Полемизирующее произведение

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.

— Ф. И. Тютчев

Давно пора, е..на мать,
умом Россию понимать!

— Игорь Губерман

— Но скажите, кто-нибудь что-нибудь понимает?
— Вряд ли! Сами знаете, это Тютчев сказал, что «умом Россию не понять». А так как другого органа для понимания в человеческом организме не находится, то и остается махнуть рукой. Один из здешних общественных деятелей начинал, говорят, животом понимать, да его уволили.

— Тэффи, «Ке фер?»

Полемизирующее произведение отсылает к какому-либо другому произведению и как бы пытается оспорить разные положения оттуда. Оно более-менее самостоятельно, но тем не менее имеет ряд отсылок и заимствований из исходника, именно их подача и сравнивается. Полемизирующему произведению необязательно выворачивать всё наизнанку, представлять чёрное белым, а белое чёрным: автор может быть вполне согласен с автором исходника, иметь те же стремления, но отдельные аспекты всё-таки оспаривать, или показывать «как было бы на самом деле». Но может быть и так, что полемизирующий автор совершенно не согласен с автором исходника и переворачивает всё.

Полемизирующие произведения могут быть хорошими, когда автору действительно есть что умного сказать. А может быть и так, что автор лишь решил примазаться, показать «смотрите, как я умею», и выйдет лишь «теперь банановый».

Примеры

Мифология и фольклор

• С очень прикрученным фитильком (полемикой это зачастую не является, скорее — просто издевательским отзывом), но куда-то сюда — школьные стебные стихи на тему литературы (в основном переделки классики, но могут быть направлены и против автора лично). «Як умру, то поховайте: / В сраку пороху напхайте…», «Краще з'їсти кирпичину / ніж учить Павла Тичину», «У лукоморья дуб спилили…» (есть несколько вариантов одного из абзацев в статье «Русалка»)… Вероятно, такие вариации есть на все, что либо настолько классика, что уже смешно, либо просто раздражает (из перечисленного — Тычина писал довольно специфическим слогом, его стихи нравятся далеко не всем и плохо запоминаются, а о пропагандистских стихах позднего периода, которые сейчас многие вообще считают не бывшими, автор правки вовсе не слышала ни одного положительного отзыва).
  • С Тычиной ещё та проблемка, что после 1991 года его проходят исключительно в качестве «тонкого лирика». А когда не в меру любопытный и ехидный школяр находит всякие «Біля церкви на майдані революція іде» и «В полі трактор дир-дир-дир», у преподавателя литературы обычно срабатывает кнопка берсерка.

Біля церкви на майдані
Спить Тичина в чемодані.
Дайте мені кирпичину,
Я влуплю Павла Тичину!

Ой, Павло Тичина,
Дорогий профессор!
Пишешь ти, як Пушкiн!
Жаль, нема Дантеса.

• Справедливости ради, у Тычины есть очень сильное и при этом идеологическое стихотворение времён войны «Я утверждаюсь».
  • Все дело в том, что до середины 20-х годов Тычина действительно был оригинальным лириком, которого нараспев хвалили и эмиграция, и советские украинские братья по перу. Вот только с началом развития гонений на буржуазных националистов, арестов родственников и единомышленников Тычина приходит к пониманию простого факта — если хочешь выжить, становись партийным борзописцем. Вот и получилось так, что Тычина заметно деградировал, но в отличие от многих товарищей не вошел в число «Расстрелянного возрождения». Такой поворот налево многие не оценили. Крупнейший писатель украинских эмигрантов Александр Олесь (который безумно гордился Тычиной, называя его гениальнейшим поэтом и своим любимейшим учеником) разразился стихотворением «І ти продався їм, Тичино…», где укоряет Тычину, дескать, у Иуды хватило благородства и совести тихо повеситься, а ты, Тычина, готов распинать людей лично.

• Книга Руфь — едва ли не первопример. Написана после возвращения иудеев из вавилонского плена, когда пророк Ездра боролся за расовую чистоту, против смешанных браков. Безымянный автор возражает ему: даже величайший из наших героев царь Давид — не чистокровный еврей, его прабабка Руфь была моавитянкой. Так, может быть, в смешанных браках ничего страшного и нет?

Театр

• После скандальной премьеры гоголевского «Ревизора» Николай I отреагировал необычным образом: поручил князю Цицианову написать продолжение — «Настоящий ревизор». В нем появляется справедливый и честный инкогнито из Петербурга, а Хлестаков помогает ему, продажные чиновники же получают по заслугам. Художественный уровень пьесы существенно ниже, чем у Гоголя, популярностью она не пользовалась и целиком до наших дней не дошла.
• О. Форш и Г. Бояджиев, «Князь Владимир» (1943): откровенно полемизирует с разгромленной советской критикой пьесой Демьяна Бедного «Богатыри» (1936). У Бедного креститель Руси — недалёкий трусоватый подкаблучник, гордящийся своей варяжской кровью, отличающей его от «раба, славянской души», само крещение — пьяное недоразумение, а религии и боги ничем не отличаются друг от друга. У Форш и Бояджиева перед нами добрый правитель, практикующий хождение в народ, и вырастающий в искусного государя, варягов искренне ненавидящий, а крещение Руси — окончательное избавление от варяжской и языческой скверны, принятие высокой культуры от сиятельной Византии.
• Леонид Филатов:
  • «Ещё раз о голом короле» — с пьесой Евгения Шварца «Голый король».
  • «Моцарт и Сальери» — с Пушкиным.
• Пьеса украинского драматурга Николая Кулиш «Мина Мазайло» — с пьесой Михаила Булгакова (1891—1940) «Дни Турбиных». К примеру, про неё с восхищением откликается пожалуй главный отрицательный персонаж этой пьесы Тетя Мотя. «Дуже жалько, дуже жалько, що у вас не виставляють на театрі „Дні Турбіних“ — я бачила в Москві. Ах, мої ви милі, „Дні Турбіних“. Це ж така розкіш. Така правда, що якби ви побачили, які взагалі осоружні, огидливі на сцені ваші українці, ви б зовсім одцуралися цієї назви… Грубі, дикі мужлани! Телефон попсувався, дак вони… Ха-ха-ха… трубку чоботом почали лагодити, об стіл, об стіл її, — бах, бах. Ідійоти! І хоть би один путній, хоть трішки пристойний був. Жодного! Ви розумієте? — Жодного! Всі, як один, дикі й жорстокі… Альошу, милого, благородного Альошу вбили, та як убили!… Якби ви, панове, знали, яка це драматична сцена, коли Альошина сестра довідується, що брата її вбито! Я плакала… (Утерла сльози). І тобі, Моко, після цього не сором називатися українцем, не сором поставати проти нового папиного прізвища! Та в „Днях Турбіних“ Альоша, ти знаєш, як про українізацію сказав: все це туман, чорний туман, каже, і все це минеться».
  • Вообще Кулиш очень не любил Булгакова и на сохранившийся стенограмме встречи Сталина и украинских литераторов прямо обвинял того в шовинизме и искажении фактов.
• Фанский мюзикл Twisted — по отношению к |диснеевской франшизе про Аладдина: главный герой — Джафар, положительные персонажи куда неприятнее, чем в мультфильме, да и атмосфера более мрачная, суровая и грубая.

Литература

• В определённом смысле — А. Н. Толстой, «Золотой ключик, или Приключения Буратино», по отношению к «Приключениям Пиноккио» Карло Коллоди. В «Пиноккио» на первый план вынесена борьба с собственными недостатками, в «Буратино» — с внешним злом, олицетворением которого является Карабас-Барабас.

Русскоязычная

• А. С. Пушкин, «Путешествие из Москвы в Петербург». Полемика, сами понимаете, с Радищевым. «В России нет человека, который бы не имел своего собственного жилища. Нищий, уходя скитаться по миру, оставляет свою избу. Этого нет в чужих краях. Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности. Наш крестьянин опрятен по привычке и по правилу: каждую субботу ходит он в баню; умывается по нескольку раз в день…»
  • На его же стихотворение «Дар напрасный, дар случайный» ответил митрополит Филарет Московский.
• Н. В. Гоголь — внезапно сам с собой. Продолжение «Мёртвых душ» предполагало высокоморального помещика с непроизносимым именем, других либеральных и добрых помещиков и поворот направо Чичикова.
• А. К. Толстой «Но чтоб рушились селенья,/Но чтоб нивы пустовали — /Нам на то благословенье/Царь небесный дал едва ли». Полемика с тютчевским «Эти бедные селенья,/ Эта скудная природа». Да и вообще А. К., из которого в школах проходят только банальную лирику, был на самом деле знатным троллем своего времени, полемизировавшим в стихах много с кем и чем.
• «Волкодава» иногда называют «русским Конаном». И действительно, многие сюжетные элементы совпадают с «Конаном» (только не с книжным, а с киношным). Но Семёнова постаралась сделать так, чтобы получился не столько боевик, сколько живое отражение древнего менталитета (в её собственном представлении, не всегда совпадающем с академическим), и подчас Волкодав противоположен Конану. С другой стороны, Волкодав вышел уже тогда, когда сам жанр героического фэнтези окончательно иссох десятилетия этак три и Конан перестал волновать массовую аудиторию. Семёнова реанимировала покойника из могилы за счет новизны жанра в РФ, а потом он сам вернулся в нее.
  • В частности, Конан — бабник, который норовит трахнуть все, что с сиськами, а Волкодав воспитан в матриархальном племени, преклоняется перед женщинами, как перед святыми, и до тридцати лет так и не утратил невинности. Почему? Веннские женщины у Семёновой совсем не настолько испорчены и детей хотят рожать своим любимым мужьям, которых сами для себя выбрали. Совращать мальчишек им абсолютно не требуется. И вообще ясно, что по веннским представлениям, семейная жизнь «потребностью в хорошем долбе» далеко не ограничивается. Женщина — прежде всего мать семейства. Мужчина — воин и защитник. А посторонним там места нет. Правда, во время Ярильных ночей у веннов проходят оргии, но и тогда всё происходит исключительно по обоюдному согласию, и «штатное» наказание за изнасилование (измерить шагами собственные кишки) продолжает действовать и в эту ночь.
    • Автор данной правки в который раз встречается с этим мнением. что Волкодав якобы преклоняется перед женщинами. Где в его действиях преклонение? Обычное уважение, которое не особо встречается у других народов, где женщина считается ниже мужчины (как в нашем с вами мире, да). И чётко разграничены роли: женщина и кошка — хозяева в доме, мужчина и собака — хозяева во дворе дома.
    • Волкодав потерял семью и свободу в детстве, так что сохранением невинности «обязан» Самоцветным горам, а не преклонением матриархату.
  • Кроме того, Конан дичайше амбициозен, то и дело становится вождём, свергает королей, служит наёмником то тут, то там, и довольно неплохо для варвара приспосабливается к цивилизованному миру, даже норовит приодеться по местной моде. Волкодав не лезет в вожди, не борется за власть, и вообще похож на приверженца «теории малых дел», а также ни в коем случае не расстаётся со своими вбитыми в детстве в голову убеждениями, даже когда это очень выгодно. Конана же отличает скорее отсутствие условностей и убеждений — мол, это всё глупые условности цивилизованных дурачков, а мы, благородные дикари, парни простые!
  • А вот кто реально полемизировал с Конаном в той же весовой категории, так это Элрик из Мелнибоне Муркока. Трудно найти двух так не похожих героев одного жанра. Муркок и не скрывал, что создал своего персонажа как противоположность Конану. Конан — варвар, который стал королём, Элрик — наследственный император, потерявший корону. Конан физически сильный и здоровый — Элрик альбинос, с рождения слабый здоровьем из-за инцеста предков. Конан — бабник, у Элрика по этой части большие проблемы (которые все же не мешают ему заводить любовниц в каждом романе цикла). И т. д.
• «Сердце меча» Ольги Чигиринской (Брилёвой) задумано как полемизирующее с социально-этической концепцией «Вавилона» за авторством широко известного в узких кругах Могултая (Александра Немировского).
  • Не задумано. «Вавилон» там присутствует в намеренно чучельной версии, и это так специально, потому что он там не ради философской полемики, а ради сюжетной коллизии — как кошмар для любого набожного и человечного христианина вроде главного героя. И вообще там всё мутно с тем, насколько это Вавилон: Чигиринская уверяет, что Немировский её благословил на использование своих идей в романе, а Немировский пишет, что Вавилон «Сердца меча» — не его идеи, а их извращение, и ничто не мешает так же извратить христианство (а, стало быть, как полемический аргумент оно такое себе).
• А. Галич, «Поэма о Сталине» — по отношению к «Двенадцати» Блока; собственно, легендарная блоковская фраза «Впереди Исус Христос» вынесена Галичем в эпиграф. Если Блок трактует революцию в религиозно-эсхатологическом ключе в духе «Бог с красноармейцами», то Галич в лице Сталина изображает Антихриста, который одновременно и противопоставляет себя Христу, и хочет быть прощённым Богом.
• «Сердце Змеи» Ефремова по отношению к рассказу «Первый контакт» Мюррея Лейнстера (который герои «Сердца Змеи» даже читают и обсуждают).
  • Рассказ «Воители» Ларри Нивена уже по отношению к «Сердцу Змеи».
  • А также рассказ А. Розова «Сердца Змеи 200 лет спустя». Пополам с идейный продолжатель.
  • Есть также легенда, что писать «Великое кольцо» Ефремов начал, полемизируя со «Звёздными королями» Гамильтона — принял жидковакуумную историю, автор которой не имел понятия о разнице между картой галактики и картой звёздного неба, за чистую монету.
    • Если точнее, то полемизировать он решил со всем жанром космооперы со всеми этими звёздными империями и звёздными войнами. А «Звёздных королей» указал как типичное произведение и педаль в пол даже для космооперы. На правах комментария: говорим «космоопера» — подразумеваем «Гамильтон», ну и наоборот.
    • Есть фанатская легенда, будто чёрный властелин Дарт Вейдер — спародированный Дар Ветер из «Туманности Андромеды» (весьма светлая личность). На самом деле Лукас про Ефремова едва ли даже слышал, а про имя Вейдера есть как минимум две более убедительные теории — от английского «захватчик» или от нидерландского «отец». Да и причём тут Дар Ветер, когда титул Дарт носят все ситхи — Дарт Мол, Дар Плэгас, Дарт Сидиус и имя им легион.
  • «Час Быка» также задумывался полемикой с жанром антиутопии — дескать, авторы антиутопий просто эпатируют читателей картинами черной беспросветной задницы, не объясняя, ни как так получилось, ни что с этим делать, а еще чаще вообще показывая, что «сопротивление бесполезно» ©, а вот я напишу с железобетонным обоснуем, почему, и четко распишу, как из этого выбраться. Получилось спорно, особенно в части «как выбраться», ибо Ефремов раскритиковал все варианты, потроллил местных «смотрите, на Земле красиво, у вас тоже может так быть», потом накрыл Торманс черным платком на двести лет, сказал «сим-салабим, ахалай-махалай» — и все, там коммунизм. Вроде как.
• «Лунная дорога» Александра Казанцева — полемика с «Неумолимым уравнением» Тома Годвина: один из героев «Дороги» оказывается в ситуации, идентичной описанной в «Уравнении». Более того, герой этот рассказ читал. И зовут его Том Годвин! Выход из ситуации он всё же находит.
  • А сам этот рассказ полемизировал если не с конкретным произведением, то с тогдашним НФ-мейнстримом, где явно или неявно утверждалось: наука поможет найти решение в любой ситуации. Извольте: у Годвина именно наука в лице «неумолимого уравнения» указывает, что единственно возможное решение — убить героиню.
  • «Наука» в «Неумолимом уравнении» такая же, как и у Стругацких в «Далекой Радуге». Техники безопасности нет, проверок на зайцев никаких нет, резервирования не предусмотрено — точно, именно так современная наука и работает. Подсвечивается героиней Казанцева: «Эллен с отвращением читала ее, ей казалось, что автор… придумал ситуацию не для того, чтобы показать героизм, а чтобы напугать неизбежностью, насладиться психологией убийства… пусть и вынужденного, но убийства!»
    • «Лунная дорога», увы, и сама недалеко ушла по научности. Из множества ляпов здесь упомянем лишь один: если на подлёте к Луне у вас достаточно топлива, чтобы сесть (пусть даже и выкинув сперва из ракеты полсотни кг), то вам его заведомо и с огромным запасом хватит на коррекцию траектории, чтобы обогнуть Луну без посадки и вернуться на Землю, никого не выкидывая. Траектория получится примерно как у «Аполлона-13».
• «Убийца наваждений» Антона Орлова — Педаль в пол по всем статьям. Во-первых, сам роман — ответ на едкий антифанфик. Во-вторых, в качестве антагониста — карикатурно картонный персонаж из ранних неизданных рукописей самого автора (картонность персонажа выглядит вполне органично — ибо это не живой человек, а наваждение); таким образом, книгу можно рассматривать как полемизирующее произведение к своим же собственным ранним сочинениям.
  • Кстати, да — по сюжету романа морок появился на свет именно после того, как похожий на автора персонаж интереса ради ознакомился с «полемизирующим произведением» от старой подруги, которая на самом деле много лет завидовала автору.
• «Рыцари Сорока Островов» Сергея Лукьяненко — прямая полемика с Владиславом Крапивиным относительно фразы «Дети не воюют с детьми ни на одной планете — они еще не сошли с ума» из повести «Оранжевый портрет с крапинками». Фраза эта вынесена в эпиграф, а далее Лукьяненко на литературном языке самого Владислава Петровича старательно развенчивает сей постулат. Надо сказать, что правда в данном случае на стороне Лукьяненко: воевали дети и с детьми, и со взрослыми — достаточно вспомнить хотя бы красных кхмеров.
  • Однако нет. Чтобы дети начали воевать, должны очень сильно постараться взрослые. Так что правда, может быть, и на стороне Лукьяненко, зато истина на стороне Крапивина.
    • Или взрослым не надо ничего делать. Школьные разборки и буллинг начинаются там, где учителя предпочитают ограничиваться преподаванием, не задумываясь о воспитании.
  • Не говоря уж о том, что в «Рыцарях…» дети поставлены в искусственные (во всех смыслах) условия. Так что басня получается неудачной: «Смотрите, дети всё-таки могут воевать друг с другом… если их похитят инопланетяне и скажут: „Воюйте, а то не отпустим“».
    • Повторимся, если понимать «войну» не только как собственно военные действия, то дети как раз воюют регулярно. В конце концов, последний свой бой за книгу героям приходится пережить именно в родном мире.
      • В коротеньком послесловии сказано, что в детстве каждый двор — как остров, а каждая улица — мост в неведомое. Что придает всей книге оттенок аллегоричности.
• Лукьяненко же в «Звезды — холодные игрушки»/«Звездная тень» полемизирует на грани антифанфика со Стругацкими. Но очень уж в духе эпохи либерализма — какой же это коммунизм будущего без концлагеря?
• Повесть «Вторжение» Юрия Нестеренко — в преамбуле сказано прямым текстом, что это полемика с произведением Стругацких «Гадкие лебеди» (и сценария «Туча» на его основе). Если у Стругацких симпатии на стороне «детей», олицетворяющих светлое будущее в противовес косному настоящему, то у Нестеренко — на стороне «отцов», пытающихся помещать наступлению весьма мрачного будущего (а служащие ему дети — этакие юные штурмовики с промытыми мозгами). Что любопытно, сам автор, как сказано в той же преамбуле, задумал этот сюжет в 16-летнем возрасте. Учитывая, что сами «Гадкие лебеди» явно полемизируют со стандартным сюжетом про злых инопланетян, промывающих мозги детям, получается, что полемика в итоге сделала полный круг.
  • И ещё про Стругацких — «Чёрная пешка» Лукьянова по мотивам ненаписанного «Белого ферзя». Основная идея: ради блага государства можно массово творить любые гнусности и зверства, и это правильно.
    • По книге речь о системе, которая решила записать все агрессивные асоциальные элементы в военных, создать им жертв за пределами своего государства и разрешить делать с ними что угодно (а со своими — ни-ни под угрозой строжайших и неотвратимых наказаний). Всë для того, чтобы остальная часть общества, изолированная от «военного» пояса, могла жить в практически идеальном государстве. В этом плане интересна эволюция взглядов главного героя, внедрённого в Островную империю и видевшего обе еë стороны.
    • Это «идеальное государство», как показано даже в апологии автора — суть жесткая кастовая система, где из одного класса в другой пройти нельзя, оппозиция тупо высылается, а прогресс подменен на с трудом поддерживаемое самовоспроизведение ресурсов. По сути, идеальная фашистская утопия без концлагерей, но с высылкой, сегрегацией и легализованной армией садистов, на хотелки которой тратятся нехилые деньги.
  • «Змеиное молоко» Михаила Успенского — фанфик, полемизирующий с романом «Парень из преисподней». Если коротко: революция это плохо, любой террор против неё — это хорошо.
• Джордж Локхард (Георгий Эгриселашвили). Дилогия «Гнев Дракона» — полемизирует с миром DragonLance. Тем не менее, несмотря на прямое похищение образов (маг Рэйдэн — оммаж Рейстлина), имён (синий дракон по имени Скай) или их наивное переворачивание (воительница-правительница Аракити) — планета Ринн отнюдь не является полной копией Кринна.
• Дети против волшебников же! Прямо, как рельса, полемизирует с Гарри Поттером. Тут и воровство образов с именами (Гермиона и Гермиома, Гендальфус Тампльдор и т. д.), коверкание, доведение до абсурда и ГП, и этой книги, и популярный в фэндоме троп Дамбигад, и воистину безумная идея трансдолбительности Гарри и Гермиомы.
• Хачатурянц Л. С. Хрунов Е. В. «Путь к Марсу: Научно-фантастическая хроника конца XX века». С фитильком, но по наличию большого числа эпиграфов из «Аэлиты» А. Толстого может создаться впечатление, что авторы полемизируют, то есть как бы сравнивается явно космооперное путешествие на Марс с более-менее «твёрдым» научно-фантастическим. Хотя относительно «твёрдости» и в момент выхода кое-кто готов был поспорить. В их же продолжениях стали появляться элементы фэнтези.
• Сергей Снегов, «Люди как боги» — писалось как пародийная полемика со «Звёздными королями» Гамильтона, но читатели, тех «Королей» в глаза не видевшие (в СССР Гамильтона почти не издавали, одно «Сокровище Громовой Луны» пробилось случайно, ну и «Невероятный мир» вроде), принимали на полном серьёзе и получали эталонный вывих мозга.
• Как ни странно, Юрий Никитин, глыба русской фантастики 1990-х, на рубеже веков словно полемизировал сам с собой, какое же будущее лучше для России: в цикле «Ярость» предлагал массовый переход России в ислам и джихад Западу, «Чародей звездолета „Агуди“» предлагал геноцид как решение проблемы беженцев, но уже просто разрыв с либеральными ценностями и США, «Земля наша велика и обильна» предлагала объединиться с США против КНР и ислама.
• Цикл «Без дорог и дураков» Павла Кучера создан на почве полемики с знаменитой книжной серией «Зерно жизни» Дмитрия Хвана и лично ее автором насчет тезиса «Триста человек не могут выжить в Сибири XVII века» и заодно технической безграмотности большинства фантастов. В процессе написания автор полемизировал с многими, включая Круза и «Меганезией» Розова. На выходе получилась техно-робинзонада и культовая анархистская утопия.
• Басни «Стрекоза и муравей»: известная с детства авторства И. А. Крылова и ответ Д. Быкова («Да, подлый муравей, пойду и попляшу»).
  • Сюда же пародия на басню, где Стрекоза является частью богемной тусовки и даже зимой неплохо себя чувствует (легко гуглится по строчке «Пёр муравей домой бревно»). Заканчивается грубым На тебе! в адрес дедушки Крылова.
• Олег Микулов, «Закон крови» — откровенная полемика со стандартными советскими романами о каменном веке, где злобный тунеядец-Колдун пакостит Отважному Охотнику, Ищущему Новое наперекор закоснелым родовым обычаям. У Микулова разрыв Отважного Охотника с родовыми обычаями открывает в мир первобытного племени дорогу Злу, от которого пытался оградить соплеменников Колдун.
• «Будь, пожалуйста, поглупее» Ингвалла Колдуна, полемизирующее с «Будь, пожалуйста, послабее» Роберта Рождественского. Делает закономерный вывод, что если лирический герой способен быть сильным только если женщина рядом с ним притворится слабой, то он, похоже, мало что из себя представляет.
• «Последняя гимназия» по отношению к «Республике ШКиД». Вместо оптимистичной и немного наивной истории об исправлении беспризорников с добрым заведующим Викниксором — чернуха, движение от плохого к ужасному и никакого хэппи-энда за редким исключением.
• Стругацкие, «Полдень. 22 век» — роман, написанный (или как минимум задуманный) как полемика с «Рассвет-2250» (оно же «Сын Звёздного Человека») Андре Нортон, БНС сам признался в «Комментарии к пройденному». Проблема заключается в том, что братья в Нортон поняли примерно ничего (точнее, считали сеттинг — такой вполне себе постапокалипсис — и решили, что текст о мрачном-ужасном будущем умирающей Земли; хохма в том, что у Нортон вообще-то получилась приключенческая антирасистская история с посылом «мы разные, но мы можем быть друзьями»), в результате полемика получилась настолько тонкой, что до «Комментария» никто её не заметил.
• Игорь Поль полимезирует двумя своими произведениями между собой. В «Ангеле-хранителе 320» показан путь наверх для бывшего штатского программиста, от несправедливо обвиненного рекрута до Сержанта Кремня и героя войны. В «Ностальгии» — наоборот, ГГ, крутой в отставке, возвращается в родной полк, чтобы повоевать еще раз. И снова становится Сержантом Кремнем, но затем война ломает его, сперва превращая в военного социопата, а затем и штрафника-смертника.

На других языках

• Мигель Сервантес, «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» — с рыцарским романом как жанром.
• Диккенс, начитавшись романтических «Разбойников» Шиллера + посмотрев мюзикловую адаптацию, решил изобразить жизнь воров и разбойников такой, какую ему рассказывали лондонские бедняки — с лохмотьями, и страхом виселицы. Так на свет появился «Оливер Твист», о чем прямо говорится в начале произведения.
• Карел Чапек, посмотрев пьесу о счастливых и бессмертных людях будущего, пришел к выводу что человек не готов к бессмертию не только телом, но и разумом. И если разум не менять — бессмертие обернется вечной скукой, а если менять — это будет уже не человек (по крайней мере, в теперешнем понимании этого слова). Так на свет появилось «Средство Макропулоса», о чем тоже говорится в предисловии
• Маркиз Альфонс Донасьен де Сад, «Жюстина, или Несчастная судьба добродетели» (1791 год) и Леопольд Риттер фон Захер-Мазох, «Венера в мехах» (1870 год). Произведения первого стали нарицательными для садизма, вторые — для мазохизма. И не только по отношению к половым партнерам.
  • А в чём полемика? Автор правки прочёл оба… и хотел бы уточнить: деСадовская «мораль господ» и «мораль рабов» ничего общего с «садизмом» и «мазохизмом» не имеют. «Мораль господ» — это банально делать то, что лично тебе взбрело в голову: захотел — огрел кнутом раба; захотел — себя самого; и то и другое в кайф. А «господа садисты лупят кнутом рабов мазохистов» — это уже обывательские перепевки, современная субкультура, а не де Сад.
• Целое литературное ответвление «антитом», повествующее о добрых и мудрых американских рабовладельцах — с понятно какой книгой
• Жюль Верн, «Таинственный остров» — с «Робинзоном Крузо». Крузо натаскал с тонущего корабля уйму припасов и долгое время спокойно жил в одиночестве. В «Таинственном острове» у героев в инвентаре имеется собачий ошейник, пара карманных часов и блокнот (а также спичка, которая на время дала им огонь, и зёрнышко пшеницы); самое главное их богатство — они сами, их навыки, знания, отвага, трудолюбие и взаимовыручка. Имеющий всё необходимое для ведения хозяйства, но живущий в одиночестве Айртон в итоге одичал и сошел с ума. Конечно, им позже подкинут ящик с уймой необходимых вещей, но к тому времени они освоили металлургию. производство взрывчатки и уже замахнулись на огнестрел, и из содержимого ящика наибольшей и незаменимой ценностью они считали книги.
  • Также с «Робинзоном» остервенело полемизирует серия романов-современников о похождениях корабельного врача.
• Драйзер, «Американская трагедия» — с целым направлением современной ему литературы, основным сюжетом в котором было обретение успеха молодым, красивым и талантливым, но бедным юношей через свадьбу с девушкой из богатой семьи. Полемизирует настолько успешно, что тема в американской литературе вскоре заглохла и более всерьёз не поднималась.
• Эрнст Юнгер, «В стальных грозах» — с «На Западном фронте без перемен» Эриха Марии Ремарка. Тоже воспоминания ветерана ПМВ, но не умеренно левого интеллигента-пацифиста, а рыцаря крови, после войны ставшего ультралево-ультраправым политиком. Смертей, расчленёнки и прочего, характерного для окопной войны, контента здесь буквально в сотни раз больше чем у Ремарка, но атмосферы безысходности и депрессивности здесь нет. Более того — произведение оптимистично!
• Уильям Голдинг, «Повелитель мух» — с «Коралловым островом» Роберта Баллантайна.
• Т. Пратчетт, «Равные права/Одинаковые обряды» — с «Волшебником Земноморья» У. Ле Гуин.
• «Билл — герой галактики» — ответ антимилитариста Гарри Гаррисона «Звёздному десанту» Роберта Хайнлайна.
  • Так-то оно так, да только у Хайнлайна меритократическая республика, а у Гаррисона — типичнейшая звёздная империя (просто работает там всё через задницу). Гаррисон прошёлся больше по самому жанру космооперы — бюрократическим маразмам, выродившейся аристократии и нищете под лоском досталось не меньше, чем тупой военщине.
  • «Бесконечная война» Джо Холдемана — очень похоже, что тоже ему же.
• Эдмонд Гамильтоне, рассказ «Остров безрассудных» — с повестью Хайнлайна «Ковентри».
  • Наоборот: «Остров…» написан в 1933, «Ковентри» — в 1940.
• «Хроникам Нарнии» повезло с полемистами:
  • «Тёмные начала». Если «Хроники» — забористо-христианская литература, то «Начала» — откровенно анти-христианская, исполненная в той же форме фэнтези. Если совсем честно, то как полемика персонально с Льюисом оно не блистает: Льюиса-то там и нет совсем, но автор говорил что-то на эту тему.
    • Лев Гроссман, «Волшебники» — причём отсылок гораздо больше. Полемика иного рода — все упоминания христианства из местной квази-Нарнии автор убрал (даже вместо льва Аслана там два овна-близнеца), но по идее сказочной страны, где приключаются дети-попаданцы, жёстко проехался.
    • Нил Гейман, «Проблема Сьюзен» — рассказ в жанре тёмного фэнтези. Очень тёмного. Аслан — чудовище, не лучше Белой Колдуньи, и в конце они вдвоём пожирают детей Певенси.
      • Ну это как-то совсем просто. Аслан в рассказе, да и вообще вся Нарния — чудовища не потому, что старой женщине что-то приснилось. А потому, что убивать детей — это всё-таки не есть добро. Пусть даже где-то там они возносятся и правят волшебной страной — но для нас это крушение поезда и ужасно искорежённые трупы. И точно так же не по-христиански ставить крест на молодой девушке только потому, что в 18 лет ей стали интересней возможные женихи и общение с подругами, чем детские игры. В метафизике мира такое — равносильно смерти для души, когда придёт конец Нарнии — а мы знаем из 7 книги, что придет он очень скоро. У Геймана все-таки получилась грустная и вдумчивая деконструкция моральных взглядов Льюиса, а не антифанфик, где «они все не такие и на самом деле едят детей».
• Брайанна Рид, «Ветви дуба» — с «50 оттенкам серого». Если «50 оттенков» — подчёркнуто антифеминистическое произведение, героиня которого ради любимого готова на все, даже терпеть его далеко не безвредных тараканов в голове, то то, как героиня «Ветвей дуба» шпыняет любовника, вызывает разрыв шаблонов даже у иных сильных и независимых.
  • При этом, так как героиня, от лица которой ведется повествование (наверняка рассказ от первого лица — тоже «на тебе!» в сторону «Оттенков») — явный ненадёжный рассказчик, поначалу все выглядит так, будто герой — эдакий великолепный мерзавец: шовинист, неэтичный ученый, ловелас и позер в одном флаконе. На поверку все оказывается несколько иначе.
• Майкл Муркок, «Элрик из Мелнибонэ» — с циклом Роберта Говарда о Конане.
  • Скорее не цикл об Элрике персонально, всё творчество Муркока есть поиск героя фэнтези «нашего времени» после простоватых конанов и флэшей гордонов.
• Ховард Джейкобсон, «Меня зовут Шейлок» — с пьесой Шекспира «Венецианский купец». Главный герой, арт-дилер Саймон Струлович, во многом похожий на ростовщика Шейлока из пьесы и переживающий уход дочери к бойфренду-неонацисту, встречает того самого Шейлока и приглашает его к себе домой, ища у него моральной поддержки.
• Филип Фармер, «Властелин Тигр» с «Тарзаном» Эдгара Райса Берроуза. Тщательно деконструируется все, начиная с откровенно фантастической идеи о воспитании обезьянами (один из предшественников протагониста так и воспитывался) и кончая благородным дикарством — Рас циничен, брутален и склонен к промискуитету.
• Джош Рейнольдс, «Апокалипсис» — с романом Дембски Боудена «Дар Императора». Диалог лояльного Несущего Слово про божественность Императора прямо полемизирует со словами Бьйорна в «Даре Императора» про то, что именно обожествление Императора сделало галактику 40К такой, какая она есть.
• Два одинаково отвратительных стиха, один на русском («Хохол останется хохлом…»), другой на украинском («Кацапи»). Никакой культурной ценности ни в том, ни в другом нет, но есть дополнительное ведро маразма: оба креатива приписываются Тарасу Шевченко.

Фанфики

• Серьёзный фанфик по цветным пони под названием «Дружба — это оптимум» и ответный фанфик «Caelum Est Conterrens», признанный брони-фэндомом чем-то вроде «Гарри Поттера и МРМ» для вселенной пони. Деконструкция идеи попаданчества в Эквестрию и «Эквестрийского синдрома», то есть — желания многих брони сбежать в страну пони из реально-серого мира, рассуждения о человеческой сути бытия и о жизни в золотой клетке в наличии.
• Один из символов и самых жутких проявлений упомянутого выше эскапизма в поней — сеттинг «Бюро конверсии», наиболее примечательный именно этим и как раз ворохом рекурсивных фанфиков, где пони-которые-лучше-людей оказываются обыкновенными захватчиками.
• Fallout: Equestria по тем же пони стал целым подфандомом, и в нём периодически кому-нибудь да не нравится героичность героев оригинала, в результате чего существует куча фанфиков с претензией на полемику. Но у большинства всё равно получаются в основе своей те же путешествующие по пустоши лесбокобылы, как у Сомбера с «Проектом Гореизонты».
• Ещё интересный экземпляр пони-фикшена — «Смертные». Далеко не такой меметичный, как предыдущие, но написанный ещё одним адептом LessWrong и берущийся за одну из причин раскола вокруг финала третьего сезона (величайшего во всём фандоме) — превращение Твайлайт Спаркл в предположительно бессмертного аликорна. По этому поводу существует ворох однотипных рассказов и немалкое количество фанарта, сводящихся либо к простому утверждению того, что Твайлайт переживёт своих друзей и будет страдать, либо к совершению ей в сущности самоубийства или же мести Селестии за причинение сей несправедливости. И в то время как все они просто принимают такой расклад как должное, этот показывает, кому и что кто-либо должен.
• Неканоничное, но реалистично-чернушное продолжение «Республики ШКИД» Белых и Пантелеева — «Последняя гимназия» — Евстафьева и Ольховского. Викниксор из странноватого, но доброго, любящего и справедливого заведующего превратился в тирана, унижающего воспитанников и в прямом смысле сживающего их со света, «забавные бузовики» — в вооружённых малолетних и очень опасных преступников, школа же в конце превращается в обычный бандитский притон, с малолетними проститутками, погромами и повальным пьянством.
  • Видимо, разные литературные школы. Пантелеев и Белых — социалистические реалисты, замазывающие неудобные моменты путём умолчания или невнятного проборматывания, Евстафьев и Ольховский — натуралисты в духе Золя (причём зная, что собой представляет среднестатистический мальчик-подросток, даже если он ведёт себя в установленных обществом и законом рамках, а тем более, если в его биографии значатся криминал и беспризорничество, автор правки склонен верить авторам продолжения больше, чем авторам исходника). Разница между подходами, как между песней «Враги сожгли родную хату» и фильмом «Иди и смотри».
• «НЕЧТОжества» — рассказ П. Уоттса в противовес фильму «Нечто» (фильм снят по рассказу Д. Кэмпбелла «Кто идёт?», но Уоттс основывается на экранизации, а не на оригинальном рассказе). В рассказе мотивы пришельца переворачиваются с ног на голову. На самом деле, такая форма как у него, практически бессмертная, способная к неограниченному накоплению и передаче знаний — единственная, доселе известная ему во вселенной для всех разумных существ, если тут применимо слово «всех». Направленную на него агрессию он вначале воспринимает как агрессию «коллективного разума» Земли на совершенно невинное, по его понятиям, «слияние» (что с точки зрения землян выглядело как пожирание человека бесформенным инопланетным монстром). Пришелец же поначалу вообще не понял, что люди разумны, так как форма хранения информации в человеческом мозге была ему непривычна и первое время — недоступна. Осознав в конечном итоге, что каждый человек — отдельная индивидуальность, в принципе неспособная к слиянию, а значит и подлинному взаимопониманию с другими, мучимая травмами, болезнями и страхом смерти, пришелец приходит в ужас и испытывает к столь убогим существам глубокое сочувствие. И кстати, намерен помочь человечеству в решении этой проблемы. Нет, МакРиди не удалось его убить.
• «Д’Артаньян — гвардеец кардинала» Бушкова по отношению к «Трём мушкетёрам» Дюма. Акцентируется завуалированный у Дюма (но очевидный для вдумчивого читателя) факт, что Ришельё и его гвардейцы действуют во благо Франции, а мушкетёры — скорее наоборот.
  • Автор намеренно — ради фишки — поменял ролями Миледи и Констанцию. Именно последняя здесь хитрая агентесса спецслужб и коварная отравительница. Что, правда, не помешало и леди Винтер побыть крутой агентессой, к тому же ещё и недурным бойцом.
  • Самое интересное, что в реальной жизни один из ключевых эпизодов (обнаружение графом клейма на плече жены) имел место действительно с Рошфором (как у Бушкова), а не с Атосом!
    • «О чем молчал Атос» К. Костина — эссе по «Трем мушкетерам» полемизирует уже с проРишельевским восприятием романа Дюма и является полемикой по отношению к традиции, представителем которой является «Д’Артаньян — гвардеец кардинала».
• Большинство изданных в России фанфиков по Толкину утверждает, что «Профессор был не прав!» Самый яркий пример — «Чёрная книга Арды», где Ниэнна назначила толкиновского бога-творца Эру Илуватара злодеем, а дьявола-Мелькора — героем вроде Прометея. Продолжение ЧКА, написанное Иллет, получилось полемикой с полемикой.
  • «По ту сторону рассвета» Чигиринской — тоже полемика с полемикой. Герои находят ЧКА прямо внутри произведения и обсуждают его в том духе, что это талантливая агитка для малолетних романтиков. Вообще в годы сразу после издания ЧКА полемизировать с ним было своеобразной модой, в каждом втором фанфике той эпохи можно найти отсылки к ней.
  • «Последний кольценосец» Еськова — в духе криптоистории. «Нэ так всё было, савсэм нэ так», и Мордор был великой техногенной цивилизацией, а Арагорн — самозванцем, авантюристом и некромантом! Сам Еськов сравнивает «Последний Кольценосец» с «Загадкой Прометея» Мештерхази.
  • С сильно прикрученным фитильком — «Кольцо Тьмы» Перумова. Автор не утверждает, что Профессор всё наврал, все события оригинала признаёт, да и воюют герои, в общем-то, за ту же сторону, что и у Профессора. Но у него есть дополнения к сеттингу — не упомянутые у Толкина боги и страны — а главное, расхождения в моральных трактовках. Книга намекает, что после победы светлые устроили тёмным, особенно оркам, тот ещё геноцид, и их желание отомстить эльфам и Западу можно понять, хоть и не одобрить. Главные злодеи показаны достойными противниками, а не исчадиями зла, и главные герои нередко обмениваются с ними жестами доброй воли — что Толкин вряд ли бы одобрил.
• Александр Накул, «Как я стал предателем». Из отдельных намёков можно понять, что перед нами тот же мир, что и в «За облаками» Макото Синкая и в чём-то похожая тройка героев, но они живут на советской стороне залива и вместо романтической истории шпионский боевик.
• Гарри Поттер и методы рационального мышления, конечно! Основная часть ситуаций обыграна зигзагом: что деконструировано с точки зрения здравого смысла, то вполне объяснимо исходными условиями в мире… вот только ради продвижения авторской идеи фикс в мир этот понапихано столько всякого барахла, что можно, как тому же Еськову, поменять всем героям имена — и сойдёт за вполне оригинальное произведение.
  • Имена поменять все-таки нельзя — если для некоторых героев (очевидно, сам Гарри и Том Реддл) характеры абсолютно другие, то почти все остальные работают именно на контрасте — или в сопоставлении — с оригинальной книгой. Крэббы с Гойлами, и Дамблдор с его грустной жанровой смекалкой и рассуждениями о Гэндальфе (самосравнениями практически ломает в этот момент четвертую стену), Малфой, Гермиона, и все-все-все. И да, изменения в мире на Орлангуров все-таки не тянут — это скорее новые подробности, чем другие правила бытия. Вы можете спокойно перенести все необычное из ГПМРМ в оригинальную книгу — и мир не схлопнется и не рассыпется от нелогичности по швам.
  • Схлопнется и рассыпется. Начиная с мелочей типа непостоянной трансфигурации и заканчивая сущностью дементоров, которые стали воплощениями Смерти, забвением знаний о могущественных отраслях магии и отсутствия последствий для личности от создания каждого нового крестража.
    • Автор правки выше явно невнимательно читал книгу. Деградация магического сообщества видна и в оригинале.
• Еще есть «Эпизод 1: Как это было» — не очень большое произведение по ЗВ, рассказывающее о том, как исковеркал историческую истину корускантский Голливуд. Блокада Набу, например, оказывается, была вовсе не из-за пошлин на торговлю, а по поводу дележа прибыли от наркоторговли.
• Сергей Лукьяненко, «Размышления об истинной сущности так называемых джедаев». Полемизирует первый эпизод ЗВ, выставляя джедаев простыми наёмниками-«решалами».
• «Правда ситхов», рассказ Юдковского в сеттинге Звёздных Войн. Палпатин искушает Энакина Скайуокера, объясняя ему, что не существует никакой Светлой стороны Силы. Сила, она же Тёмная сторона — едина. Джедай — это ситх, который отрицает свою истинную природу и ограничивает свою мощь. Орден Джедаев нужен только для того, чтобы сдерживать осознающих себя ситхов.
  • С некоторой натяжкой подобное уже высказывалось в Расширенной Вселенной, но не отождествление всего с Тёмной стороной (на то Палыч и манипулятивный мерзавец) — неоднократно озвучивался некоторыми персонажами мнение, что по факту никаких сторон Силы нет и отличие скорее в философии. К примеру в подобное верили последователи Потенциума.
• Михаил Харитонов, «Факап». Антифанфик по творчеству Стругацких, в основном по «Миру Полудня», к которому автор умело приплетает почти все основные произведения братьев. Истолковывает факты о «Мире Полудня» так, что земная цивилизация предстает как весьма авторитарная система, которой из-за кулис рулят прежде всего спецслужбы и тайные общества. Могущество спецслужб в немалой степени построено на манипуляциях с памятью: практически любой сотрудник не может быть уверен, в каких операциях он принимал участие, потому что воспоминания о многих из них блокируются «во избежание», а уж постороннему попасть под чистку памяти легче лёгкого. В финале выясняется, что вся земная цивилизация является криптоколонией Тагоры. Тексты оригинальных произведений вывернуты так, что изложенные в них факты либо приобретают совсем иной смысл, либо представляют собой изложение с точки зрения человека некомпетентного или злонамеренно вводящего читателя в заблуждение. Или и то, и другое. Написано все очень аккуратно и только при отличном знании произведений Стругацких можно вспомнить элементы не укладывающиеся в концепцию фанфика.
• Виктор Точинов «Остров без сокровищ» — аналогичное крипто"исследование" стивенсоновского «Острова сокровищ»: Хокинс-младший — «бой», но отнюдь не мальчик по возрасту; Хокинс-старший — контрабандист; Ливси — эмиссар Стюартов; Трелони — зиц-председатель, промотавший чужие средства; etc.
• «Голод Богов» Александра Розова. Продолжение «Трудно Быть Богом» и «Мира Полудня» в целом. Оригинальный Румата никого не убивающий рыцарь в сияющих доспехах. В продолжении его доспехи проржавели, а от наивности не осталось и следа. ТББ говорит о единственно возможном историческом пути в который нельзя вмешиваться — ГБ говорит о необходимости откатить тысячелетнее средневековье даже если придётся идти по трупам. ТББ требует развивать технологии самостоятельно — ГБ не видит во внедрении технологий извне ничего плохого. Оригинал считает Предназначение высшей ценностью как отдельных людей (получающих его от учителей) так и целых народов, согласно ГБ же «Предназначение» не более чем вредный фетиш для людей и геморрой в масштабах цивилизации, заставляющий нести колоссальные издержки там, где нужно просто продолжать жить и делать практически полезные вещи. В продолжение предыдущего пункта-в оригинале застывшая негуманоидная цивилизация Леонидян считается тупиковой ветвью, в ГБ Леонидяне это сверхцивилизация, построенная без Предназначения, вдобавок предложившая (но не настаивавшая) избавить от этой проблемы и человечество-в результате чего первооткрыватель Горбовский в ужасе бежал от слишком развитых чужих и приложил все усилия для предотвращения её пристального исследования.
• «Змеиное молоко» М.Успенского — фанфик на «Парня из преисподней» Стругацких, но главный герой перевёрнут с ног на голову. Простой солдат Гаг — на самом деле наследный принц герцогства Алайского; земные прогрессоры остановили войну — принц её выиграл, а потом примирил две воюющих державы династическим браком, и даже ни единого диссидента не казнил. И даже инвалид, которого Гаг в оригинале побил, оказывается шпионом Гиганды, и одной диверсией ставит Землю в коленно-локтевую позу.
• Серая Зона «Флеш-драйв» (часть произведения) — антифанфик на «Звёздный крейсер „Галактика“».
• Наталья Ипатова — «Нарния: Утраченные сказания». Жестокая и мрачная деконструкция понятно чего с рассмотрением «морального» горизонта оригинала с точки зрения живых людей. Нет, злобного пожирателя детей Аслана не будет — зато будет ограниченный ханжа и в общем-то мерзавец Льюис. В целом справедливо.
• Фанфики Godunoff по Гарри Поттеру — яркая демонстрация ничтожества канонного «волшебного мира».

Кино

• Нацистский «Белые рабы: Броненосец „Севастополь“» — по отношению к советскому «Броненосец „Потёмкин“». По мнению нацистов, матросы восстали поскольку быдло, которому наобещали с три короба кровожадные коммунисты. А гнилое мясо и запредельно жестокие офицеры тут ни при чём. Получилась топорная агитка на уровне «Красного воробья».
• Вестерн Джона Уэйна и Говарда Хоукса «Рио Браво» по отношению к вестерну Циннемана «Высокий полдень». В исходнике шериф был весьма осторожен и искал помощи у горожан. Фильм возмутил Уэйна с Хоуксом, которые сочли, что шериф не стал бы так робеть (а что Циннеман под видом вестерна снимал социальную сатиру на Америку 1950-х, от них то ли ускользнуло, то ли разозлило их ещё сильнее). И сняли там Джона Уэйна. В итоге про «Рио Браво» сейчас помнят только те, кто пересматривает топ 250 IMDB, а про «Высокий полдень» знает каждый, кто любит вестерны.
  • Тут следует заметить, что почти все классические вестерны по жанру являются драмой, и очень мощно смотрятся даже сейчас (кто не верит — «Стрелок», «Дестри снова в седле», «Жестяная звезда» и т. п. в помощь). Позднее к делу подключились продолжатели («Однажды на Диком Западе», «Непрощенный») — и все они запомнились, в отличие от тупых пострелушек.
• Оригинальный «3.10 на Юму» и римейк. В оригинале всё закончилось хорошо, в римейке — всё плохо, плюс снято в другой стилистике. Полемикой является из-за кодекса кинематографа — авторы римейка посчитали, что без него фильм должен был получиться другим. Техническая ничья — обе команды выполнили задачу на «отлично».
• Фильм Верхувена «Starship Troopers» по отношению к одноимённому роману Хайнлайна. В «Мире фантастики» даже предлагали ввести для него термин «антиэкранизация». Роман — умный социальный фантастический боевик, описывающий милитаристское демократическое общество. Фильм — умная и тонкая антимилитаристская (и антитоталитарная, но это уже к полемике не относится) сатира. Интересно, что сюжет фильма примерно на две трети совпадает с сюжетом романа, но вот освещение событий совсем разное, да и нюансы сильно разнятся. Например, и в книге, и в фильме рекрут спрашивает сержанта, зачем они учатся метать ножи, если этот навык им в бою заведомо не пригодится. В книге сержант отвечает небольшой лекцией о том, что уровень насилия (и используемого оружия) должен соответствовать поставленной задаче. В фильме он протыкает ножом руку рекруту c язвительным комментарием, что теперь он не сможет нажать на кнопку ядерного оружия (видимо, чтоб неповадно было задавать дерзкие вопросы. Да нет: просто коротким и максимально доходчивым образом объяснил, почему простые средства решают даже в эпоху высоких технологий). Тем не менее в книге этого не было. Кроме того в учебном поединке с новобранцем сержант ломает ему руку ненамеренно и приносит извинение («Ну, извини, парень, ты меня поторопил».- Знаешь, где лазарет? Ладно! Джонс! Проводи! Когда они уходили, Зим хлопнул парня по правому плечу: — Попробуем еще раз — где-нибудь через месяц. Я тебе покажу, как все получилось"). В фильме он уложив противника и зафиксировав ему руку болевым приёмом, ломает её специально и не извиняется.
  • По мнению другой части аудитории, Верхувен снял нифига не умную и тонкую антимилитаристскую сатиру, а запредельно тупой боевик, показывающий, что именно случится если военные будут пренебрегать правилами техники безопасности, будут селить мужчин и женщин в одну общагу, а политподготовку и боевые тренировки заменят на шапкозакидательные лозунги. Как ни странно, массам запомнился именно фильм Верхувена, оригинальный роман мало кто читал.
  • Третья версия: Верхувен потрафил выдающемуся фантасту, который в молодости писал не так круто, да ещё и баловался милитаризмом (от которого в зрелости отрёкся) и снял такой «Звёздный десант», который получился бы у зрелого Хайнлайна.
  • Четвёртая версия — Хайнлайн, будучи идейным либералом, сам писал антивоенное произведение (не в смысле «против войны», а «против передачи верховной власти военным как касте»), просто троллил более тонко и лучше это замаскировал, чем откровенно издевающийся Верхувен.
    • С другой стороны, «Звёздный десант» — что-то вроде самопародии на написанного 11 годами раньше «Космического кадета». В «Космическом кадете» увешанные блестяшками и прочими эполетами (космо)пехотинцы — низшая каста (хотя и не подчинённые) по отношению к офицерам. Там же — разбиение всех человеков на три группы: кто живёт «за совесть» (офицеры), «за деньги» (большинство обывателей) и «за славу» (пехота).
• Ещё один пример антиэкранизации — «Трудно быть богом» Германа. Повесть Стругацких была про то, как трудно интеллигентам спасать неблагодарное быдло, об идеалистах, которые творят красоту и добро среди уродства и зла, и о тупых фанатиках, которые им мешают. В фильме остались только уродство и зло, да ещё какое-то запредельное количество жидкого дерьма. Согласно книге, бороться со злом и невежеством очень трудно, но необходимо. Согласно фильму, люди в принципе — дрянь, светлых личностей нет, даже Румата ведёт себя как очередной средневековый юродивый.
• Birth of Nation (фильм 2016) — на тебе оригинальному классическому фильму, на этот раз в роли героев не Куклуксклан, а восставшие рабы.
• В определенном смысле ранние фильмы с Джеки Чаном в привычном амплуа крутого симпатяги по отношению к фильмам с Брюсом Ли. В некотором роде Чан старался деконструировать образ ГГ, изображаемого Ли. Отчасти из-за того, что вокруг подобного героя уже в 1970-х было полно убитых штампов.
  • Подсвечено самим актёром в одном из интервью, где Джеки признался, что, желая избежать сравнений с Ли, делал все его приёмы наоборот. Например, если Ли удар наносил слева, то Джеки бил справа.
• «Коллекционер» Уильяма Уайлдера. Главный герой высказывает всё что думает о книге «Над пропастью во ржи» являясь при этом злым двойником героя книги.
• Есть теория, что «Джокер» — произведение, полемизирующее с «V — значит вендетта». Тип в дурацком костюме, убивающий козлов на улицах, — не мятежный интеллектуал, а больной псих, который и не думал о революции. Он режет правду-матку в прямом эфире не во имя идеи, а чтобы прославиться и послать всех на. Бунтари, надевшие его маски — не мирные революционеры, а грабители.
• «Спутник» 2020 года по отношению к «Чужому» и бесчисленному количеству фильмов и комиксов категории Б про инопланетных паразитов. В тех фильмах присутствовало, собственно, паразитическое существо, которое особо жестоким образом убивало своего носителя. «Спутник» же задаётся вопросом: «А что если существо НЕ убивает своего носителя, а составляет с ним некий симбиоз?» Проблема в итоге получается куда более сложная.
  • Полемика подпорчена стандартной для российской кинофантастики проблемой.
  • Так и симбиотов можно записать в полемику с такой фантастикой, причем в их случае, в каком-то смысле, вышло куда удачнее.
• Артистка из Грибова — из-за Ирины Муравьевы часто воспринимается как своеобразный сиквел «Карнавала». Галина Кадетова — уже состоявшася актриса за тридцать…но ни в профессии, ни в любви себя она не обрела — перебивается мелкими ролями, живет из милости на жилплощади бывшего супруга и безнадежно добивается главы телефонного узла Шуру Гололобова. Даже попытка начать все заново, вернувшись в родной городок Грибов, не помогает — да, она примадонна театра, но времена уже не те и играет она для кучки зрителей.
• «Никто» по отношению к «Джону Уику». При том, что фабула очень похожа и сценарист один и тот же, идейно фильмы сильно отличаются. Если в «Джоне Уике» бывший убийца был счастлив жить семейной жизнью и снова возвращается в мир насилия, только когда его жизнь полностью разрушена и другого выхода нет, то в «Никто» мирной семейной жизни бывшего убийцы ничто не угрожает, но он ею откровенно тяготится, сдерживает себя, чтобы не ударится в насилие снова, наконец радуется, когда находится подходящий повод, причём после этого начинает чувствовать себя лучше и даже семейная жизнь идёт на поправку. А ведь и правда: публика-то, которая идёт смотреть боевик, тоже хочет, чтобы насилие началось поскорее!
• Малоизвестный фильм «Вооружен и невиновен» (1994). Как в реальности бы проходил «Один дома» — 11-летний пацан убил бы из винтовки забравшихся грабителей, долго бы мучался от совести, а потом бы пришли отсидевшие дружки убитых ради мести…

Телесериалы

• По мнению некоторых, «Гримм» полемизирует со «Сверхъестественным» на тему: «Стоит ли убивать всех существ без разбора или же можно как-то наладить с ними контакт?».
• «Бригада» и «Парни из стали». Да, второй сериал никак не сможет тягаться с первым ни в таланте создателей и актеров, ни в бюджете, ни в спецэффектах, однако задумка была именно такая — когда появятся деньги и власть, дружба не будет стоить ничего, а встав во главе криминальной империи ты не пафосно отомстишь и уйдешь в закат, а будешь унижен и лишишься всего.
  • Есть мнение, что сериал «Бригада» своеобразно полемизирует с фильмом «Ворошиловский стрелок», выставляя в положительном свете личностей вроде тех, кого отстреливал старик в фильме.
• «Ликвидация» и «Место встречи изменить нельзя», по крайней мере в отношении главных героев — Давида Гоцмана («Пересажаю! А кое-кого и шлёпну! Но по закону…») и Глеба Жеглова («Вор должен сидеть в тюрьме! И людей не беспокоит, каким способом я его туда упрячу»)
• «В лучшем мире» («The Good Place»), согласно Слову Божьему, полемизирует с пьесой Жан-Поля Сартра «За закрытыми дверями».

Мультфильмы

• «Angry Birds в кино» относительно вышедшего буквально за пару месяцев до них «Зверополиса». Птицы поначалу испытывают к свиньям именно те чувства, которые проповедует Zootopia: все братья, все равны, у нас получится мирное сосуществаляние вне зависимости от нашего рациона — и через это чуть не лишаются всего потомства, когда свиньи похищают яйца. И только Рэд с самого начала видит, чем грозит братание непонятно с кем непонятно откуда… ещё бы его вовремя послушали.

Мультсериалы

• «Гриффины» по отношению к «Симпсонам». Если приглядеться, можно заметить, что сюжеты многих эпизодов повторяют Симпсонов да с точностью наоборот, к тому же намного темнее и острее сами типажи членов семьи сабжи. Гомер — ленивый, глуповатый, неуклюжий, часто попадает в беду, но спасается, исправив свои ошибки? А Питер — неадекват, без эмпатии и с нечеловеческой психологией, который изменяет реальность вокруг себя, подобно Харухи и всё всегда так, как хочет он. Мардж — правильная и разумная домохозяйка, пытающаяся контролировать своего непутевого мужа? А Лоис — бывшая наркоманка и порноактриса, которая тоже творит беспредел. Барт — энергичный и целомудренный хулиган? А Крис — ленивый и инертный подросток, к тому же и озабоченный. Мэгги и Помощник Санты — младенец и пёс, который не имеют диалогов и не участвуют в сюжете, хоть и находятся рядом, выполняя роль реквизита? А Стьюи и Брайан — захавали под себя 80 % эфирного времени и во всех сериях все равно обязательно полезут и скажут что-то заумное и несвязанное с сюжетом. Лиза — маленькая, гениальная леди, гордость семьи, школы и всего города в целом, на которую все возлагают надежды и по словам автора любимый персонаж, с которым не должно происходить ничего плохого? Не поверите, но Мэг — ненавидят семья, школа и весь город, для них она — сплошное разочарование. К тому, её часто показывают дурочкой и трусишкой, чего с Лизой никогда не было. К тому же некоторые сцены и черты, которые раскрывают Лизу с хорошей стороны, в Гриффинах отданы другим персонажам. И вместо книжного превозмогания и попыток заниматься просветительским превозноганием, Мэг занимается нытьём и кривлянием
  • Ну может их специально сделали другими, чтобы зрители не сравнивали?
  • А не проще ли тогда было отказаться от состава семьи «жирный отец, мама, три ребёнка, один из которых младенец, да собака»?
  • Скорее имеем не полемизирующее произведение, а… пародию.
• Согласно ТВ-критикам, Губка Боб — идейный противовес Барту Симпсону. Оба — жёлтые персонажи, которые вызывают симпатию у всех возрастов. Но!
  • Губка Боб — взрослый с поведением ребёнка, живёт в отдельном от родителей доме, работает в закусочной и считает работу праздником, каждую секунду он веселится, даже играя с крабовыми котлетами в «Красти Краб». Барт — 10-летний мальчик, живёт под опекой родителей и считает учебу в школе адом, не дающим развиваться. Барт веселится, когда устраивает приколы директору школы Скиннеру, бармену Со и своему отцу Гомеру, что забавляет всех, кроме жертв розыгрышей и Лизы Симпсон.
  • За неугасаемые доброту и оптимизм Губку Боба любит весь город, кроме соседа Сквидварда, который ненавидит работу и считает себя лучше всех идиотов в городе, а Барта часто ругают за его проделки, но семья Барта, особенно сестра Лиза и набожный сосед Нед Фландерс прощают его шалости. Нед, в свою очередь следует заповедям Божьим и видит в жителях Спрингфилда все хорошее, даже если они, в основном грешники.
• «Рыбология» по отношению к «Губка Боб Квадратные Штаны». Здесь точно так же, как и у Евы и Гуррен Лаганна.
• Love, Death & Robots — новелла «За Разломом Орла» по отношению к жанру вселенский ужас. Действительно, а что если инопланетное чу-чу вовсе необязательна должно быть враждебно людям, а совсем даже наоборот. Книга-первоисточник даже ещё сильнее: во первых, выясняется,что «космическая паучиха» не только не причастна к отклонению корабля от маршрута (на каких-то сотни тысяч световых лет) и гибели двух членов экипажа, но и сама застряла здесь из-за схожей навигационной ошибки (а члены экипажа сами виноваты — нефиг было технику безопасности нарушать). А её желание заботиться о протагонисте вовсе не забота перед убоем, а нечто вроде взаимной психологической поддержки: помогая другим, она хоть как-то отвлекается от ужаса собственного положения.

Аниме, манга, ранобэ

• Zambot 3, Evangelion и Bokurano по отношению к супермехе вообще.
  • GaoGaiGar и TTGL по отношению уже к «Евангелиону». «Ева» стремилась показать, что мехи — это не так уж и круто; нет, сказали они, мехи — это по прежнему круто.
    • TTGL полемизирует с «Евой» в самом начале. Возьмём, значит, затравленного парнишку, выдадим ему меху и отправим сражаться за человечество — но вместо бездушного начальства и козлящих (а местами откровенно враждебных) сверстников у нашего героя будут настоящие боевые товарищи и цель, за которую он готов бороться. В итоге два изначально похожих персонажа в своём развитии идут по совершенно разным векторам.
  • Neon Genesis Evangelion (манга) по отношению к… сериалу. Некоторым персонажам изрядно улучшили характер, а отношения внутри коллектива намного теплее. И там, где в сериале «Синдзи всё время было плохо, потом стало хуже, а сейчас совсем хреново», в манге «Синдзи только-только оттаял, начал общаться с людьми, его жизнь потихоньку налаживалась — и теперь всё летит в тартарары». Какой вариант драматичнее — решайте сами.
    • «Dual! Parallel Trouble Adventures» по отношению к самому «Евангелиону». Правда там больше стебя и деконструкции, чем полемики. Имеем: гигантские роботы, воюющие с чудищами в городской застройке — есть. Парень, который отлично умеет ими пользоваться — есть. Цундере-подруга ГГ, с которой он живет — есть! Безэмоциональная девушка (хоть и не синеволосая) — есть! Взрослая наставница/соседка — есть! При этом, в отличие от Синдзи, Казуки не обделен социальными навыками, чувством достоинства и реально является героем, без страха и упрека. Добавляем девушку из лагеря противника, безумных ученых, фансервис и бочку буффонады — и военная драма легким движением руки превращается в комедию.
  • Darling in the FranXX по отношению к тому же «Евангелиону», особенно к манге. Главные героини — загадочные девушки, одна внешне апатичная, вторая — агрессивная и гордая, но (по крайней мере в манге, а также в некоторой мере в ребилде) обе внутри очень чувствительные, любящие и заботливые? Зеро-Ту — внешне милая и дружелюбная маньячка, развлекается тем, что сюсюкается с очередным «милым», зная, что он умрёт после трёх вылетов с ней. Когда очередной «милый», а именно ГГ Хиро, оказывается не в меру живучим, она влюбляется в него более-менее по-настоящему, но всё же по-прежнему видит в нём средство для удовлетворения своих амбиций. Гендо Икари — циничный, жестокий и брутальный лидер, и тем не менее, всё же ему не чужда честность и он иногда способен на добрый поступок? Лживый и лицемерный доктор Франкс, который играет при местном мировом правительстве роль этакого добренького полицейского, и который не стесняется например подвергать детей длительным пыткам в порядке эксперимента или отправлять их пачками в биореактор, чего за тем же Гендо невозможно представить. Евы — «роботы», сделанные из местных монстров, внешне жуткие, но внутри каждой из них душа любящей матери? Кавайные (хотя кому как) Франксы, которые тем не менее, просто бездушные машины для убийства, работающие на долбительной магии. В манге даётся намёк, что возможно, и не такие уж и бездушные, но только это отличие от бездушных в худшую сторону. В «Евангелионе» враги, с которыми сражаются пилоты на мехах — вселенское зло, а в «Милом во Франксе» они просто другая цивилизация, которая пытается удержать людей от попадания в лапы того самого вселенского зла. «Евангелион» полон оккультно-мистических символов, а «Франкс» — пусть очень-очень мягкая, но всё же научная фантастика.
    • Тот же «Милый во Франксе» по отношению к «Гуррен-Лаганну». Если в «Евангелионе» и «Гуррен-Лаганне» научно-технический прогресс рассматривается как добро, которое даёт человечеству в том числе силы одолеть демонических ангелов/антиспиральщиков и поддерживать относительно благополучную жизнь несмотря на пережитые катастрофы, то в «Милом во Франксе» безудержный научно-технический прогресс и есть главный источник всех бед человечества. В первых двух произведениях людям помогает освоение местных чудес вроде останков Адама или спиральной энергии? Во «Франксе» освоение магма-энергии преподносится как одна из вещей, которой лучше было не делать. В последних сериях «Гуррен-Лаганна» герои летят в космос влепить вселенскому злу, которое хочет помешать концу света, который случится через слияние всех разумных рас в Спиральную Немезиду? Аянами Рей проводит комплементацию человечества, которая оказывается слиянием всех людей в единое существо? Вселенское зло во «Франксе» тоже пытается провернуть подобное, а герои в последних сериях летят ему помешать.
  • За год до «Гуррен-Лаганна» и двенадцать до «Милого во Франксе» полемизирующим произведением в отношении Евы считалась одна… реалмеха про юношу бледного со взором горящим. Имеем типичного «Евангелионовского батю», страстно мечтающего комплементировать человечество ради почившей жены и отвергшего своего сына. Да вот только сынок у нас — не депрессивный и ранимый подросток с «выученной беспомощностью», а суровый и мстительный маккиавелист, отлично (хотя бы по меркам сериала) прокачавший свой интеллект и поклявшийся бате отомстить… В итоге комплементация таки случается, но комплементируют самого батю вместе с почившей женой, намертво стирая их из этого мира…
  • Knights of Sidonia — возможно полемика с «Евангелионом» здесь ненамеренная, а получилась случайно, но уж очень ярко это выглядит. В обоих случаях война с чужеродными чудовищами. В обоих случаях у протагониста нет социальных навыков. В обоих случаях ровесники поначалу принимают героя умеренно прохладно, в среднем (то есть Кунато огрызается, а сёстры Хонока пинками гоняют в случае Нагатэ). В обоих случаях протагонист оказывается преизрядно крут, как пилот. Но Синдзи продолжали гнобить, невзирая на его боевые заслуги, потому что он не умел поставить себя в обществе. А население Сидонии понимает, что живёт на фронте, а потому боевыми товарищами не разбрасывается, особенно умелыми — после первого же боевого вылета Нагатэ начинает вызывать интерес у окружающих, хотя вернулся с него, хромая (вообще костыли потребовались, чтобы ходить) и блюя (причём приступы потом мучали долго). Со второго вылета возвращается почти кандидатом в герои. Социальных навыков в итоге так и не прибавляет до самого конца. Однако он зарекомендовал себя, как пилот, а этого на Сидонии более чем достаточно.
• Ранобэ Re: Monster по отношению к Goblin Slayer. И там, и там гоблинами уделяется много внимания. И там, и там у них есть милая привычка похищать и насиловать человеческих девушек. Но если «Убийца Гоблинов» от рук/лап означенных существ пострадал (те уничтожили его семью и родную деревню), как следствие он посвятил всю последующую жизнь их выслеживанию и уничтожению, то в Re: Monster ГГ-попаданец сам перерождается гоблином (да, он даже вышел из чрева пленённой человеческой женщины), после чего активно начинает завоевывать авторитет среди новых сородичей, постепенно становясь фактически варлордом, командующим целыми армиями гоблиноидов.
• Elfen Lied по отношению к Urusei Yatsura. По сути, то же самое, но намного темнее и острее.
  • Куда сильнее полемика с Urusei Yatsura проявляется в Tenchi Miyo! — зачин примерно такой же, на парня толпами вешаются различные инопланетные девушки. Вот только Тэнти это настоящий джентльмен и на толпу непрошенных «пассий» смотрит очень косо. Плюс, в отличие от Атару, Тэнти далеко не неудачник и регулярно демонстрирует прямоту рук и гибкость извилин.
• Touhou Project — после выхода одной из глав официальной манги Forbidden Scrollery множество возмущенных фанатов попытались порвать канву: в этой главе Рейму Хакурей, главная героиня серии, убивает превратившегося в ёкая человека, утверждая, что это само по себе величайший грех. До этого момента превращение в ёкая было тайной голубой мечтой львиной доли поклонников и выглядело с точки зрения Генсокё чем-то, как минимум, легальным. В итоге на Рейму обрушилась гневная волна унизительного фанарта, фанфиков и додзинси, на что Зун, автор серии, впрочем, никак не отреагировал.
• «Высший мечник в мире женщин» отчасти к «Бессмертный мечник в обратном мире», правда отчасти — если клан Чу к которому по материнской линии принадлежит главный герой Чу Цинь в ранобэ и маньхуа те ещё сволочи одержимые жаждой власти, то в Высшем мечнике клан Лю к которому принадлежит мать главного героя имеет очень веские причины не жаловать его мать Лю Хей; она как и мать протагониста Чу Циня была старшей наследницей рода к которой сватали младшего брата государыни, но предпочла его простому цветочнику с которым сбежала, оставив свой клан разбираться с гневом императрицы которая эту историю восприняла как личное оскорбление, к тому же практически весь клан отдавал матери героя все, жертвуя остальными менее важными членами рода что с их стороны особой любви не добавляло.

Видеоигры

• «Bioshock» (первый) полемичен по отношению к философским концепциям Айн Рэнд, и конкретно к её роману «Атлант расправил плечи». Не на уровне На тебе!: скорее игра грустно констатирует, что объективистская утопия едва ли подходит для реальных людей.
• Серия игр Drakengard (в частности, её спин-офф Nier с её сиквелом) по отношению к Final Fantasy и, в общем-то, многим jRPG. Думаете, будете играть за очередного спасителя мира? А фиг вам! Скорее, вы своими действиями только его загубите. Ну или загубите другой мир, как это сделал протагонист первой Drakengard. Подобно Undertale, проекты Йоко Таро (который к слову, высоко оценил творение Тоби Фокса) также проезжают по геймплейным механикам. Так в конце Nier вам придётся пожертвовать своими сохранениями, чем обосновывается стиранием протагониста из временной линии и существования вообще. В большинстве случаев хэппи энда не ждите.
• Desperados:Wanted Dead or Alive по отношению к Commandos. Там были хороший сюжет и разнообразие уровней. А до второй части Commandos сюжета (на фоне ВМВ) не имел, а уровни не отличались так сильно.
• Farmcraft от Nevosoft на фоне всяких «Весёлых Ферм» от Alawar. Если в «Веселых Фермах» сюжета было мало, то в Farmcraft’е был, и как минимум на уровне бразильских мыльных опер (это похвала). Да там графика была похожей на аниме. И если в «фермах» главная героиня становилась богатой и прославленной в конце, то в Farmcraft 2 — грустная концовка.
  • Это скорее деконструкция.
• Мало кто вообще догадывается, что сама Final Fantasy является полемизирующей франшизой по отношению к своему конкуренту — Dragon Quest. Это у нас, гайдзинов, «финалка» считается jRPG по умолчанию, а для японцев — Dragon Quest. Обе франшизы просто небо и земля. Чтобы вы поняли, Dragon Quest является серией игр, которая на протяжении десятилетий не сильно изменяла формулу, и использует стандартный фэнтези сеттинг с мультяшный стилистикой Акиры Ториямы. В общем, эдакий конвеер, в которой не меняется даже сама суть сюжета. В противовес Dragon Quest, каждая игра серии Final Fantasy уникальна по многим аспектам, и рассчитана на более зрелую аудиторию, которой нравятся комплексные сюжеты. И это тенденция продолжается до сих пор несмотря на то, что обе франшизы уже принадлежат одной компании.
• Серия игр «Mafia» по отношению к серии игр GTA. Первая игра, ставшая культовой, потерялась на фоне оглушительного успеха RockStar с третьей частью, но все равно смогла завоевать популярность за счет сюжета, персонажей и какой-никакой сквозной морали. Противопоставление было даже слишком очевидно: преступность — это не веселое и опупенное задорное действо, а изнуряющий и подавляющий быт, в котором нет никакой романтики. И который плохо кончится для всех участников.
  • Романтика есть тоже, и название последней миссии на что-нибудь да намекает.
• Spec Ops: The Line по отношению к серии Call of Duty и боевикам по работам небезызвестного Тома Клэнси. Yager даже в ходе PR-компании игры и последующих продаж подсветили противопоставление. Показав экшончик с характерной для идеологических противников противостояния доброго Дяди Сэма и злых террористов, выдали нагора совершенно другую работу. Тяжелый для восприятия и понимания военно-психологический триллер. Что примечательно, игра начинается как самый среднестатистический шутер в пустыне, но со временем становится всё более жестокой.
• Stubbs the Zombie по отношению к Resident Evil. Здесь — ретрофутуризм 1950-х годов в США (а не современность), атмосфера посветлее, зомби не умирают сразу от выстрелов в голову (а тут это делают достаточно часто и хорошо), вместо серьёзности — чёрный юмор, а главный герой появился не искусственно и вовсе не был заражён, он просто когда-то был убит, а затем случайно попал под воздействие чудо-удобрений, которые восстановили его тело и модифицировали Стаббса.
• Undertale выворачивает все штампы и явления японских RPG 90-ых годов наизнанку. Как вам, например, сам факт того, что LV и EXP являются не привычными очками уровня и опыта, а очками казни и жестокости? Да и вообще, даже по меркам инди игр Undertale является крайне необычной игрой, которая в пух и прах разносит стандарты игровой индустрии и доказала миру, что подобные игры сопутствуют успеху.
  • Deltarune по отношению к Андертейлу. На этот раз у главного героя нет выбора пути, король Темного Мира — полное чудовище, которого не перевоспитаешь дружбомагией. В конце концов главный герой недоволен тем, что вы управляете им на протяжении всей игры.
• Fallout: в довоенной Америке существовало телешоу «Приключения Капитана Космоса» (а также серия комиксов про него же), где Капитан Космос явно предстаёт в роли положительного героя. А в фанатском моде «Радио „Свободная Америка“» записана целая серия радиоспектакля «Приключения Капитана Космоса», где главный герой оказывается настоящим козлиной и забалтывает ни в чём не повинного бармена из захолустья, пока дрессированная мартышка Дженглс обчищает кассу и крадёт все сбережения бармена.
• В некоторой степени, ELEX по отношению к фильму Эквилибриум. Итак, элекс, убирающий со временем у людей эмоции делает их тупыми и готовыми верить всему, что скажет самый главный? Нет, элекс просто убирает эмоции, а умственные способности не трогает. Отсюда, у альбов есть сепаратисты, который пришли к тому простому выводу, что Гибрид может врать. Есть собственные внутренние интриги. Да и в Абессе есть альбы работающие с обычными людьми. Мало? Некоторые альбы на претензию, что они жрут элекс, отвечают, что остальные его тоже его используют в том или ином виде. Так чем они хуже других?

Музыка

• «Сид и Нэнси» группы Йорш по отношению к одноимённой песне группы Lumen. Ломает суровая реальность пары «как Сид и Нэнси».
• «Johnny I Hardly Knew Ye» по отношению к «When Johnny Comes Marching Home». Хотя многие считают, что все наоборот. Правда в том, что вторая песня хоть и основана на традиционных балладах имеет оригинальное происхождение. А «Johnny I Hardly Knew Ye», основанная на антирекрутских ирландских песнях, наоборот, изначально имела совсем другой мотив и текст, но после 1867 года её подогнали под более популярный оригинал.
• Песни про железнодорожника-героя Кейси Джонса. Изначально представляли собой песню-историю про его подвиг. Но в начале 20-го века появилась «Casey Johnes Union Cab» — где Кейси предстает подлым штрейбрехером, вызвавшимся везти поезд во время всеобщей забастовки. По большому счету это было большим «На тебе!» в адрес железнодорожников, которые забастовки не поддерживали, ввиду куда лучших условий труда.
• Вроде как сюда же самополемика в одной из старых песен группы «Дискотека Авария». «Забудем это. Часть 1 — Миротворец» про то, как герой песни случайно забрызгал грязной водой из лужи прохожего и извиняется перед ним. «Забудем это. Часть 2 — Террорист» про мысли того же героя в тот момент.
• Амбивалентная песня, разные варианты которой полемизируют друг с другом (если сохраняют хоть какую-то отсылку друг на друга):
  • «Полюшко-поле» в версии русско-японской певицы Ориги по отношению к исходному маршу. Поется от лица девушек и женщин, которые чувствуют, что солдат, уходящих на войну, ждут не только победа и слава, но и смерть с горем.
    • Туда же — «белогвардейский» вариант данной песни, где никаких «Красной Армии героев» нет. Есть «красные банды», состоящие из пьяных солдат и матросов, с которыми бьются доблестные партизаны-шкуровцы.
  • Так называемый «Белый орленок» по отношению к оригинальному «Орленку» на слова Якова Шведова.
  • «Яблочко»! Свои версии были и у красных, и у белых, и у махновцев.
  • Niet, Molotoff по отношению к песне «Принимай нас, Суоми-красавица».
• Iron Maiden, When the Wild Wind Blows по тоже прекрасному и тоже слезогонному мультфильму When the Wind Blows. В мультфильме одной из центральных тем было наплевательство властей на граждан, которые останутся один на один с ядерным апокалипсисом, а в песне, наоборот, критикуется паранойя на почве «а власти скрывают», что и погубила героев безо всякой ядерной войны.
• «Все говорят, что мы в месте. Все говорят, но немногие знают, в каком» группы «Кино» по отношению к песне «Мы вместе» группы «Алиса».
• «Бойся, проси и верь» «Алисы». Сочинялась скорее как ответ тюремной поговорке, но незадолго до этого вышла песня группы «Тату» «Не верь, не бойся, не проси» (буквально за 2 месяца до того, как Кинчев написал «Бойся, проси и верь» — уже не похоже на совпадение). Прозвучало как ответ русского рока русской попсе.** Закон По — чисто по тексту обе песни с той самой поговоркой не полемизируют, а наоборот подсвечивают, что «бояться, просить и верить» — удел наивных идеалистов. Особенно иронично то, что в песне «Алисы» повествование ведётся от лица персонажа с зачатками синдрома хронического героизма, тогда как в песне «Тату» рассказ идёт от лица персонажа с зачатками выученной беспомощности — но при том в обеих даётся совершенно одинаковый взгляд на одну ситуацию с разных сторон и под разными углами.
• Бухенвальд Флава, «Моя борьба» — неиллюзорная пародия (от инструментов до мотива припева) на серьёзный пацанский рэп Басты «Моя игра». Сделано настолько здорово, что многие воспринимают её как вполне серьёзный манифест бедствующего интеллектуала, который не может смириться с современным ему обществом, но и понимает, что любой экстремизм заранее обречён.