Фабула

Фабула — застёжка для плаща. О чёрт, нет, это фибула.

Кролик надел очки.
— С чего начинать, Ваше Величество? — спросил он.
— Начни с начала, — важно ответил Король, — и продолжай, пока не дойдёшь до конца. Как дойдёшь — заканчивай!

— Льюис Кэрролл

Фабула — это набор фактов, событий, случаев, действий, описанных в хронологической последовательности, и их причинно-следственных связей. Проще говоря — то, что произошло на самом деле, а не то, как это видит автор, читатели и зрители. Читатели и зрители видят сюжет.

Неопытные авторы, наивные читатели и самозваные критики на каждом шагу путают сюжет и фабулу. Отсюда — полное непонимание того, что одинаковая фабула может породить совершенно разные сюжеты. Например, «Хоэфоры» Эсхила, «Электра» Софокла и «Электра» Еврипида используют одну и ту же фабулу — историю о том, как брат и сестра, Орест и Электра, мстили своей матери Клитемнестре за убийство их отца Агамемнона. Но если у Эсхила убийство матери предстаёт как воля богов и торжество справедливости, и дети-убийцы получают от богов прощение и оправдание, то у Софокла Электрой движет в первую очередь обида на мать, а у Еврипида вовсю поднимается вопрос о справедливости убийства, совершённого самой Клитемнестрой: ведь Агамемнон принёс в жертву её любимую дочь, Ифигению. Последовательность событий — фабула — во всех трёх пьесах одинакова: Электра находит на могиле отца жертвенный локон, оставленный Орестом, потом встречает брата, потом тайно проводит его во дворец, где он убивает мать и её нового мужа. А сюжет разный: у Эсхила герои приходят к торжеству, у Еврипида — к отчаянию.

Проблема терминологии

Термины сюжет и фабула в современном виде появляются в работах формалистов (особенно Шкловский, и тот самый Пропп, от которого пошёл Кэмпбелл и прочий мономиф). Особого веселья добавляет тот факт, что термины употреблялись ещё критикой XIX века, причём в прямо противоположенном виде: то, что Шкловский называл сюжетом, они называли фабулой и наоборот. Чтобы окончательно сломать всем голову, Горький в своих критических статьях использовал терминологию именно XIX века. Последующие советские исследователи списывали одновременно у Шкловского и Гоголя, превратив этот раздел литературоведения в полную кашу.

Само разделение служило у Шкловского для конкретной цели: он таким образом показывал, как работает повествование в историях о тайнах (как правило, это детективы).

Например, в историях про Шерлока Холмса повествование начинается с загадочного происшествия. Холмс начинает расследование, происходят другие события и в финале Холмс раскрывает нам, что случилось на самом деле. Вот это вот на самом деле и есть сюжет (как правило, примерно такой: преступник задумал преступление, осуществил, замёл следы, но жертва обратилась к знаменитому сыщику, знаменитый сыщик разгадал, как было совершено преступление и сумел раздобыть доказательства/спровоцировать преступника так, чтобы он сам себя выдал).

К сожалению, это разделение очень зыбкое и скорее относится к психологии восприятия творчества, чем к литературе. Существуют истории тайн, в которых тайна разрешается уже в середине, но это не конец, а просто переход конфликта в открытую фазу («Ребекка» Дафны дю Мурье, «Исчезнувшая» Гиллиан Флинн). Есть недописанные истории, в которых мы никогда уже не узнаем, что именно произошло («Тайна Эдвина Друда» Диккенса, «Братья Карамазовы» Достоевского). Наконец, есть истории, в которых события изложены с разных позиций, время повествования нелинейно и при попытке рассказать их по порядку чувствуешь, что получилась совсем другая история («Шум и ярость» Фолкнера, «Скотобойня номер пять» Воннегута).