Популярное заблуждение/Литература (русскоязычная)

Материал из Неолурк, народный Lurkmore
Перейти к навигации Перейти к поиску

Основная статья
Раздел литературы на других языках

  • Знаменитого «Луку Мудищева» написал И. С. Барков (1732—68)? Нет. Кто угодно, только не он. Достаточно сравнить годы жизни этого стихотворца с некоторыми реалиями явно XIX века, упомянутыми прямо в тексте.
    • И не надо насчёт «дописали, мол, переделали и переработали позже». Чего не было, того не было. Не существует ни одного варианта текста этой поэмы, в котором отсутствовали бы эти реалии, Барковым при жизни не виданные. Более того, проблема не только в реалиях, а в самой поэтической технике (например, активном использовании неточных рифм) и языке, явно указывающих на 1860-70-е годы.
    • В формировании заблуждения сыграл свою роль «неофициальный брэнд „Иван Барков“», который ещё с конца XVIII века принялись активно добавлять к любому рукописному самиздату, если в таком виде распространялись именно «вирши похабно-матерные». В XIX веке эта традиция продолжилась. Настоящим же автором таких произведений мог быть И. П. Елагин, А. Ф. Воейков, А. С. Пушкин, В. Л. Пушкин, Н. А. Некрасов, И. И. Панаев, В. А. Соллогуб (не путать с Фёдором Сологубом), А. И. Полежаев, М. Н. Лонгинов, А. К. Толстой, и вообще кто угодно. Сохранились рукописные копии неприличных стихов, где упоминались и обыгрывались политические события конца XIX века, но при этом всё равно выше названия красовалась надпись «Иванъ Барковъ» или «Ивана Баркова сочиненiе». После 1917 года именно такие надписи, по понятным причинам, уже не встречались. Но и в двадцатом веке, в советскую эпоху, как минимум одно из «непечатно-матерных» стихотворений Л. В. Куклина имело надзаголовок «Барковиана» (то есть написанное в духе Баркова).
      • В конце XX — начале XXI века так стало модно приписывать матерные стихи Маяковскому.
        • И Есенину тоже. Да и Пушкину даже те, которые явно он не писал вовсе.
  • Когда упоминают коллективный псевдоним Козьма Прутков, обычно указывают, что это творчество Алексея Константиновича Толстого и братьев Жемчужниковых. Это не совсем точно. Большую часть текстов написал Владимир Жемчужников, его брат Алексей и Толстой вложились меньше, а вклад Александра и вовсе сводился к нескольким удачным шуткам, идеям для басен и комедии «Любовь и Силин». И почти никто не упоминают о ещё одном соавторе, Александре Аммосове, чей вклад был даже больше, чем у Толстого. И если упоминать вообще всех, кто хоть как-то поучавствовал в этом проекте, то надо включить в число соавторов и Петра Ершова.
  • Генералы из сказки Салтыкова-Щедрина служат в какой-то регистратуре не потому, что они промотавшиеся аристократы. Это «штатские» чиновники в чине IV класса, равном генеральскому — действительные статские советники. Причём явно получили свои синекуры по протекции — в чины выше V производил только лично император именным указом. Аналогично майор Ковалёв из «Носа» не военный, а «штатский» майор в чине VIII класса — коллежский асессор.
  • Странная уверенность, что классические русские романы XIX века сплошь кирпичи, состоят из пейзажного порно и в них очень медленно развивается действие. ЧСХ, очень сложно найти автора первого ряда, который бы соединил в себе все три эти порока. Пушкин и Лермонтов писали во французской манере, их романы небольшие и лаконичные, у Тургенева подобными пороками страдают только «Записки охотника» (что вполне передаёт образ рассказчика, который охотится в лесах и перелесках, и иногда разговаривает с крестьянами), а романы тоже невелики (их даже сперва называли повестями). Из поставщиков кирпичных глыб Лесков никогда пейзажным порно не страдал, а просто любит отступления как бы между прочим, Лев Толстой очень подробно описывает не места, а эмоции и заполняет целые главы своими рассуждениями о философии истории в духе Гюго (хотя читателям нашего времени не повредили бы скорее расшифровки авторских намёков), а Достоевский вообще небогат на описания: его герои в основном разговаривают и устраивают истерики, в духе современных сериалов. Для современного читателя эти романы сложны скорее тем, что в них описано не очень знакомое и понятное современному человеку общество. Например, современный школьник просто не поймёт, что именно натворил Пьер Безухов в первой главе «Войны и мира» (а он оскандалился при первом выходе в свет, испортил себе репутацию и потерял кучу потенциальных покровителей) и почему богатый московский барин Фамусов так боится мнения некой княгини Марии Алексеевны (достойного мужа для дочери он так и не нашёл, а на второй такой бал после скандала никакой перспективный жених просто не поедет).
  • «Война и мир» — благодаря популярным анекдотам чуть менее чем каждый, кто не читал роман до конца, убеждён, что на её страницах действует поручик Ржевский.
    • Тут троп «жизнь пишет сюжет». Толстой в юности от Ржевского отличался только именем-фамилией. Всё в наличии: пьянки-гулянки, многочисленные прелюбодеяния, публичный мат и мордобой, отношения к женщинам как к шлюхам (в лучшем случае), непристойные письма друзьям и родным людям с подробным описанием половых актов. Про него сочиняли анекдоты а-ля Ржевский ещё тогда, а его произведения воспринимали так: «а, очередная книга от пошляка?!». Миф оказался настолько устойчивым, что дожил ажно до XXI века, только имя персонажа поменял!
    • А еще благодаря этим же анекдотам и популярным книжкам, люди представляют поручика Ржевского как бабника, пошляка и хама. А ведь изначально в «Гусарской балладе» воплощал как бы не противоположный троп: был показан как храбрый воин, возлюбленный главной героини. Увидела бы она, каким будут представлять её избранника… Что характерно, в анекдотах сама Шурочка не фигурирует, куда уж там…
    • Въ опредѣлённыхъ кругахъ считается, что названіе книги помѣняло смыслъ послѣ реформы орѳографіи: «міръ» = «Всѣленная» (или же «свѣтское общество», что ближе къ тематике романа) превратился въ «мир» = «не война». Но и до реформы романъ назывался «Война и миръ». Увы и ахъ. На самом деле до реформы через i писалось название поэмы Маяковского (впрочем, такое написание действительно встречается в одной (!) рукописи Толстого — плюс в одном из томов четырехтомного издания 1913 г. — что, видимо, и породило это миф).
    • Разговоры на французском языке в романе действительно есть, но вставлены туда исключительно для колорита эпохи (как индийские словечки в рассказах Киплинга), а не потому, что «читатель должен знать язык», примечания с переводами на русский составлены самим автором и были уже в первом издании. И это не правильный французский, а скорее интернациональное койне, на уровне «ай лав ю» и «лет ми спик фром май харт». Выучить образцовый французский дворянину было негде и некогда, с парижским выговором даже сейчас не вся Франция говорит. Татьяна из «Евгения Онегина» «по-русски плохо знала» в том смысле, что привыкла к французским романам и, хотя свободно общалась на русском языке, не знала, в каких выражениях писать любовное письмо. Не просто так в XVIII—XIX были так популярны книги-«Письмовники» с примерами любовных, деловых и рекомендательных писем.
  • В третьем томе «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона» была курьёзная статья: «Беспамятная собака — собака жадная до азартности». Городская легенда утверждает, что это подколка от студентов-переводчиков главному редактору И. Е. Андреевскому, который не торопился оплачивать переводы, а восклицал «Ах, я собака беспамятная!». Но это не так: такое выражение действительно существовало. Дело в том, что многие статьи по вопросам охоты для первых томов готовил юрист и страстный охотник С. В. Безобразов и он не только переводил из исходного Брокгауза, но и сам добавил немало русского охотничьего жаргона. В частности, он часто ссылался на книгу «Записки псового охотника Симбирской губернии» известного заводчика борзых П. М. Мачеварианова, откуда и была перефразирована статья: «Приятно иметь собаку умную, при её резвости, но если, ко всему этому, она жадна к зверю до азартности, что охотники объясняют выражением собака беспамятная — это чистое сокровище».
  • Есть мнение, что «Тараканище» Корнея Чуковского — сатира на Сталина (в частности, эта версия была высказана в книге «Крутой маршрут» — воспоминаниях Евгении Гинзбург репрессированной матери писателя-шестидесятника Василия Аксёнова). Однако эта версия не выдерживает критики: сказка была написана в 1921 году, когда Коба был ещё не столь влиятелен, издана в 1923, спокойно принята цензурой и многократно переиздавалась при том же Сталине. Сталинисты уверяют, что это на его противника Троцкого. Третьи считают, что Чуковский вывел европейских лидеров и в частности кайзера Вильгельма (который к тому времени уже пару лет как был в изгнании и до которого в советской России никому не было дела)… Мысль, что писатель способен придумать персонажа, который будет олицетворять просто мелочное зло и не иметь конкретного прототипа, кажется людям скучной.
    • Забавно, что сам Сталин упоминал сказку на одном из партийных съездов. «Зашуршал где-либо таракан, не успев еще вылезти как следует из норы, — а они уже шарахаются назад, приходят в ужас и начинают вопить… о гибели Советской власти, — заявил Сталин делегатам съезда. — Мы успокаиваем их и стараемся убедить… что это всего-навсего таракан, которого не следует бояться».
    • По поводу Троцкого. Путаница с другим произведением Чуковского, «Мойдодыр». Лев Давидович был одним из многоисленных критиков «Крокодила» (нет, не журнала), обозначив сказку как «стыд и срам». Мстительный Корней Иванович вложил эти слова в уста краник умывальника.
  • М. Светлов, «Гренада» — стихотворение (его потом положат на музыку) написана задолго до гражданской войны в Испании. Собственно, сам главный герой, «мечтатель-хохол», явно красноармеец, который «нашёл в книжке» красивое название и в перерывах между боями мечтает, что Гражданская война перерастёт в мировую революцию, и крестьяне неведомой Гренады тоже получат свою землю.
  • «Двенадцать стульев» — многие уверены, что стулья концессионеры вскрывали той самой бритвой, которой Киса зарезал Остапа, хотя вскрывали их плоскогубцами, а бритвой Ипполит Матвеевич поправлял надписи на изготовляемых транспарантах. На самом деле «бритва как орудие эффектного и „жестокого“ вскрытия, точнее распарывания стульев» введена в некоторых адаптациях, для красоты и простоты. А в оригинале хитроумный Остап, как правило, дорожит тем, чтобы повредить стулья как можно менее. «Что с того, что в дамочкином стуле ничего нет? Из-за этого не надо его ломать» ©. В одних случаях комбинатор намерен, если выйдет неудача (стул окажется пуст), дарить эту мебель своему другу Пантелею Иванопуло (и выглядеть в его глазах благодетелем? однако студент-медик без матраса будет рад стульям, в крайнем случае, перепродаст как «слегка потёртые»). В других же ситуациях, когда ясно, что стул уж точно не достанется Пантелею, но и уничтожен не будет — Остап намерен вскрыть стул как можно аккуратнее, «без палева», проверить, не спрятаны ли в набивке сокровища, а потом сделать «приблизительно как было», чтобы владелец стула не начал жаловаться властям, а в идеале вообще не заметил бы факта чьего-то самоуправства. Мелкое хулиганство, господа присяжные заседатели — это совсем другая, более мягкая статья, нежели «порча личного, а паче государственного имущества», а Остап Бендер чтит уголовный кодекс!!
    • Не щадит же Ося обшивку стула, только если ему очевидно, что стул потом всё равно придётся губить — скажем, выбрасывать в реку.
  • Среди сказок советских писателей действительно встречаются пересказы западных, но масштаб этого явления сильно преувеличивают (сознательно или по глупости, пересказывая одни и те же обвинения):
    • Доктор Айболит заменил доктора Дулитла в русском пересказе сказки Хью Лофтинга (изданном в 1936 г.) — это где Тянитолкай и т. п. Но в первую очередь Айболит и Бармалей — персонажи стихов Чуковского, которые тот написал, конечно, сам (ещё в 1920-е).
    • Носов позаимствовал имя Незнайки и саму идею маленьких человечков (если такое можно считать заимствованием) у Анны Хвольсон, которая, в свою очередь, пересказала комиксы канадца Палмера Кокса. Но все сюжеты — свои, носовские.
    • Лагин, возможно, действительно написал «Старика Хоттабыча» под впечатлением повести Ф. Энсти «Медный кувшин», где герой тоже находил джинна. Но если даже видеть здесь больше, чем перенос обоими авторами в современный сеттинг завязки сказки из «Тысяча и одной ночи» (хотя больше ничего общего в сюжетах не усматривается), выглядит это скорее как полемизирующее произведение, но уж никак не копия.
    • «Буратино», кроме первых нескольких глав — тоже вполне самостоятельное произведение, а не копия «Пиннокио», фабуле которого следует, значительно светлее и мягче, максимум до середины книги.
    • Книга «Волшебник Изумрудного города» является вольным переводом Баума (не считая глав про Людоеда и про наводнение), в 50-е годы значительно переработанным по сравнению с первоначальной редакцией до уровня пересказа с радикальным изменениями мира и характеров, а вот её продолжения — самостоятельные произведения в собственной вселенной, хотя и активно используют мотивы цикла баумовского. И строго говоря, с 1956 весь мир Оз находится в общественном достоянии и фанфики по нему можешь публиковать даже ты.
      • При этом сказки Чуковского, Толстого и Волкова с первых же изданий значились как пересказы западных оригиналов, что не мешает особо одарённым обвинять авторов даже в плагиате (возможно, из-за непонимания значения этого слова).
  • «Пикник на обочине» — главный герой Рэдрик Шухарт в конце кричит: «Счастье для всех! Даром!» — так ведь? Даже многие читавшие в этом уверены. На самом деле про счастье кричит Артур, а герой повторяет эти слова мысленно.
  • Для человека, незнакомого с романскими языками, не всегда очевидно, что у Стругацких в цикле о Максиме Ростиславском Мах-симе Каммерере («Обитаемый остров», «Жук в муравейнике», «Волны гасят ветер») Экселенц — не агентурное имя Рудольфа Сикорски, а попросту прозвище («Его превосходительство», от лат. Excellentia, возможно, в венгерской форме, ближайшим русским аналогом которой является «шеф»). Агентурное имя Сикорски — Странник, под ним он фигурирует и в первом романе, и в документах КОМКОН-а. Его называют Экселенцем только в «Жуке в муравейнике», пока он возглавлял КОМКОН-2: в «Обитаемом острове» он Странник (потому что ещё не Шеф), а в «Волнах…» строго Сикорски (потому что уже умер).
  • Стихотворение «Ночь, улица, фонарь, аптека» Александра Блока действительно короткое, но оно состоит из двух четверостиший, а вовсе не из четырёх слов.
    • А это что ещё за «заблуждение»? Сама только что придумала?
  • Иосиф Бродский «На смерть Жукова» — никаким боком не сатирическое и не ироничное стихотворение. Это классическая ода языком XX века и даже написана как и положено: когда пришло известие о смерти маршала. Бродский вполне канонично сравнивает маршала с великими полководцами классической античности, которые тоже натерпелись от завистников: «смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою».
    • Тут надо заметить, что литературный критик Владимир Бушин, которого в антисоветизме уж точно ни один упоротый не обвинил бы, стихотворение Бродского разносил. Правда, предъявлял ему в основном отсутствие чувства слова и ошибки, допустимые у МТА, но непростительные нобелевскому лауреату.
  • «Кольцо Тьмы» Ника Перумова почему-то имеет репутацию «тёмного» апокрифа по Толкину, как у «Чёрной книги Арды» и «Последнего кольценосца» (видимо, из-за такой вот «компании» и последующих книг Перумова про некроманта). На самом деле это симптом, выдающий «не читал, но осуждаю»: в книге Фолко и компания борются против наследия Саурона и дружат с эльфами, Древобородом и Радагастом. Разница с Толкином в том, что враги на сей раз по-своему благородны.
    • Изначально правоверные толкинисты ругались на Перумова просто потому, что он использовал чужой мир без официального соизволения наследников Проффесора. Что, действительно, некрасиво, хотя и случается в мировой литературе чуть менее, чем постоянно. Далее часть толкинистов выдвигала тезисы о том, что «этот Перумов вообще писать не умеет, а еще у него там конные арбалетчики, штааа», а другая часть — просто пожимала плечами (ибо не читали). Тезисы же о темном содержании книг Перумова звучали, вы не поверите, в газетах и журналах — их в те времена еще читали. Некоторые журналисты/критики обнаружили в книгах Перумова, особенно в «Алмазном мече, Деревянном мече», расчлененку, шокирующие ужасы и аморальные посылы, о чем сообщали публике, рекомендуя не давать детям даже приближаться к этим страшным гримуарам. Вот известный пример подобного творчества. Само собой, публика отреагировала закономерно: бросилась покупать эти книги. Кому же не интересно послушать аморальные посылы! Вот примерно так и закрепилась репутация «темного апокрифа». ЧСХ, сам Толкин не возражал против публикации артов, пародий и фанфиков по своим работам.
    • Собственно, конные арбалетчики, за которых ругали Перумова как за якобы ужасный ляп. В реальности — вполне себе существовали, само по себе это не ошибка (неправильно там было описано устройство арбалета, в переизданиях это место поменяли). Как же они воевали, если арбалет не перезарядишь, если сидишь верхом на лошади? А очень просто: перед боем арбалетчики спешивались и занимали позицию. Не всякий, кто на коне, конник.
      • Вполне даже перезарядишь, если кранекином: там усилие вращения рукояти всего 5 кг, просто крутить долго. Официально этот род войск и называли именно «конные кранекинье».
    • «Перумов нажился на великом Толкине». Аж на целых 300 долларов США (именно такой гонорар заплатило издательство Северо-Запад за «Кольцо тьмы», работа над которым заняла 5 лет). Крупным и обеспеченным автором Перумова сделали его собственные циклы.
  • Роман «Армагеддон» Аллана Коула и Ника Перумова (2000) — не первый совместно написанный роман американского и русского фантаста. Ещё в 1998 вышли два романа из серии «Возвращение в Мир Смерти», написанных Гарри Гаррисоном и Антом Скаландисом.
  • «Анна Каренина» — главную героиню паровоз не переехал, а раздавил о концевой ограничитель пути.