его местами.
  • Кисе, как и у Гайдая, трудно перепрыгнуть на пароход, потому что уже убраны сходни…
  • Бендер велел Кисе стоять на стрёме и, если кто-то пойдёт мимо, громко петь. Киса занимает «наблюдательный пункт», мимо идёт Му́ра (Мария), молодая прима театра «Колумб». Киса, внезапно, начинает петь «Сердце красавицы», да не просто хорошо, а великолепно, как будто он профессиональный оперный певец. Актриса в искреннем восторге аплодирует. (У Гайдая Киса «стопорил» той же самой арией — но спетой скрипуче, по-любительски — не артистку, а монтёра Мечникова, а тот остановился не потому, что восхитился, а потому что, в срандель пьяный, непременно жаждал подпеть.)
  • Остап выкидывает с парохода в воду стул, «в котором нашлась глупая дощечка» — и слышен звук потревоженных мебельных пружин, как у Гайдая при каждой неудаче героев…
  • Спятивший поп докучает Брунсу — а за кадром начинает звучать «Вечерний звон» (но почти сразу превращается в «Гори, гори, моя звезда»).
• Увы, исполнитель роли Брунса (В. Пиница) сыграл плохо… Такое чувство, что он вообще не профессионал. Как сказал один критик (по другому поводу): «Может, и натурально, но неталантливо».
• Грызть реквизит:
  • Очередной стул Киса уже буквально рвал зубами.
  • Прибрежная мебельная вакханалия отца Фёдора — расправа с гарнитуром генеральши. Перебор и поэтому отстой: сцена затянута, актёр переигрывает и всё время орёт — и потому под конец уже болят уши. Гайдай знал меру, обладал гениальным чувством композиции — а тут хотели банально «переорать Гайдая»… и загубили сцену.
    • Такая же беда позже случилась и в сцене с колбасой/скалолазанием. Ах, насколько же этот Борис Раев «не Пуговкин» и «не Ролан Быков»! Внешне он на роль попа очень даже годится, но это ведь «меньше чем полдела»… Ни пожарной лестницы, ни «пятой бригады» мы не увидим: зрителя поощряют к мысли, что поп, возможно, так и околел там, на недосягаемой вершине.
• Пнуть сукиного сына — ну где ещё можно полюбоваться на избиение горцами Остапа? Да к тому же столь паскудного и настолько неумелым, очевидным манером мухлюющего в «три карты»… К концу метража здешний Бендер, и без того самоуверенный мерзавчик, начал заметно терять остатки великолепия.
• …Нет, эта киноподелка — не просто трэшак из трэшаков, это ещё и эмоциональные качели! Не успел зритель зафэйспалмить от бездарной игры Раева в роли обезумевшего расстриги — как его зрительскую душу радуют дивным переосмыслением классической сцены «дэнги давай!». Нет, ну в самом деле, неужели плясавшие перед машинами дети спокойно стерпят «внезапных конкурентов» в лице двух странных взрослых мужиков?! Дети и в каноне не потерпели — но там суровые и крутые кавказские шкеты закидывали двух проходимцев камнями (те в ужасе бежали), а здесь вышло светлее и мягче…
• Мы тебя где-то уже видели: в роли «судьбоносного» сторожа Дома железнодорожника — постаревший Валерий Бассэль (мент, которому Кирпич кричал «На, обысси!»). Вот только начало диалога, увы, сыграно как натяжное.
• Финальные кадры подсвечивают: «мы показали вам капустник», и в этой насквозь условной сцене отец Фёдор всё-таки получил веником от своей попадьи (ослепительная красавица Алла Бродская)!

Паперник

Телефильм-мюзикл М. Паперника, 2005. О. Б. — Николай Фоменко, И. В. — Илья Олейников, отец Фёдор — Юрий Гальцев, мадам Петухова — Ольга Волкова, Елизавета Грицацуева — Нина Усатова, Эллочка Щукина — Анжелика Варум, Фима Собак — Елена Воробей. Довольно тупая и пошлая поделка («…два яйца самого Фаберже!»), притом что недурные в целом песни — на стихи маститого Наума Олева (написал тексты песен к фильму «Мэри Поппинс, до свидания!» и мультфильму Давида Черкасского «Остров сокровищ»). Во многих сценах актёры и актрисы щеголяют в костюмах и париках, «пародийных аж до тошнотворности» (как сказал один критик). К тому же Олейников — якобы так «смешнее и понятнее нынешним людям»! — в ряде сцен заставил своего Кису говорить «быдляцким диалектом», которого ни под каким видом не мог употребить каноничный Киса («Скоко-скоко?!»). Также в ресторане он произносит фразу про огурцы с интонацией, присущей для уже ставшей крылатой фразы. А напившись, так и вовсе называет Лизу не кем-нибудь, а аж Зосей («Какая разница! Что ты знаешь, Лиза?!»). И, разумеется, Киса в кадре то и дело лапает и целует «пожилые», но всё равно прекрасные ноги Елены Станиславовны (Людмила Гурченко, пародирующая троп «Мисс Фансервис»), обнажённые чуть ли не по самое «не могу». Но там есть одна недурная реплика Кисы в сцене, когда его только что побил Коля Калачов: «Дворянина! по печени!».

• Кастинг-агентство «WTF?» — в обрамляющих сценах (диалоги между Ильфом — Д. Шевченко — и Петровым — А. Семчев) Петров по неизвестной причине изображён чем-то средним между добродушным и отвратительным толстяком. Реальный Петров вовсе не был толст.
  • Но внешность ещё ладно. Почему Евгения Петрова сделали каким-то ностальгистом-монархистом? IRL писатель был, как и его старший брат Валентин Катаев, несомненным сторонником советской власти. Возможно, создатели ориентировались на то, что в 1920 году братьев Катаевых забрали в ЧК и едва не расстреляли.
• Это часть представления — педаль в пол. Пароход, сеанс одновременной игры, горы — все эпизоды происходят на сцене театра «Колумб» во время спектакля, сбор денег Воробьяниновым для выкупа стульев — в зрительном зале, что воспринимается как должное не только зрителями, но и труппой: постановка экспериментальная, всё на импровизации… А вот отец Фёдор с «анафемой Воробьянинову» в стилистику спектакля не вписался.

Раманаускас-Грейтай

Ошибка создания миниатюры: Не удаётся сохранить эскиз по месту назначения

А вот и трейлер

И это ещё не конец череды адаптаций! В 2016 году появилась литовская — и пропитанная антиросскийским настроем — экранизация (12 kėdžių, Альги[рда]с Раманаускас-Грейтай). Действие перенесено в наши дни, и Остапас Бендерис (Мантас Стонкус) — очень годный рукопашный боец, на вид современный литовский «браток», Киса же (Юлюс Жалакявичус) — осколок советской эпохи, бывший секретарь райкома. Ну а отец Феодорас (Далюс Скарамакас) — жуликоватый католический священник, бывший комсомольский вожак. Сам режиссёр фильма появляется в крохотной роли поварихи в доме престарелых (аналоге Альхеновского «кефирного заведения»). Details coming soon.

• Чёрная Волга — в советское время товарищ Ипполитас Киса был секретарём райкома и разъезжал на чёрной «Волге», а его подчинённый Тихонас (позже дворник) подобострастно открывал ему дверцу.
• Маразм Склерозыч Альцгеймер — троп дважды обыгран в чёрноюморном ключе.
  • Старушек, обитающих в женском доме престарелых, зовут по радио на обед: «…Вниманию бабушек с Альцгеймером и осложнённым Альцгеймером: занимать те же места, что и вчера и позавчера!»
  • Ближе к финалу фильма, когда те же бабушки подняли бунт, их предводительница, раздавая указания, в частности кричит: «…У кого Альцгеймер и осложнённый Альцгеймер — что помните, то и делайте!..»
• С аналогом инженера Щукина приключилась смена пола в адаптации. Эта молодая и прекрасная (и женственная, и притом с характером) г-жа Эрнеста (Н. Яничкина) — ещё и любовный интерес Остапаса. По-видимому, она дизайнер: дома у неё какой-то кульман.
• Театральный монтёр Мечниковас: «Как договорились. Все три стула. Один кто-то спёр еще на теплоходе — и на этот раз не я».
• Пародия на Бондиану — и это простодушно подсвечено в финале репликой протагониста (а еще ранее, в середине фильма — репликой его начальницы).

Прочие

• «Куклы» (НТВ, 1996), выпуск «Великие комбинаторы» https://www.youtube.com/watch?v=kaUDWg1Xiuw
• «Будильник», шахматный выпуск. Инсценирован фрагмент с сеансом одновременной игры. https://www.youtube.com/watch?v=iYiW_K0o4_o&list=PLCFBF4CB31B1FE9B3 с 7.28. С жирной отсылкой к версии М. Захарова.

И ещё одна анонсированная адаптация

Необходимость её — под большим вопросом; ну да ладно, чем бы актёр ни тешился… Автор идеи и исполнитель главной роли — Дмитрий Нагиев. Ждём.

«Золотой телёнок»

Ну, наделали же делов эти бандиты Маркс и Энгельс!

— Фраза соседки из сериала Шилкиной (финал второй серии). Сойдёт за эпиграф ко всему разделу

Данелия

«Васисуалий Лоханкин» (1958) — студенческая киноработа-короткометражка молодого Георгия Николаевича, ещё не сделавшегося в те времена киноклассиком. При участии Шухрата Аббасова как сопостановщика. В ролях: Лоханкин — Евгений Евстигнеев, Варвара — Галина Волчек.

Швейцер

Двухсерийный кинофильм Михаила (Моисея) Швейцера с Сергеем Юрским в роли О. Б., 1968.

• Юрский в роли Остапа — убийца фанатского раскола. Любители поспорить, кто же круче в этой роли, Миронов или Гомиашвили, частенько сходятся на том, что Юрский был самый крутой. Хотя на лицо больше похож на Гомиашвили, так что можно смотреть сразу после фильма Гайдая.
• Разрушение четвёртой стены — такое же, как и у Захарова. «Это конец первой серии, студент!».
  • Точнее, это «у Захарова такое же, как у Швейцера», потому что мини-сериал Захарова вышел позже.
• Сгустить краски в адаптации. По книге товарищ Корейко Александр Иванович имеет оклад 46 рублей. В фильме зачем-то урезали на 4 рубля. Осталось всего 42.
• Камео — Гигиенишвили сыграл Марлен Хуциев. К сожалению (или к счастью? вставной фрагмент с «Вороньей слободкой» в целом уж больно несуразный…), вырезали.
  • А в роли здоровенного секретаря-дармоеда в «предбаннике» Арбатовского горисполкома мелькнул молодой Михаил Кокшенов (только начинавший серьёзную кинокарьеру, хотя снимавшийся уже около десяти лет). В роли же неугомонного молодого автолюбителя («А вы на студебеккере?») — Игорь Ясулович, достаточно известный уже в то время: его многие помнили по «Девяти дням одного года», «Время, вперёд!» и «Городу мастеров».
• Пасхалка, а также пародия на тропы «Рекурсия» и «Разрушение четвёртой стены»: в сцене, где Балаганов и Паниковский подсматривают в окно за пишущим что-то Остапом, Михаил Самуэлевич, ухохатываясь, кричит: «Видали, Шура?! Писатель! Ильф и Петров!».
  • Ранее ещё одна пасхалка (и заодно «На тебе!»?): Остап подходит к заведению фотографа-частника, который на вывеске обозначен как «Г. Натансон». Георгий Натансон (1921—2017) — советский кинорежиссёр, к тому времени успевший поставить фильмы «Гроза» (1944), «Белая акация», «Аннушка», «Шумный день», «Всё остаётся людям», «Палата», «Старшая сестра», «Ещё раз про любовь»; Швейцер к его творчеству относился иронически. А работы платных фотографов, обслуживавших обывателя, в 1920-е — 1930-е годы, как правило, были голимой пошлятиной; рекомендуемые источники — фильм «Весёлые ребята»; роман Э. Штритматтера «Лавка»; мультфильм Е. Гамбурга «О море, море!..»; мультфильм «Подводные береты».
• Швейцер удалил из сюжета инцидент с крестьянкой, со всей дури стукнувшей Паниковского по спине — поэтому смерть Паниковского от внезапного паралича сердца выглядит ещё трагичнее: получилось, что пятидесяти-с-чем-то-летний «старик» (истощивший свой организм давней немытостью, нерегулярным питанием, а в молодости, надо полагать, ещё и пьянством и «излишествами всякими нехорошими») умер просто от переутомления в результате долгого пешего марш-броска!
  • Блестящая отсебятина Швейцера (и отсылка к «Двенадцати стульям» — сцене торжественного пуска трамвая): попытавшись произнести над могилой Паниковского надгробную речь, Шура неожиданно для себя самого заговорил о… международном положении.
• Ужас у холодильника: сколько ж людей в условиях разрухи по милости Саши Корейко (и таких, как он) окочурились без лекарств и питательных веществ! Нельзя также исключить, что пару раз он и убивал ради своего подпольного богатства. Ведь воровал ЭШЕЛОНАМИ, как тут не замараться в крови! Что-то он уж очень обыденно (привычно?!) готовится убить великого комбинатора, когда, только что вручив ему миллион, полагает, что усталый Остап вот-вот заснёт. Но Бендер смахнул-таки сон, восстановил бдительность — и ядовито предостерёг гр-на Корейко, мол, не пытайтесь, не прокатит. И заодно упомянул случившееся пару лет назад покушение на убийство в исполнении Воробьянинова.
• Остранение — из-за какого-то оптического феномена, случившегося на морозе (знатоки! кто в курсе, как это называется и от чего получается? и бывает ли так вообще IRL?), румынские пограничники, обступившие Остапа, поначалу кажутся «наехавшими» на комбинатора великанами.

Пичул

Пародийный телефильм «Мечты идиота» (1993 г., реж. Василий Пичул — создатель знаменитой «Маленькой Веры»). Образы героев кардинально переделаны. Толстенный Остап (С. Крылов), «трепетный», но быдластый долговязый Балаганов (Евг. Дворжецкий), интеллигентный (!), при этом высокий и крепкий (!!), однако всё равно ненормальный Паниковский (С. Любшин), угрюмый, гоповатый и уродливый Козлевич (В. Толоконников, которого все помнят как тов. П. П. Шарикова в «Собачьем сердце»), жлоб-Корейко, которому не 38, а все 50 (Анд. Смирнов), «роковая» Зося Синицкая (Алика Смехова)… Из-за всего этого фильм ощущается многими как раздражающий. Изрядная часть фанатов условилась считать его «небывшим».

• Это ни в коем случае не «теперь в современности». Тут сложнее: приметы времён нарочно перепутаны и перемешаны, как позже сделает Оттингер в «Двенадцати стульях». Менты одеты в форму 1930 года, «эмки» тоже тогдашние, и цены везде — тех же времён (взяты прямо из первоисточника), а Остап и другие два жулика, как и положено, упоминают «лейтенанта Шмидта» — но местами режут глаз современные одежды и «дипломаты». Паниковский вместо белья носит дореволюционный мужской цельный купальный костюм (видавший виды, но не ветхий) — а Остап позже щеголяет в джемпере «в ромбик», каких не носили в 1930-м. Типичная довоенная советская пионерия — и тут же рядом красные пиджаки «новых русских». На парадах строят «живые пирамиды» из телес молодых, красивых физкультурников и -ниц, как в 1920-х и 1930-х — но при этом открыты легальные казино (нет, место действия — несомненно довоенный СССР: мир параллельный, но там тоже отовсюду лезут красные знамёна и ленинские портреты и бюсты). Дожимая «клиента», Остап показывает ему явно дореволюционную фотографию семьи Корейко, а вскоре упоминает события времён гражданской… а во время манёвров в понарошечное газоубежище загнали не только Балаганова с Паниковским, но и компанию кришнаитов, распевающих «Харе Рама». Т. е., как и у Оттингер, время действия — безвременье. Фильм Оттингер даже сойдёт в качестве «условного приквела» к фильму Пичула (у той дамы аптекарь «сменил пол в адаптации», а у Пичула — председатель Арбатовского горисполкома!), если принять, что О. Б. стал серьёзнее, перестал краситься под рыжего клоуна, изменился в лице, полысел и набрал много лишних килограммов, которые, однако, добавляют ему харизмы.
  • И, разумеется, много других анахронистических деталей — прежде всего музыкальных, так что сразу понятно, у кого Оттингер содрала концепцию. Например, когда Остап охмуряет даму-председателя (она сходу очаровалась «душкой Николаем Шмидтом») — звучит «Я возвращаю ваш портрет…» (aka «Люблю», муз. Е. Розенфельда, стихи Н. Венгерского, а не «Н. Венгерской», как указано почти везде; год первого исполнения — 1938). Проникновенно рэкетируя миллионера, Остап играет на рояле «О любви» Эннио Морриконе, написанную специально для фильма «Крёстный отец» (1972). Братство горюет, что упустило свою жертву — а поблизости звучит «Летят перелётные птицы…» (песня 1949 года). Остап уехал в Среднюю Азию, Зося по нему тоскует среди ливня — и музыка отсылает к «Летнему дождю» (1990) Игоря Талькова. Зося наблюдает за разгромом «Рогов и копыт» под звуки «Катюши» (1938).
  • Есть и примеры совсем уж тонкого юмора в этом духе: Остап сказал Козлевичу каноническую фразу «нам надо в Черноморск, у нас там небольшое интимное дело», употребив слово в значении, привычном для 1930 года — «личное, секретное, конфиденциальное», а Балаганов при этом проржался так, будто он человек 1990-х годов и привык понимать «интимное» в значении «имеющее отношение к области секса».
  • Берлага (А. Леньков) тут — крупье, Полыхаев (Ю. Назаров) — пожилой военный командир высокого ранга в форме 1930-х, но явно нечистый на руку в стиле 1990-х, а Скумбриевич (А. Негреба) — типа нэпман, одетый как «новый русский» и с ухоженной бородкой и общим лоском ну никак не тридцатых, а опять-таки девяностых.
  • В финале Балаганов не спит на вокзале, а нищенствует на улице, принародно играет на губной гармонике, как в 1990-х. В нашем 1930-м его за такое мигом замела бы милиция (а вот спать на вокзальных скамьях как раз разрешалось — вернее, официально запрещалось, но как раз на это милиция смотрела сквозь пальцы, особенно если сунуть менту полтинничек).
• В этой адаптации у Паниковского дополнительный вербальный тик (помимо канонического «Жалкие, ничтожные личности!») — типичное ашкеназское «ашотакоэ?!». И ещё один — «Убива-а-ают!».
• Дефенестрация — была учинена над Паниковским вместо «каноничного вышвыривания в дверь». Причём таким способом, после которого в реальной жизни Михаил Самуэлевич, пожалуй, не выжил бы. А в фильме он встал и пошёл как ни в чём не бывало.
• Высокоточный матснаряд: Балаганов трижды выпускает матснаряды, совершенно отсутствующие у Ильфа и Петрова и потому разящие наповал своей неожиданностью: «Нихуя себе!» (возмутился методом, каким гусекрад делил деньги), «…блллять…» (когда Шуре тяжело тащить гири), «потому что ум, блять!» (восхваляет Бендера).
  • Выжимая гири (и переживая из-за того, что Зося ему отказала), Корейко выпустил погулять зыбучего грёбаного песца: «Да млять!».
  • А в разговоре с Балагановым об этих самых гирях Паниковский заочно назвал Корейко не только подлецом, но и мудаком. А в свою авантюру с гирями эти два придурка вовлекли и Козлевича (чтоб «работал лошадью», поскольку в этой адаптации у Корейко хранятся зачем-то аж четыре гири — отчего, вероятно, нелепое подозрение Паниковского и превратилось в уверенность). Позже на резонный вопрос Балаганова «А где золото?!?!» сын Самуэля мрачно отвечает «Хуй его знает!».
  • Сюда же и Козлевич, неиллюзорно горюющий над умершим Паниковским и оглушительно ругающий неизвестно кого: «ТВАРИ! ПИДОРАСЫ!!!!».
• Лицемерие — это смешно, а также отсылка к знаменитой канонической сцене с огурцом («Не делайте из еды культа»): Остап говорит «Шляпа на Паниковском меня решительно смущает»… и забирает эту шляпу себе (она в этой адаптации не рваная, а всего лишь эксцентричная, странной расцветки).
• Камео: Андрей Соколов (красавчик Серёжа из «Маленькой Веры») в роли увлечённого, немного прибабахнутого осоавиахимовского лектора. И Владимир Этуш в роли Фунта, который и здесь, как в каноне, был рождён в 1839 году — вот только пасхальные бруки(с) у него не белые, а красные.
  • З/к Фунт здесь то ли старый маразматик, забывший, что уже выдал замуж свою внучку Голконду Евсеевну ещё в разгар нэпа, то ли старый хитрец, пытающийся выманить у богатого Остапа крупную надбавку (мало ему «ста процентов сверху за вредность!»). А может, всё проще, и Голконду Евсеевну пришлось выдавать замуж повторно?..
• Из сюжета начисто исчезли: 1. Перикл Фемиди; 2. «Геркулес» (Корейко работал в музее естественной истории); 3. Турксиб Восточная Магистраль (Корейко в образе аксакала-пастуха одиноко сидит у костра в Барса́-Кельмесе, т. е. там, где некогда были воды Аральского моря, и употребляет насвай); 4. «невозможность хорошо погулять в Средней Азии 1930-го года, если ты не номенклатурный товарищ» (Бендер и Корейко гуляли в оазисе неделю в духе самых смелых мечт Остапа о «восточном кабачке», пока Бендер не заскучал. Ну а ибн-Корейко решил остаться там навсегда; но не сдаст ли его впоследствии органам одна из танцовщиц?!).
• Канонический сарказм Бендера насчёт «Нет никакого Рио, это всё иллюзии, как миф о загробной жизни»… отдан Александру Иванычу. Но смысл тот же: «граница — на замке, за неё невозможно легально вывезти такенную сумму, а бежать, особенно с ценностями, очень трудно».
• Получив от Остапа 50 000 руб., Шура недоверчиво обнюхивает их, буквально отсылая к выражению «Деньги не пахнут».
  • После этого поведение Шуры в ресторане ясно показывает, что стало бы с деньжищами, если бы Шурка не залетел с ними в мусарню. Он их все быстро «прохохотал» бы, как поступали с награбленными богатствами пираты в XVII и XVIII веках! Широким жестом «пожаловать» арфистке десять тысяч?!
• Бонус для гениев: Шура (уже только с сорока тысячами в кармане) принялся мочиться в реку, на которой стоит шикарный открытый плавучий ресторанчик. Это отсылка к шутке Альфонса Аллэ (1854—1905) «Будь я богат, я бы то и дело — и повсюду — ссал».
  • А в самом начале фильма — особый нюанс для тех, кто знает внешность Петра Шмидта. «…Я удивительно похож на своего отца!». Не трынди, Ося! Канонический Бендер (которого рисовали с Валентина Катаева), а также Сергей Юрский и с натяжкой Олег Меньшиков — действительно похожи на Петра Шмидта. Но не Сергей Крылов!
• Тоскующий Остап тут делает фэйспалм, но не пачкой купюр, как позже у Шилкиной, а шляпой.
• Побег за границу тут кончается печальнее некуда. Это встречный паровоз? Не спешите: всю эту сцену Остап лишь прокрутил в своём воображении — и решил ни за какую границу не бежать. И, вопреки канону, умудрился и Зосю заполучить, и «мильон без какой-то мелочи» сохранить!
• Кастинг-агентство «WTF?» — режиссёр заявлял, что «хотел превратить это в приём, и, кажется, получилось».

Шилкина

Восьмисерийный телесериал Ульяны Шилкиной, 2006. Хотя меньшиковский Остап гораздо мягче, лиричнее и душевнее, чем циничный, меланхоличный и злобноватый мироновский, да и на лицо мало похож — произведение начинающей, но талантливой постановщицы со скрипом сойдёт как сиквел захаровского мини-сериала. Мог же Остап искренне подобреть после того, как побывал в реанимации из-за своей чёрствости?!.. Тем более что оба этих Остапа не любят снимать свою фуражку с белым верхом. Сюжетная преемственность демонстративно подсвечивается некоторыми репликами Бендера (каноничными, взятыми из книги/набросков к книге): Остап подробно расскажет Александру Иванычу о Воробьянинове, а позже, в финале, Козлевичу о Грицацуевой.

• Два в одном, и три в одном — экономии (и изящества) ради, а также для пущей неоднозначности образа. Инженера К. И. Талмудовского стыдит за «летунство» тот же самый служащий, который чуть позже смеётся над идеей «кутить на пикнике и кататься на такси на свои, а не на казённые деньги» и в панике спасается от Козлевича, бафосно угрожающего подвести его «под выездную сессию суда».
• OOC — единственное, пожалуй, по-настоящему слабое место сериала: Козлевича в первой серии заставили шпарить свой флэшбек… почти точно по тексту, написанному Ильфом и Петровым «от автора», почти не перефразировав, не стилизовав под натуральную речь Козлевича, какой он говорит все остальные свои реплики! ЗАЧЕМ?! Чувствуется, что произносящему всё это от лица Козлевича актёру Дмитрию Назарову неловко, и он отчаянно пытается «вытянуть» монолог хотя бы убедительными интонациями. Но получилось так-сяк. Выпирает.
  • Ну и ещё можно придраться к моменту, когда на торжественной смычке Восточной Магистрали метрдотель всё время повторяет: «Вот сервирую здесь праздничный стол — и всё, можно умирать!». Метрдотель повторял подобное и в романе — но там он был престарелый, а тут ему максимум сорок с лишним! Получилось, что шилкинский омоложённый метрдотель чем-то неизлечимо болен.
• Фэйспалм — Корейко делает его не ладошкой, а… пачкой купюр, расстраиваясь по поводу того, что эти деньги опасно тратить.
  • И, конечно, ближе к финалу О. Б. повторяет этот «жест купюрами», но по другой причине: нет ему радости в жизни, несмотря на обилие денег.
• Кошмары злодея — Александру Корейко порой снятся такие сны. В них он в искажённо-гротескной трактовке, на фоне условного псевдотеатрального задника видит свои былые «подвиги» на стезе незаконного обогащения: то он ворует продовольствие, а пьяный в стельку «товарищ», за эти продукты отвечавший, вдруг позволяет себе глупый антисемитский выпад (но наезжает не на Корейко, а на Маркса, за которого, хошь не хошь, а приходится пить); то Александр Иванович возглавляет липовую «химартель „Реванш“», и «работающий» там мальчик вдруг гаркает «ВЫ АРЕСТОВАНЫ!».
• Красавица Икуку — внутримировой пример. Спивающийся и на глазах сходящий с ума Полыхаев (начальник лесопромышленного концерна и редкостный жулик), в условиях вопиющего дефицита технических специалистов (рубеж 1920-30-х! СССР!), выписал из Германии за валюту великолепного инженера Заузе… и обрёк его на вынужденный многодневный простой. Инженер места себе не находил, негодовал, не хотел даром получать деньги. Пьяненький Полыхаев осерчал на его «склочность» © и, типа в наказание, «сослал» инженера… работать, на фабрику. Инженер был вне себя от радости: «Наконец-то! Das ist Glück!». Секретарша Серна Михайловна комментирует: «Дождался, болезный!». Инженер, не расслышав (и плохо зная русский язык): «Oh, ja! Ich bin полезный! Я очень полезный!». И, торжествуя, уходит.
• Лицемерие — это смешно:
  • Паниковский старается уверить Остапа в истинности своих слов — и ради этого предлагает: «Хотите, на икону перекрещусь?». Михаил Самуэлевич, вы уж что-то одно из двух — или кипу с головы снимите, или…
  • Горит Воронья слободка… и надо слышать, каким тоном жильцы (особенно Никита Пряхин, Митрич и Дуня) возглашают, сидя на улице и глядя (хочется сказать «любуясь») на катастрофу: «Пожар! Горим!». Тот, кто читал роман, знает: они же сами и подожгли. Но и нечитавший по этой интонации мигом всё поймёт. Nostalgia Critic в таких случаях говаривает: «Да ладно, вы даже не стараетесь».
  • Троп отыгран и в «Геркулесе»: в сериале есть сцена — Скумбриевич весьма художественно оформляет стенгазету, изобразив под крупным заголовком «Бросившие пить и вызывающие других»… самого себя, Берлагу и Полыхаева. И в романе и в сериале подсвечено, что Полыхаев попросту спивается (даже и не думая завязывать), а вернее, «любящие» подчинённые его старательно спаивают.
• Стопроцентное внешнее попадание — пожалуй, пародия на троп, учитывая контекст. Васисуалий Андреич Лоханкин (в исполнении Мих. Ефремова), в своём пенсне в длинной цепочкой, а также с его бородой и чертами лица (и крепкой, но нетренированной фигурой), выглядит как ПОЛНАЯ копия… Антона Павлыча Чехова!!!
• Бонус для гениев, Авторский произвол и, возможно, Анахронизм. Почему в 1929 году по пляжу весело носятся совершенно обнажённые купальщики обоего пола? Общество «Долой стыд!», устраивавшее именно такие акции (не только на пляжах), фактически существовало в СССР с 1922 года (зарегистрировало себя лишь в 1924-м) и официально запрещено было уже в 1925-м, но с тех пор милиционерам приходилось ещё несколько лет «пресекать безобразия». А здесь никто не паникует и не кричит «милиция!» — видно, в Черноморске свои нравы… «Ах ты, деревенщина!» // — Сказала столичная женщина, // Когда тётка Аглая, // Всех барынь облаяв, // Заявила ей лично, // Что неприлично // Валяться на пляже // Без трусиков даже. (с) М. Тименс, эпиграмма 1920-х гг.
  • Граждане без плавок, «прикрывавшие фиговыми листочками не библейские места, а лишь носы» и «время от времени входившие в воду, прикрывая при этом рукой библейское место», упомянуты и в каноне.
• Отыграться на слабом — детали см. в основной статье.
• Отсылка. В книге — и в фильме Швейцера — Корейко в разгар Остаповой речи кинулся душить комбинатора и получил от него люлей. Ну а здесь Бендер более позёр и танцор, чем атлет, и потому пускает в ход тинтинов трюк — вовремя уворачивается, когда качок Корейко собрался влепить ему прямо-таки летальный удар кулаком, и в результате мультимиллионер расшибает себе кулак о стену.
• Камео: председатель Арбатовского горисполкома — Вадим Демчог; бородатый вахтёр «Черномор» на Черноморской кинофабрике — Михаил Калинкин; лектор в газоубежище (которого никто не слушает) — Геннадий Скарга; инженер Птибурдуков — Фёдор Добронравов. И, конечно же, князь товарищ Гигиенишвили — Кахи Кавсадзе (тот самый «Чёрный Абдулла» из «Белого солнца пустыни»!).
• Ну прямо как родитель — вкупе с пародией на троп «Борец за нравственность». Добавлена сцена, отсутствовавшая в книжном первоисточнике: Балаганов читает любимую лоханкинскую книгу «Мужчина и женщина» — и ухохатывается. Паниковский заглядывает ему через плечо, тычет пальцем в страницу [там, чисто для науки, напечатаны фотографии обнажённых женщин, в том числе и с расставленными ногами — но в кадре этого не видно] и наставительно говорит: «Это неприлично, Шура. Вот вам смешно — а это неприлично».
  • Позже, в «газоубежище» (идут манёвры), Балаганов задремал на скамье рядом с Паниковским, прислонившись к нему — а Паниковский, думая о своём, рассеянно и ласково (в «родительском», а не в «гомосексуальном» смысле!) гладит буйные вихры Балаганова. И это притом, что совсем недавно Балаганов его побил (было за что) и демонстративно попортил его, Паниковского, одежду!
• Не знает матчасти. Неведомо, нарочно это сделано авторами или по незнанию, но Кушаковский в этой адаптации — может, и настоящий (а не ряженый) ксёндз, но уж точно липовый поляк. Свою знаменитую фразу, обращённую к Козлевичу и означающую «Опомнитесь, сударь, куда же вы?!» он тут произносит так, как ни один лях её не произнёс бы: «Опамяту́йтеся, пан! Доко́нод пан идé?!» (вместо «Опаме́нтай се, пан! До́конд пан и́де?!»).
• Билингвальный бонус: Васисуалий, гневаясь на Птибурдукова, обзывает его «Petit-petit-petit-бурдуков!». Petit [пти] — по-французски «маленький» (а также «мелкий»), так что Лоханкин одновременно намекает и на «жалкость и ничтожность личности» Птибурдукова, и на… гм… размер…
• В сцене на кинофабрике — пародия на троп «Неуместный Сталин». Среди загримированных киноактёров Бендер сначала встречает липового, но внешне очень убедительного «Юзефа Пилсудского», а затем двух фактурных лицедеев в удивительно годном гриме и костюмах, которые во время перерыва в съёмках спорят друг с другом, не выходя при этом из образов Льва Толстого и Максима Горького.
• Идея фикс — ловля чужих гусей и употребление их в пищу — была у Паниковского и в каноне. Но здесь Леонид Окунев своей блестящей игрой продавил педаль в пол: «Те-е-ега… тега-тега-тега!».
• Экшн-понос — штамп еле-еле обозначен, так что получилась пародия на троп. В романе автомобиль Козлевича просто ломается и не может дальше ехать? Развалился на части, и только?.. Ну а у Шилкиной он ВЗОРВАЛСЯ (к счастью, ни один жулик серьёзно не пострадал)! В каноне Остапа просто вытолкали из поезда?.. Ну а у Шилкиной его общими усилиями раскачали, как ранее было поступлено с Паниковским в исполкоме (это не видно, но очевидно) — и швырнули так, что он вылетел кубарем! Высоко-о пошёл… Хорошо, что приземлился на песочек; да и падать явно умеет и меньшиковский Остап, и сам Меньшиков.
• Бонус для современников (пародия на троп). Для наших с вами современников, живущих в начале третьего тысячелетия. На могиле Паниковского не накалякали «…человек без паспорта», зато написали «М С ПАНИКОВСКИЙ» (то бишь «Михаил Самуэлевич») без знаков препинания, так что нам с вами легко принять это за «MC [эм-си] Паниковский», то есть «Master of Ceremonies 'массовик-затейник конферансье и исполнитель рэпа'», наподобие Noize MC или MC Вспышкина.
• В адаптации Шилкиной Остап, в исполнении Олега Меньшикова, не настолько крут, чтобы бить пограничников (у Швейцера эта каноническая деталь, в исполнении могучего Юрского, потомственного «циркового», смотрелась более чем уместно). Поэтому шилкинский Остап не поднял на них руку (или золотое блюдо), а только обозвал их «козлами» и ещё по-всякому. За что крепко получил по лицу.
• Неприемлемый финал. Изначально роман имел вполне себе хэппи-энд с женитьбой О. Б. на Зосе Синицкой. Сериал попытался воплотить эту концовку, но от провала это не спасло.
  • Ну, насчёт того, провал ли это, могут быть разные мнения. Шилкина и её сценарист Илья Авраменко решили как можно грамотней (но с сохранением доли условности) перенести на экран всё то, что Швейцеру пришлось выпилить ради упихивания романа в двухсерийный формат. Только у Шилкиной можно полюбоваться на «всё-всё-всё и всех-всех-всех»: ксёндзов, охмуривших было Козлевича; полный состав учреждения «Геркулес»; вставную эпопею о «Вороньей слободке», причём без купюр (с убедительным Лоханкиным); весёлую компанию советских и зарубежных мастеров пера на строительстве Восточной Магистрали; и пр. и пр. И нельзя сказать, что это так уж дерьмово сыграно. Начиная от невероятно милого и на свой лад органичного Остапа (О. Меньшиков) — пожалуй, самого доброго из всех экранных, но при этом всё же не сусального! — и заканчивая каким-нибудь Периклом Фемиди, все роли, при последовательном и непредвзятом просмотре, оставляют приятное впечатление. Свою долю ненависти сериал схлопотал главным образом из-за того, что это ДРУГОЙ Бендер, ДРУГОЙ Шура, ДРУГОЙ гусекрад, ДРУГОЙ Адам, ДРУГОЙ Александр-ибн-Иванович — все выглядят и ведут себя не так, как отечественный зритель привык по швейцеровской классике. «Синдром утёнка» как он есть!
    • Реализованы даже откровенно вставные, необязательные мелкие репризы — из тех, которые так любили Ильф и Петров (в первую очередь виртуозы малой формы): например, ностальгирующий старенький монархист (И. Дмитриев), огорчённый тем, что после краха романовского режима ему снятся «советские», а не «романовские» сны — например, великие стройки, а не генерал-губернаторы; или история о провинциальных художниках-конъюнктурщиках, состязающихся за право написать портрет крупного советского чиновника (вымышленного), тов. Плотского-Поцелуева (А. Тютрюмов). Экранизирована и карикатура на Одесскую кинофабрику, где якобы столь нетрудно получить 300 руб. за набросанный на коленке сценарий. И даже попытка разбогатевшего и не вполне трезвого Остапа (мающегося «синдромом Мартина Идена») выяснить у гостя из Индии (известного гуру, в книге — старика, причём лично Рабиндраната Тагора, очарованного Страной Советов, а в экранизации — юнца), «в чём смысл жизни».
    • Финальная, восьмая серия начинается с того, что вернувшийся из Средней Азии О. Б. присутствует на похоронах В. В. Маяковского (кстати, это чёткий пруф, что действие «Золотого телёнка» начинается в 1929 году, а заканчивается в 1930-м или 1931-м). Креативщина Авраменко и Шилкиной?! Да нет же, Ильф и Петров написали именно такой эпизод, но потом решили не включать в его книгу. А девиз Шилкиной, к восторгу Александры Ильиничны Ильф (1935—2013), звучал как «восстановить всё!».

Дилогия целиком

Аудиоспектакли

• «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок».
  • В аудиоверсии «Двенадцати стульев» одна из альхеновских старушек поёт (не под руководством Альхена, а так, для души) частушку, отсутствовавшую в тексте романа: «Я любила тебя, брат, четыре года в аккурат, а ты меня — полмесяца, и то хотел повеситься». Нет, это не про инцест. «Брат» здесь — фамильярное обращение к мужчине, который заведомо не связан с лирической героиней никаким кровным родством. (В XIX веке могли и так сказать… и мужчина мог к своей собственной жене обратиться, как бы шутя, «матушка моя».)
  • Эта аудиоверсия вдобавок украшена — чуть ли не в стиле «Ну, погоди!» — многочисленными «мелодиями изображаемой эпохи», фрагменты которых исполняются без слов, а иногда к тому же в изменённом виде. Замечены, среди прочего: «Бублики», «Канкан», «Конфеты-бараночки», «Красное яблочко» (Loli phabay), «Матчиш», «Мурка», «Мы кузнецы, и дух наш молод», «Хабанера» (из «Кармен»), «Цыганочка», «Цыплёнок жареный», «Чардаш», «Частица чёрта в нас…» (Остап даже принялся издевательски напевать это во время объяснения с Грицацуевой в редакции), а в самом начале — трудноузнаваемая аранжировка на «Ехал на ярмарку ухарь-купец». А вот детский хор, поющий в финале «Песню о встречном» («Нас утро встречает прохладой…») — анахронизм: песня-то появилась только в 1932 году. Кроме того, песня про Ленинград («За Нарвскою заставою…»), а действие финальной сцены романа происходит в Москве.
  • Ипполит Матвеевич здесь «элегантный и манерный (в гетеросексуальном варианте) нытик». Отсылка-оммаж к чеховским «Трём сёстрам»: подъезжая на поезде к Москве, Воробьянинов, преследуемый неотвязным видением Музея мебельного мастерства, буквально стонет: «Москва-а-а!.. Москва-а-а…».
  • А вот певицу Годлевскую тут облагородили: она поёт не нечто разухабистое, а изяч-чный романс «На бульваре» («Никого, кроме нас…») на стихи Бенедикта Лившица (1886—1938). А глупый куплетист после нее появляется — но поёт не «Хо-одите…» и не нечто наподобие, а ошанинское «Год за годом несутся вдогонку…» — анахронизм и «На тебе!» одновременно: поётся-то с красивыми интонациями, но слова-то (как обычно у Л. Ошанина, жившего в 1912—1996 и обруганного многими, в том числе Юрием Визбором) пошлейше-кокетливые, с дешёвой претензией на «красоту и мудрость»!
    • А вот Киса, упившись и шаля в ресторане (а также хамя официанту и приставая к Лизе), напевает как раз «Хо-одите, вы всюду бро-одите…» — видимо, в этой адаптации подразумевается, что он слышал эти куплеты ранее, в каком-то другом заведении. Вряд ли по радио! В то время радио передавало только нечто «идейно выдержанное» или по крайней мере особо допущенное к эфиру, на что у канонических припевок про аппендицит нет никаких шансов. Это вам не новое тысячелетие.
  • Ну вот нафига Остапа заставили упомянуть «Тайный союз меча и орала» прямо при Коле Калачове?! (Хорошо хоть Коля не обратил внимания — он в этот момент был весь поглощён ненавистью к Ипполиту Матвеевичу и «концентрацией», направленной на то, чтобы не укокошить старого ловеласа ненароком, бить аккуратно, но сильно.) Каноничный Остап не ляпнул бы такого никогда, даже при всей своей любви к «словесным завитушкам». Встреча с функционерами ОГПУ в «гостеприимном» кабинете одного из них — даже маловероятная, даже способная произойти лишь по нелепому стечению обстоятельств — уж никак не входила в планы великого комбинатора!
  • Аудиоверсия «Золотого телёнка» — от того же самого постановщика и с тем же самым озвучателем Остапа. Приём с популярными мелодиями применён и тут. Например, всё приключение двух незадачливых детишек лейтенанта — Николая и Василия Шмидтов — разворачивается в председательском кабинете под «Раскинулось море широко…» и «Товарищ, нет силы мне вахту держать…».
    • Также к «закадровому репертуару» добавились «Подгорная» и «Люди гибнут за металл» (лейтмотив Корейко).
    • За Балаганова разговаривает Вячеслав Невинный, так и не сыгравший Шуру у Швейцера (режиссёр тогда сказал «Слишком могуч и толст!»). Его Шура всё время угорает над непрекращающимися шуточками Бендера — и оттого очень любит и уважает командора за его остроумие.
    • Здешний Паниковский — предельно серьёзный и даже почти умный.
    • Зрелый Козлевич говорит с сильным польским акцентом.
    • У Корейко здесь очень приятный голос и располагающие интонации. Пока его не «понесёт» — в нём невозможно заподозрить злодея. А когда его «несёт» — он становится гаденько-визгливым и ядовито-саркастичным.
    • Текст романа заметно сокращён.

Прочее

• Не совсем адаптация, а «неполное собрание сочинений в одной колоде» (надпись с джокера на футляре), т. е. памятная колода «Черноморску 207» (2005 г.). Крупные карты — персонажи дилогии. Причем одни срисованы с героев фильма М. Захарова, а другие — с киногероев Л. Гайдая.

Примечания

Ильф и Петров
Книги	Двенадцать стульев • Золотой телёнок
Адаптации	Подробнее об адаптациях (Остап Бендер у Гайдая и Захарова)