Внутрипартийная борьба большевиков до 1938 года

А ты сам за большевиков или за коммунистов?

— Суть

Внутрипартийная борьба в РСДРП(б) — РКП(б) — ВКП(б) — многосерийная эпопея разборок между строителями светлого будущего, закончившаяся безоговорочной победой сталинистов. После 1938 года обзавелась не менее увлекательным сиквелом, про который у нас отдельная статья.

Итак, большевики совершили удачный государственный переворот. Власть в России передана советам, в которых первую скрипку играют большевики. В стране и мире сразу же оказалось очень много сил, которые этих большевиков горячо и нежно любят. Казалось бы — вот именно сейчас бы и сплотиться, чтобы отстоять свой столь долгожданный успех!

Увы, на деле вышло ровно наоборот. Дело было в том, что большевистская партия переживала период стремительного роста и развития, что вполне ожидаемо для маловажной в недавнем прошлом партии, стечением исторических обстоятельств оказавшейся у руля. В большевики шли самые разные люди с самой разной мотивацией. Кроме того, эта партия опиралась на поддержку советов, где была представлена вся тогдашняя Россия, состоявшая из ещё более разнообразных личностей. При этом большевистская идея подразумевала, что в мире расстановка сил стремится к однозначности — точка зрения, выражающая классовые интересы пролетариата как наиболее передового класса, всегда истинна, а истина — всегда одна.

Отсюда вытекало то, что с примирением враждующих лагерей у большевиков дело всегда обстояло не очень, а противоречий в партии хватало с самого начала. Пока был жив и активен Ленин, его авторитета часто хватало, чтобы сдерживать внутрипартийные замесы. Но он сначала сдал, а затем вовсе отошёл в лучший мир (в который, впрочем, большевикам верить не полагалось). И вот тогда — началось.

Персонажи

• Владимир Ильич Ленин — политический лидер большевиков, обладавший классическим образованием, широкой эрудицией, идеально подвешенным языком и безоговорочно бойким пером. В политической борьбе был сильнейшим тактиком, но в стратегии оставался наивным идеалистом. Долгое время однозначно воспринимался как высший авторитет в партии, что позволяло ему всегда оставаться «над схваткой». В данной истории является, по большей части, персонажем-призраком, за наследство которого борются главные герои.
• Лев Давидович Троцкий — Народный Комиссар по военным и морским делам СССР, общепризнанный Номер 2 в Партии, архитектор Красной Армии, и единственный большевик, относительно независимый от Ильича. В первую очередь потому, что большевиком стал всего за пару месяцев до Октября, а до того колебался между большевиками и меньшевиками, стремился к объединению РСДРП. Несмотря на многочисленные достижения на поприще войны с контрреволюцией, к 24-му году отметился также рядом фейлов, значительно понизивших его авторитет в Партии, а его база сторонников значительно сузилась. Кроме того, остальные Старые Большевики воспринимали его как чужака со странными идеями. Весьма боевой товарищ с замашками диктатора, одновременно — блестящий интеллектуал.
• Григорий Евсеевич Зиновьев — председатель Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, «красный Дантон», один из лучших партийных ораторов, но не лучший организатор. Контролировал вторую по силе партийную ячейку в стране, обладая немалым весом в правительстве в целом. После смерти Ленина сколотил Тройку из себя, Каменева и Сталина для противодействия Троцкому.
• Лев Борисович Каменев — председатель Президиума Исполкома Моссовета, младший партнёр Зиновьева и крайне умеренный (для большевиков) политик, который бы органичнее смотрелся у меньшевиков или правых эсеров. Вошёл в Тройку на правах второго номера после Зиновьева.
• Николай Иванович Бухарин — кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б), один из виднейших партийных идеологов. Регулярно менял позицию в ходе политической борьбы, сближаясь то с одной группировкой, то с другой.
• Иосиф Виссарионович Сталин — Народный Комиссар по делам национальностей, «чудесный грузин», в самом начале истории — относительно незначительная, хотя и давно признанная остальными, фигура. Сторонник практического мышления в противовес бесплодному теоретизированию, изначально — противник внутренних разборок и защитник внутрипартийной демократии. По факту, колебался вместе с Линией Партии, пока не стал сам её определять.
• Александр Гаврилович Шляпников — настоящий пролетарий, self-made man от большевизма. Пытался бороться именно за власть пролетариата, чем был очень неудобен партийной верхушке.
• Александра Михайловна Коллонтай — пламенный большевик с женским лицом, самая известная советская феминистка. Имела крайне свободные взгляды на секс, негативно относилась к традиционной семье. Ей приписывали авторство «теории стакана воды». При всём при том, во внутрипартийной борьбе тоже успевала активно участвовать.

Коротко о большевизме и около

Эта тема заслуживает отдельной большой статьи, а здесь — очень кратко.

Изначально марксизм был ответвлением гегельянства. Гегель создал очень сложную философскую систему, про это есть даже много юмора. Поэтому про гегельянство — совсем упрощённо. Это была очень творческая переработка предшествующей христианской и околохристианской философии, где образ бога был переосмыслен в некую «абсолютную идею». Абсолютная идея, на самом деле, и представляет собою всё в этом мире, а материя есть её жалкое отражение. Все законы развития этого мира — это законы абсолютной идеи. В конечном итоге эта идея проявляет себя как мировой дух, что и является вишенкой на торте мирового прогресса и конечной его целью.

Марксизм позиционирует себя как гегельянство, поставленное «с головы на ноги». Это материя («объективная реальность») является всем в этом мире, а дух — лишь её отражение. Материя обладает своими законами развития — и (в современном нам понимании) не научными, которые надо подтверждать или опровергать экспериментально, а философскими, которые можно только наблюдать и констатировать. Законы эти — поэтапное развитие материи от низших форм к высшим, от неживой природы — к живой, от живой — к разумной, которая и создаёт «дух».

Кроме того, развитие идёт по спирали путём перехода количества в качество. В неживом мире это наглядно демонстрирует периодическая таблица химических элементов: с увеличением количества электронов в наружной оболочке атома постепенно изменяется его валентность, потом оболочка полностью заполняется, и получается благородный (инертный) газ — а при добавлении ещё 1 электрона элемент резко меняет свойства на щелочной металл и прыгает на следующую строчку и первый столбец таблицы.

В обществе развитие идёт от низшей социальной формы к высшей. Сначала в палеолите у людей очень низкий уровень развития производительных сил, а соответствующие ему производственные отношения — первобытный коммунизм, когда все равны, все добросовестно работают в меру своих сил и все получают скудные ресурсы. Затем, по мере развития производительных сил, в неолите меняются производственные отношения — начинается неравенство. Потом возникают формации, в которых есть антагонистические классы эксплуататоров и эксплуатируемых: рабовладельческий строй (рабовладельцы и бесправные рабы), феодальный (феодалы и зависимые крепостные), капиталистический (буржуазия и лично свободные наёмные рабочие). Наконец, должна наступить высшая форма: тоже коммунизм, когда все будут равны — но на новой материально-технической основе. Коммунизм делится на два этапа: социализм с аппаратом насилия, сиречь государством, пережитком проклятого прошлого (к сожалению, необходимым), и товарно-денежными отношениями («от каждого по способностям, каждому по труду») — и собственно коммунизм, когда необходимости в принуждении людей к труду не будет. все будут работать на благо общества («от каждого по способностям, каждому по потребностям») просто потому, что это будет их психологической потребностью.

В эпоху, когда зародился марксизм, считалось, что диалектические противоречия воплощаются в обществе как противоречия классовые. Если прогрессивный класс буржуазия в ходе буржуазных революций сверг власть реакционного класса феодалов, приведя в соответствие базис (экономика) и надстройку (общественный уклад), то потом это же сделает в ходе пролетарских (социалистических) революций прогрессивный класс пролетариат против реакционного класса буржуазии. И начнётся это в «слабом звене» — самых экономически развитых странах, где классовые противоречия наиболее сильны. В «Манифесте Коммунистической партии» (1848) Маркс-Энгельс заявили что «их цели могут быть достигнуты лишь путём насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!».

Сразу надо сказать пару слов о терминах. Для марксиста революция — это смена общественных формаций (причём возможна и революция сверху, когда умный монарх или президент своей волей отменяет устаревшие законы). Есть и другое понимание термина: неолитическая революция, когда человек подчинил себе материю, научившись производить ткани, керамику, выплавлять металлы, одомашнив животных и растения (смена присваивающего, как у неразумных животных, хозяйства производящим); промышленная революция, когда человек подчинил себе энергию, научившись превращать тепло в движение; информационная революция, когда человек научился практически неограниченно делиться информацией.

Социал-демократические партии зародились именно как марксистские. Но в России социал-демократы быстро разделились на большевиков и меньшевиков. Большевики называли себя так потому, что поставили перед собою большую цель: раз уж в Российской империи капитализм ещё слаб, то давайте, пользуясь этим, идти к победе социализма прямо сейчас! Меньшевики же рассуждали по-другому, вполне по теории Маркса: в Российской империи и капитализм-то ещё не утвердился, так давайте поддержим сначала буржуазию, а потом поговорим о социализме. С точки зрения большевика стереотипный меньшевик — это соглашатель, сознательно или бессознательно работающий на буржуазию. С точки зрения меньшевика стереотипный большевик — мечтатель либо шарлатан, сознательно или бессознательно выдающий желаемое за действительное.

Стоит рассказать ещё об эсерах (социалистах-революционерах). Это были немарксистские социалисты, которые верили не столько в мировые законы, сколько в силу личности, и именно сильным личностям и предстояло построить социализм. С точки зрения эсдека (социал-демократа) стереотипный эсер — это развращённый эгоист, мнящий себя вершителем судеб человечества. С точки зрения эсера стереотипный эсдек — это унылый иезуит от социализма, мечтающий утыкать весь мир своими редукциями и фаланстерами, где все потенциально сильные личности окончательно заглохнут. Эсеры потом ещё раскололись на левых и правых. Левые считали меньшим злом большевиков, а правые — буржуазию. Так и определились их политические союзы.

Были ещё анархисты, но с ними — всё понятно. И да, они тоже раскололись на сторонников и противников Октябрьского переворота — впрочем, анархистам так и положено.

Древняя история. До 1917 года

Первый акт Марлезонского балета: Ленин против Мартова

Пожалуй, иронично, что самому своему существованию РСДРП(б) обязана расколу. Первый Съезд партии, проводившийся в Минске на нелегальном положении, больше напоминал какой-то анекдот: присутствовали всего девять человек, которые не смогли выработать вообще никаких уставных документов, а через неделю почти всех участников арестовали. II Съезд, проведённый в 1903-м году в Брюсселе, оказался куда более интересным. Для начала, тут уже присутствуют всем знакомые лица: Ленин, Троцкий, Мартов и т. д. В самом начале Съезда пытается получить автономию Бунд, требующий признать его единственным выразителем воли еврейских рабочих. Ленин, сделав хитрые глаза, выставляет против бундовцев парочку дистиллированных евреев Троцкого и Мартова. Впоследствии Бунд таки действительно отколется и порвёт с соцдемами, но это будет уже потом. А пока что сцепились друг с другом уже Ленин и Мартов.

Случившееся сильно напоминало теологические споры о трактовке библейских текстов. И Ленин, и Мартов предложили практически одинаковые формулировки членства в Партии, различающиеся лишь парой слов, но из-за этой пары слов товарищи вцепились друг другу в глотки. Впоследствии историки, особенно западные, сделали массу далеко идущих выводов по поводу формы устава, включив СПГС на полную, утверждая, что Ильич готовил однопартийную диктатуру уже в 1903-м году. Но на деле, между формулировками: «Членом РСДРП считается всякий, принимающий её программу, поддерживающий партию материальными средствами и оказывающий ей регулярное личное содействие под руководством одной из её организаций» (Мартов) и «Членом партии считается всякий, признающий её программу и поддерживающий партию как материальными средствами, так и личным участием в одной из партийных организаций» (Ленин) никакой принципиальной разницы не было. В результате, Ленин голосование по уставу проиграл, но основная борьба ещё только разворачивалась. Куда принципиальнее был спор об «Искре».

До II Съезда газета «Искра», по сути, и была руководящим органом российской социал-демократии, объединяя десятки разрозненных губернских кружков. Именно благодаря «Искре» поднялся Ильич, имевший серьёзный контроль над её редколлегией. А в редколлегию входили личности весьма и весьма интересные. Во-первых, сами Ленин и Мартов, возглавившие фракции на голосовании об уставе, во-вторых, таки мастодонты русской социал-демократии как Плеханов, Засулич и Аксельрод. Среди товарищей-социалистов творилась форменная игра престолов. Наиболее авторитетным товарищем в коллегии был Плеханов, которого отчаянно желал свалить Ильич. Для этого он предложил сделку Мартову: выкинуть из редколлегии Аксельрода, Засулич и Потресова, сократив, таким образом, орган с шести человек до трёх. Тогда объединившиеся Ленин с Мартовым могли бы вдвоём блокировать любые решения Плеханова. Мартов с таких раскладов слегка офигел и от сделки отказался, да ещё и публично обличил Ильича в попытках организовать внутрипартийный переворот. После этого Ленин делает финт ушами и предлагает союз уже Плеханову против Мартова, и Плеханов охотно соглашается. Потом он, конечно, будет каяться и сокрушаться, но в 1903-м году речь даже близко ещё не шла об идеологических различиях — шла довольно обыденная делёжка административной власти.

Между тем, Мартов дорого заплатил за позицию по Бунду. Перед голосованием о редколлегии бундовцы покинули Съезд, а с ними и «экономисты», составлявшие основную базу поддержки Мартова. Тут нужно сделать некоторое пояснение. «Экономисты» придерживались ортодоксальной трактовки трудов Маркса и Энгельса, считая, что Россия ещё даже близко не дозрела до социализма, поскольку в ней ещё даже развитого капитализма не было. Другая фракция, которую условно можно назвать «революционерами» считала, что нужно, в первую очередь, устроить революцию и взять власть, а там дальше видно будет. Мартов тяготел к экономизму, Ленин к революционаризму, а Плеханов стоял где-то между двумя позициями, с одной стороны признавая правоту экономистов, а, с другой, тяготея к революционной борьбе. Действия Мартова в отношении Бунда возмутили экономистов и они покинули Съезд вслед за бундовцами, в результате чего у Ленина образовалось «большинство». Понятием кворума соцдемы не оперировали, так что новоявленные большевики протащили через Съезд ленинское решение: редколлегия Искры, сокращённая до трёх человек, де-факто становилась управляющим органом социал-демократического движения. В качестве вспомогательного органа создавался Центральный Комитет, который Ленин набил своими сторонниками. Для разрешения конфликтов между Искрой и ЦК создавался Совет партии, состоявший из пяти членов, одним из которых был сам Ленин. Схема была очень хитрая: контролируя Искру и имея подчинённый ЦК, любые конфликты разбивались о большинство сторонников Ленина в Совете, поскольку формировался он опять же из членов ЦК и редколлегии. Чтобы пожаловаться на действия Ленина, обращаться пришлось бы к… Ленину! II Съезд стал полной победой Ильича, но далеко не всем это понравилось.

Второй акт Марлезонского балета: страсти по Революции

Нужно понимать, что никакого окончательного раскола ещё не произошло. Понятия «большевик» и «меньшевик» в 1903-м году означали лишь две фракции внутри одной партии, но первый камень уже был брошен. Поведение Ленина на Съезде многими было воспринято как откровенно нахальное, и вскоре меньшевики нанесли ответный удар, разоблачив закулисный сговор. Ленин был подвергнут публичной критике и покинул редколлегию, а заодно и Совет партии. Это опять же показательный пример того, что никакой «единоличной диктатуры» в 1903-м году ещё даже близко не намечалось. Ленин был одним из вожаков Партии, но далеко не единственным и даже не главным, другие авторитетные товарищи вполне могли принудить его сдать позиции. Ленин, однако, сдаваться не собирался.

Поняв, что управлять Партией через Искру больше невозможно, он сделал ставку на недавно учреждённый ЦК, использовав процедуру кооптации — назначения членов без выборов. Всего за месяц Ленин ввёл в ЦК ещё четырёх своих сторонников, включая небезызвестную Розалию Землячку. И этот правильным образом расширенный ЦК, само собой, вскоре кооптирует к себе Владимира Ильича, делая его членом Центрального Комитета. К концу ноября 1903-го года весь ЦК состоял исключительно из большевиков и управлял им сам Ленин. Но даже этот ЦК оказался далеко не таким ручным, как рассчитывал Ленин. По факту, раскола с мартовцами хотел только сам Ильич, опубликовавший в 1904-м году работу «Шаг вперёд, два шага назад», в которой жёстко обрушился на меньшевиков и Плеханова. Сторонники Ленина воспринимали раскол как сугубо административный спор, длящийся исключительно из упрямства своего лидера. Ленин, однако, не уступал, и к весне 1904-го полностью утратил поддержку Центрального Комитета. А между тем, события развивались стремительно.

В 1905-м году вспыхнула Первая Русская Революция, ещё больше углубившая раскол. Меньшевики полагали, что революция должна быть буржуазной, а социалисты играть лишь вспомогательную роль, тогда как Ленин предложил идею о «перерастании» буржуазной революции в социалистическую. Революция в значительной степени укрепила позиции Ленина, вынудив ЦК позволить ему заняться организацией нового Съезда. III Съезд РСДРП, прошедший в 1905-м году, оказался на деле чисто большевистским междусобойчиком, который остальные фракции в партии проигнорировали. На фоне прокатившихся по стране массовых забастовок, восстания экипажа броненосца «Потёмкин-Таврический», межэтнических боёв на Кавказе между армянами и азербайджанцами, и странных метаний властей между «искоренением крамолы» и попытками реформ, позиции Ленина выглядели вполне серьёзными. Однако уже 17 октября, под давлением Всероссийской Стачки, Николай II публикует знаменитый Манифест, фактически вводящий в России конституционную монархию, хотя и с ограничениями.

Октябрьский Манифест, в целом, удовлетворил запросы умеренных либералов, с самого начала составлявших основную силу революции, и меньшевики склонялись к к тому же. Большевиков, однако, подобное положение дел совершенно не устраивало, и не их одних. По всей стране прокатилась серия вооружённых восстаний, организованных широкой коалицией большевиков, эсеров, анархистов и националов, апогеем которой стало Московское Восстание в декабре. В Петербурге, усилиями местных социал-демократов, среди которых были такие знаковые фигуры как Троцкий и Парвус, был организован первый Совет рабочих депутатов. Тем не менее, к 1906-му году стало очевидно, что революция идёт на спад, и ставка Ленина на вооружённое восстание не оправдалась. Восставшие на деле не смогли захватить власть даже в отдельно взятых городах, и многочисленные очаги боёв так и не слились в единую революцию. Ситуация обернулась теперь на 180 градусов, и большевики, в прошлом году активно поддержавшие Ильича на волне революционного куража, вновь вспомнили свои дореволюционные намерения об объединении.

В апреле 1906-го года состоялся IV Съезд РСДРП, который смело можно назвать величайшим политическим провалом Владимира Ленина. Меньшевики, пользуясь разочарованием партийного большинства в вооружённой борьбе, пробили свою идею о вхождении в недавно организованную Государственную Думу. Парламентский путь казался куда предпочтительнее неудачных восстаний, и Ленину на сей раз крыть было нечем. Мартов и Плеханов сполна взяли реванш, добившись большинства и на Съезде, и в новом ЦК. Революция к тому моменту уже начала вырождаться в индивидуальный террор, где первую скрипку играли эсеры, с начала 1900-х годов имевшие мощную боевую организацию, ориентированную на политические убийства. Понимая, что поддержки не найти ни внутри партии, ни извне, Ленин сделал очередной ход конём: формально признав воссоединение Партии и доминирование меньшевиков, на деле он начал формировать параллельные структуры власти, создавая как бы партию внутри партии. Этот Большевистский Центр и стал, по сути, зародышем будущей большевистской партии.

Третий акт Марлезонского балета: Раскол

После Стокгольмского Съезда Ленин, что называется, пустился во все тяжкие. В 1907-м году прогремела афера с Наследством Шмидта. Известный революционер Шмидт завещал своё немалое состояние в размере 280 000 рублей (тогдашних рублей!) социал-демократической партии, но не указал, какой именно фракции. Но, поскольку, партия была оппозиционная и буквально только что участвовала в организации уличных боёв, передать деньги напрямую было нельзя, поэтому наследницами были указаны сёстры Шмидта. Началась отчаянная борьба за наследство, победителем из которой вышла фракция Ильича, организовав фиктивный брак сестёр-наследниц с членами партии. Вся афера сопровождалась довольно грязными финансовыми махинациями, подлогами и откровенной грызнёй товарищей революционеров за каждую копейку. По итогам скандала чистеньким не вышел никто, но Ильич хотя бы остался при деньгах. С этими средствами он смог укрепить свои позиции на V Съезде, состоявшемся в том же году в Лондоне. Однако на состоявшемся в 1910-м году Парижском пленуме все успехи Ленина оказались обнулены. Большевистский Центр был официально признан раскольническим, у Ленина отобрали контроль над нажитым непосильным трудом Наследством Шмидта, а сам Ильич находился на грани нервного срыва.

К 1912-му году внутрипартийная обстановка накалилась до предела. Среди большевиков, как и в 1903-м году, выделилась группа примиренцев, желавших покончить с личной вендеттой Ленина против меньшевиков, от Ильича отвернулся даже его близкий друг Максим Горький. Вождя большевиков обвиняли в мании величия и неумеренном властолюбии, и не то чтобы были совсем уж неправы. Нужно понимать, что РСДРП было такой интеллигентской тусовочкой, где заседающие товарищи придерживались определённых норм поведения и общения. На этом фоне Ленин с его грубым и наглым напором смотрелся примерно как слон в посудной лавке. Нехватку ораторского мастерства Ленин компенсировал необузданными словесными потоками. Грубо говоря, пока все остальные играли в карты по правилам, Ленин с разбегу переворачивал игральный стол. Однако и сама партия к этому времени начала стремительно дробиться на огромное множество группировок.

Во-первых, были ликвидаторы, близкие к меньшевикам, выступавшие за запрет нелегальных форм борьбы. Большевики изрядно скомпрометировали образ партии участием в экспроприациях, аферах вроде Наследства Шмидта и сотрудничеством с эсерами-террористами (последнее большевики отрицали и, скорее всего, справедливо — сторонником индивидуального террора Ленин не был никогда). Меньшевики тоже были не без греха и при случае охотно включались в ленинские комбинации, если это сулило хоть какую-то выгоду. Ликвидаторы предлагали отказаться от подобных акций и целиком сосредоточиться на политической борьбе в Думе, став обычной парламентской партией. Возглавляли движение такие авторитетные участники ещё II Съезда как Потресов и Аксельрод. Сами меньшевики разделились на в целом согласных с ликвидаторами во главе с Мартовым, и меньшевиков-партийцев во главе с Плехановым, осудивших ликвидаторство. В противовес ликвидаторам возникла группа отзовистов, занявших другую крайнюю позицию: вообще отказаться от легальной борьбы и слиться в братском экстазе с эсерами-максималистами. Среди известных отзовистов того времени были будущий нарком Луначарский и известный историк Покровский. Вплотную к отзовистам примыкали ультиматисты, требовавших выдвинуть ультиматум депутатам Третьей Думы от РСДРП — в массе своей меньшевикам — с требованием следовать указаниям ЦК. Отзовисты и ультиматисты вскоре объединились в движение «Вперёд!», куда помимо них вошли и другие, ещё более странные товарищи: богостроители (да-да, идею о тождестве христианства и марксизма вовсе не Зюганов изобрёл и не Уго Чавес) и ребята из Каприйской школы Горького. На итог вышло какое-то дикое объединение крайнего марксизма и религиозной философии.

Именно в такой атмосфере всеобщего размежевания и проходила VI партийная конференция РСДРП(б) в Праге. Ленин, по привычке, попытался превратить ее в междусобойчик своих сторонников. Меньшевики, по привычке, проигнорировали ее вообще. Конференция, признанная нелегитимной практически всеми фракциями, кроме самих большевиков, и небольшой группы меньшевиков-плехановцев, исключила из партии ликвидаторов и обрушилась на отзовистов и ультиматистов. Фактически, Ленин исключил из партии всех, кроме мейнстримных большевиков и меньшевиков-мартовцев, рвать с которыми он всё ещё был не готов. Остальная партия смотрела на это круглыми глазами, не понимая, сошёл ли Ильич с ума или просто ведёт какую-то игру. Конференция, впрочем, оказалась знаковой для большевиков. Именно на ней в число высших руководителей попали будущие великие комбинаторы: Сталин, Орджоникидзе, Зиновьев, Малиновский, Свердлов и Калинин. В будущем именно они будут определять политику Партии. По факту же, сама конференция представляла собой собрание довольно незначительных большевистских функционеров во главе с Лениным. Считать ли ее провалом или успехом, зависит от трактовки целей Ильича. Если он хотел получить власть над всей РСДРП, то это однозначный провал. Если же он к тому времени уже порвал с иллюзиями о партийном единстве и собирался запилить собственную партию с марксизмом и валькириями революции, то это однозначный успех.

Остальные фракция на Пражскую конференцию отреагировали созывом конференции в Вене. Вперёдовцы, меньшевики-партийцы и большевики-примиренцы попытались сохранить хотя бы остатки партийного единства и во главе с Троцким сформировали Августовский блок, призванный откатить действия Ленина и восстановить единые партийные организации. Троцкий, проделав громадную работу, смог собрать на конференцию ликвидаторов, мартовцев, плехановцев, отзовистов и ультиматистов, но у Венской конференции были свои проблемы. Во-первых, также как и Пражский Съезд, она была нелегитимна. На ней не было ни одного депутата Думы, представителей нелегальных организаций и представителей региональных отделений. Фактически, обе конференции показали, что и большевики и меньшевики, сидя в эмиграции, значительно оторвались от рядовых партийцев, действовавших в России. Во-вторых, после подписания декларации Троцкого, примирявшей разных течения, блок стремительно распался под грузом внутренних противоречий и окончательно сгинул, когда его покинул сам Троцкий. В-третьих, Августовский блок, по сути, был ликвидаторским и потому не устраивал даже большинство меньшевиков, на которых в противном случае мог бы опереться.

После двух нелегитимных конференций, у партии попросту не оказалось единого руководства. Формально никакого раскола объявлено не было, сторонники Ленина и сторонники Мартова продолжали называть свои партии одним названием, но по факту ни о каком едином движении говорить уже не приходилось. Троцкий после провала в Вене создал собственную фракцию межрайонцев, продолжавшую искать примирения.

Интерлюдия: роль личности в истории

Во всей этой истории удивительнее всего то, насколько огромную роль играли характер и стремления одного единственного человека — Владимира Ленина. В общем-то, никаких принципиальных расхождений, требовавших формирования двух отдельных партий, между большевиками и меньшевиками не было. Основная масса большевиков не поддерживала отделение и стремилась наладить с мартовцами отношения, да и сам Мартов неохотно шёл на конфликт. Чтобы добиться согласия большевиков на принятие Пражских решений, Ильичу пришлось буквально набить ЦК молодыми выдвиженцами, обязанными лично ему. Единственным последовательным большевиком, готовым идти до конца, был сам Ленин.

Впрочем, неверно было бы приписывать распад РСДРП исключительно злой воле Ленина и его неготовности идти на компромисс. Да, его властолюбие и грубость играли важную роль, но большевики были вовсе не единственным и даже не главным раскольническим движением. Ликвидаторы, отзовисты, ультиматисты, богостроители и иже с ними были от Ленина совершенно независимы, что не мешало им бороться между собой. Сами меньшевики также не представляли собой какого-то единого движения. Между сторонниками Мартова и Плеханова существовали значительные противоречия. Наконец, было бы ошибочно представлять Ленина на этом этапе как авторитарного диктатора, принуждающего своих сторонников принимать те или иные решения. Сами большевики абсолютно свободно дробились на примиренцев и ленинистов, примыкали к отзовистам и ездили на Капри слушать лекции Горького о поисках Бога. Многие большевики следовали за политикой Ленина из личного уважения к нему, ведь хотя мы в статье описали лишь его недостатки, следовало бы сказать и о достоинствах. Ленин был сильным, решительным лидером, чего никак нельзя было сказать о Мартове или Плеханове. Он умел вести за собой, умел покорять аудиторию, даже несмотря на скромные ораторские качества, его работы, хотя и негативно воспринимались серьёзными марксистами, вроде Плеханова и Аксельрода, тем не менее занимали своё место в марксистком учении и к ним относились на полном серьёзе.

В целом, очень трудно найти в истории партию, которая бы в какой-то момент не раскололась, так что даже не будь Ленина, раскол, скорее всего, был бы неизбежен. Причём Ильич был даже не самым радикальным эсдеком. Те же вперёдовцы дали бы ему в этом плане фору.

Проигрывать нельзя обороняться

В течение менее чем года после конференций в Праге и Вене случившееся в Европе дошло и до России. В 1913-м году думская фракция эсдеков разделяется на большевистскую и меньшевистскую. Раскол в партии довольно болезненно ударил по думцам-социалистам. До Праги они фактически выступали как полу-независимая сила в партии, но после VI конференции об этом можно было благополучно забыть. Меньшевику Чхеидзе, возглавлявшему думцев, не удалось удержать фракцию от распада и вскоре депутаты обоих уклонов начали организовывать две параллельных партийных организации на местах. Если рассматривать раскол с парламентской точки зрения, то для РСДРП он был подлинной катастрофой. Некогда единая думская фракция разделилась на две и каждая теперь имела гораздо меньше голосов. Избиратели, в массе своей не вникающие в тонкости внутрипартийной борьбы, вконец запутались. Но настоящий удар и подлинный идейный раскол ждал социалистов в будущем. Это будущее наступило в 1914-м году, в боснийском городе Сараево.

Убийство австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда боснийским террористом Гаврилой Принципом стронуло лавину давно зревших в Европе противоречий. Началась, как тогда её называли, Великая Война. Социалисты оказались в довольно пикантном положении. С одной стороны, позиционируя себя как защитников мирового пролетариата, они едва ли могли одобрить массовое убийство одних пролетариев другими в интересах буржуазных правительств. С другой, все воюющие страны в первые месяцы войны охватила натуральная патриотическая истерия и на всех, кто высказывался против ведения войны до победного конца, смотрели как на предателей. Хотя VII Конгресс Интернационала и принял резолюцию против поддержки любых военных кампаний, на деле многие социал-демократы рассматривали войну с национальных позиций. Для немецкой СДПГ война виделась в интересах немецкого пролетариата, и в этом смысле они мало чем отличались от немецких же консерваторов. Для французских, английских и русских социалистов Германия представлялась наиболее реакционной буржуазной державой, сдержать которую было в интересах всего мирового рабочего движения.

В российской социал-демократии положение оказалось ещё более сложным. Раскол по поводу войны наложился на старые конфликты, придав им новую остроту. На основе старых фракций родились четыре новые:

1. Оборонцы во главе с Плехановым, вобравшие в себя меньшевиков-партийцев и ликвидаторов. Считали, что войну с Германией справедливой и народной, настаивали на сотрудничестве с правительством в интересах победы (ничего не напоминает?).
2. Пораженцы во главе с Лениным, в основном большевики-ленинисты и вперёдовцы, но также среди них были и некоторые меньшевики. Заняли весьма двусмысленную позицию, призывая к скорейшему поражению России в войне. По их мнению, война империалистическая должна перерасти в войну гражданскую, и поражение в войне откроет дорогу к пролетарской революции по всему миру. В Германии их позицию разделяло левое крыло СДПГ
3. Центристы во главе с Чхедзе занимали промежуточную позицию, считая войну вредной для рабочего движения и настаивавшие на заключении скорейшего всеобщего мира, но отказывавшимися поддерживать любые антиправительственные действия во время войны.
4. Интернационалисты — наиболее странная фракция из всех во главе с Мартовым. Сформированная из остатков Августовского блока, большевиков-примиренцев и межрайонцев, выдвигала лозунг «Ни побед, ни поражений». В целом, были похожи на центристов, но цели преследовали пораженческие. По их мнению, заключение всеобщего мира приведёт к всемирной революции.

Довольно скоро оборонцы, интернационалисты и центристы нашли общий язык и сформировали общий блок, оставив Ленина и пораженцев в изоляции. В этот период многие ленинисты плюют на раскол и начинают принимать меньшевиков в местные партийные организации, и сами вступать в меньшевистские. Позиция Ленина становится крайне непопулярной даже среди его ближайшего окружения, и фактически он оказывается во внутрипартийной опале.

Пой, революция!

Война, тем не менее, оказалась для Российской Империи крайне неудачной. Успешное наступление в Восточной Прусии в 1914-м году обернулось военной катастрофой, в следующем 1915-м году российская армия потерпела ряд тяжелейших поражений и оставила западную Польшу. К 1917-му году война, несмотря на ура-патриотическую горячку трёхлетней давности, стала чрезвычайно непопулярной в народе. Армия на три четверти состояла из крестьян, не понимавших, чего ради они должны соваться под немецкие пули. Да этого им и само правительство объяснить толком не могло. Николай II умудрился последовательно рассориться с Государственной Думой, генералитетом и даже собственными родственниками. Российский политический истеблишмент, в основном придерживавшийся либеральных или конституционно-демократических взглядов, был недоволен засильем в правительстве ставленников императрицы Александры Фёдоровны и полной неподотчётности кабинета Думе. Возвышение Распутина добавило новых поводов для недовольства. На глазах у всего мира император позволял сектанту-шарлатану (справедливости ради, не лишённому определённой политической смекалки) определять политику империи, расставляя своих друзей на важные должности, вплоть до обер-прокурора Синода. Этот кризис вылился в убийство Распутина в 1916-м году, за которое никто не был наказан. Разрыв между царским правительством и правящими кругами стал очевиден. По иронии судьбы, Ленин и Николай в тот момент пребывали в примерно одинаковом положении: лишённые всяческой поддержки и изолированные, они могли рассчитывать лишь на чудо. И чудо случилось, но не для них.

К концу февраля 1917-го года Петроград напоминал военный лагерь, доверху набитый резервными частями из плохо обученных рекрутов под началом офицеров, прошедших лишь ускоренные курсы. 21-го февраля в городе начались перебои с поставками хлеба. Вызваны они были перегруженностью железнодорожной сети и суровыми холодами, но в городе началась массовая паника, вылившаяся в хлебные бунты. Солдаты Петроградского гарнизона, отнюдь не желавшие отправлять на фронт, только и ждали подобной возможности. Кронштадт, где традиционно сильны были позиции большевиков и анархистов, напоминал пороховую бочку. В правительстве престарелого князя Голицына в том времени не осталось ни одного человека, который мог бы обуздать ситуацию, командующий гарнизоном генерал Хабалов тоже звёзд с неба не хватал, а тут ещё и сам Николай покинул город. 23-го февраля отдельные бунты переросли в вооружённое восстание.

Большевики не могли оказать практически никакого воздействия на происходящее в столице. Их партийные организации были разгромлены, их лидеры либо сидели в тюрьмах и ссылках, либо жили в эмиграции. 27-го февраля началась настоящая революция. Восстали полки Петроградского гарнизона, правительство фактически самоустранилось от принятия решений, бунтующие толпы взяли штурмом «Кресты» и выпустила сидевших там меньшевиков-оборонцев, которые повели толпу к Таврическому дворцу, где заседала Дума. Под давление толпы, депутаты организовали мутный орган под названием Временный Комитет членов Государственной Думы, по идее представлявший собой некое компромиссное правительство кадетов, октябристов, прогрессистов (левые кадеты и очень правые социалисты), а также вездесущего Чхеидзе и Александра Керенского, о котором мы поговорим позже. Меньшевики, впрочем, не особо доверявшие кадетам, решили организовать параллельное правительство в лице Петроградского совета рабочих депутатов по аналогии с советом Троцкого в годы Первой революции. Этот, ещё более мутный орган, включивший в себя меньшевистскую фракцию Думы, эсеров и мимокрокодилов, потребовал объявить республику. Отношения между Временным комитетом и Исполкомом Петросовета были крайне натянутыми и запутанными. 2 марта Временному комитету при поддержке почти всего генералитета армии удаётся добиться отречения Николая в пользу его брата Михаила, однако сам Михаил в «императоры революции» не рвался и вскоре отрёкся сам.

Эти отречения сформировали новую политическую реальность. В Российской Империи больше не было царя, не было легитимного правительства, не было парламента, и не было никакой уверенности в завтрашнем дне. Временный комитет 1 марта объявил себя Временным правительством и объявил о скорейшем созыве Учредительного собрания, которое и должно будет решить судьбу России. Между тем, Петросовет не просто сохранился, но и фактически взял под контроль Петроград. Возникла ситуация двоевластия, при которой в стране по факту было два правительства с примерно равными претензиями на верховную власть. Революция свершилась.

А что большевики, спросит внимательный читатель? Мы тут про каких-то меньшевиков, кадетов, думцев, революционных солдат и матросов, но где же герои нашей статьи? А их, к сожалению, тут нет. Февральская революция стала триумфом кадетов и, в меньшей степени, меньшевиков, тогда как большевики оказались в положении революционеров, опоздавших к революции. Ленин во время приснопамятных событий спокойно потягивал винишко в Швейцарии, большая часть партийного руководства сидела по ссылкам и эмиграциям, а низовые ячейки, оставшись без лидеров, естественным образом следовали за меньшевиками. Красные флаги, обращение «товарищ» и всевозможные советы создали вовсе не большевики, а их политические противники. Они же скинули и ненавистный царизм. И вот наши герои оказались на распутье.

Холодный апрель 1917-го

Итак, революция свершилась, но большевики в ней участия практически не приняли. Временное правительство открыло тюрьмы и на свободу хлынули политические заключённые, включая сторонников Ильича. Прибыв в Петроград, они обнаружили, что не особо там нужны. Большевиками — всеми, кто остался — управляли, за отсутствием Ленина, Молотов, Шляпников и Залуцкий, фигуры, мягко говоря, не первого калибра. Все трое занимали резко враждебную к Временному правительству позицию, однако в марте в столицу прибывают Сталин и Каменев, настроенные куда умеренней. Они не только не собирались отрицать Временных, но и готовы были на активное сотрудничество с ними, и большинство большевиков их поддерживало. Если бы в итоге возобладал их точка зрения, большевики как фракция, скорее всего, попросту влились бы в меньшевистское движение, оставшись лишь сноской на полях учебников. Но Ленин вовсе не собирался становиться сноской.

Революцию Ильич встретил в Цюрихе и немедленно стал искать пути вернуться на родину. Он прекрасно знал своих товарищей и знал, что без него они охотно прыгнут в койку к Мартову и Чхеидзе. Но между Лениным и революцией лежала Германия. Попытка договориться о возвращении через Францию и далее морем с помощью Англии не удалась. Однако Ленин обнаружил довольно неожиданных союзников. Немецкий Генштаб в 1917-м году в отношении России хотел уже только одного — её выхода из войны. Хотя российская армия стремительно распадалась, она продолжала оттягивать на себя немецкие силы, которые ох как пригодились бы на Западном Фронте. Противники войны, таким образом, становились естественными союзниками Кайзеррайха, которых даже уговаривать и покупать было не нужно. В результате, немцы согласились пропустить знаменитый Пломбированный вагон, доверху набитый всевозможными деятелями русской революции, через свою территорию в надежде, что эти деятели по возвращении в родные края возьмут власть и заключат с Германией мир. А если и не заключат, то хотя бы их грызня с про-антантовским Временным Правительством саботирует любые военные предприятия. Помимо Ленина в вагоне оказались его заклятые друзья Аксельрод и Луначарский, а также сводный интернационал меньшевиков, эсеров, анархистов и националов. Среди пассажиров были и пораженцы, и оборонцы, и интернационалисты, и даже бундовцы. Судя по всему, немцы вообще не особо задумывались, кого пропускают в Россию, делая ставку на сам эффект их появления. Так товарищи-революционеры, от души похохатывая над немцами, которым они в ближайшем будущем намеревались устроить собственную революцию, с ветерком погнали в сторону русской границы. И вот, 3 апреля Ленин возвращается в Петроград.

Надо сказать, больше всего возмущён действиями Сталина и Каменева был именно Ильич. Он вообще крайне негативно относился к самодеятельности своих младших товарищей, а уж попытка "чудесного грузина" самому поиграться в вожди революции и вовсе подрывала авторитет главного большевика. Не ждали Ленина и его соратники, для них он теперь становился крайне неудобной фигурой. Едва выйдя из поезда, Владимир Ильич, плохо знакомый с политической ситуацией, влез на броневик и призвал собравшихся солдат и матросов к немедленной революции. Присутствовавшие несколько опешили, ведь они всего месяц назад эту самую революцию и совершили, а призывы Ильича к скорейшему свержению Временного правительства и меньшевистского Петросовета и вовсе привели к возмущению и крикам "Долой". С политической точки зрения, речь Ленина на Финляндском вокзале была натуральной катастрофой. Остальные большевики, уже давно взявшие курс на сотрудничество с другими социалистами, решили, что их лидер спятил. Однако другого пути у Ленина попросту не было: признать курс Сталина и Каменева он не мог без риска утратить контроль над партией, а об объединении с меньшевиками и поддержке Временных и речи идти не могло. Поэтому Ленин выдвинул третью, наиболее радикальную позицию, которая моментально разрушила любые амбиции его петроградских товарищей. Ни о каком внутрипартийном единстве теперь и речи не шло, а следовательно, не шло и речи о продолжении курса Сталина и Каменева. Кот вернулся домой и напомнил мышам, что плясать им позволено лишь определённые танцы.

Нужно сказать, что «построить» большевиков и продавить свою линию Ленину удалось далеко не сразу. Собственно, «апрельские тезисы» Ленина со скрипом, но все же были напечатаны в «Правде». Каменев попытался доказать, что тезисы — личное мнение Ленина, а не всей партии, выпустив полемическую статью «Наши разногласия». Плеханов написал статью с хлестким заголовком «О тезисах Ленина и о том, почему бред бывает подчас интересен». Затем тезисы обсуждены в ходе «внутрипартийной дискуссии» Петербургского горкома большевиков, причем сначала за позицию Ленина было всего 2 человека из 15, но все же было принято решение обсудить тезисы «на местах», и вот тут Ленин энергично провернул разъяснительно-агитационную работу на этих самых местах и в итоге заручился поддержкой большинства на общегородской конференции. Кстати, по ходу дискуссий Сталин поддержал Ленина почти что сразу, Каменев же остался в оппозиции тезисам. По итогу городская конференция тезисы одобрила, затем их одобрила и общероссийская. Из неодобренных тезисов Ленина осталось предложение «перекрасить Кремль в зеленый цвет» переименоваться в коммунистов и замутить новый Интернационал.

Вообще, Петроград Владимир Ильич прибыл крайне вовремя, аккурат к Апрельскому кризису. Причиной для политического рестлинга между Временным правительством и Петросоветом стал вопрос о целях войны. Сразу оговоримся, по поводу самой войны никаких разногласий между ними не было: и кадеты, и меньшевики-оборонцы, составлявшие большинство в Совете, и эсеры стояли за продолжение войны с Германией и соблюдение союзнических обязательств, но было одно существенно "но". Временные во главе с князем Львовым надеялись по итогам войны присоединить к России новые территории: в первую очередь, Галицию, а если получится, то и Константинополь с черноморскими проливами. Социалисты же надеялись на скорую революцию по всей Европе, которой аннексии и контрибуции могли только помешать, а потому позиционировали войну как сугубо оборонительную. Ситуация усугублялась проблемами обеих сторон: на Петросовет давили снизу солдатские и крестьянские массы, не желавшие продолжения войны, а на Временное правительство извне давила Антанта, опасавшаяся, что под влиянием социалистов Россия может выйти из войны.

Нота Милюкова от 18 апреля стала тем камешком, что стронул лавину. Устами своего министра Временные официально заявляли, что Россия будет вести войну до победного конца, чего бы ей это не стоило, и совсем не оборонительную. Как только содержимое документа стало известно в Петрограде, столицу охватили народные протесты и митинги, начались первые столкновения между сторонниками Временного правительства и Петросовета. И тут на сцену выходят полузабытые всеми большевики, которые на волне народного недовольства изрядно набрали политического весу.

Деятельность петроградских большевиков неожиданно (возможно, даже для них самих) привела едва ли не к восстанию. По всей столице начались теперь уже полноценные выступления и бои между рабочими Выборгской стороны, поддерживавшими большевиков, и сторонниками Временных. Теперь испугались уже меньшевики в Петросовете. Несмотря на всю свою браваду, больше всего они опасались именно падения Временного правительства и продолжения революции, так что Чхеидзе, Мартов и Церетели поспешили заключить с Временными мир. По итогам компромисса, члены Исполкома Петросовета входили в состав правительства, Милюков и Гучков подавали в отставку, а официальная позиция по войне становилась ближе к социалистической.

От Октября к Гражданской войне

Октябрьский эпизод

10 (23) октября 1917 года большевистский ЦК принял решение о вооружённом восстании. Но единогласия не получилось — Каменев и Зиновьев выступили против. Да не просто против — они ещё и написали открытое письмо членам партии, в котором осудили это решение как авантюрное.

В принципе — ну осудили и осудили. Позднее их, правда, обвиняли в том, что таким образом они выдали большевистские планы врагу. Но большевики и сами обсуждали восстание на каждом перекрёстке (время было такое), так что никакой военной тайны тут не было. Единогласие же было нужно Ленину для того, чтобы столь важное решение было внутри партии неоспоримым.

Центристскую позицию занимали сторонники Троцкого, предлагавшие нечто расплывчатое — отстранить Временное правительство, но без вооружённого восстания, используя готовившийся съезд советов.

В итоге стороны пришли к хрупкому компромиссу, и внутрипартийное единство было сохранено. Но осадочек — остался. Это была первая репетиция будущей ожесточённой внутрипартийной борьбы.

Выступление Викжеля

Викжель был организацией, созданной незадолго до октябрьского переворота с целью руководства всероссийским профсоюзом железнодорожников. В условиях хаоса 1917 года железнодорожники были силой решающей, ибо контролировали транспортную сеть России, без которой она просто не представляла собой единого целого.

Большинство социалистических партий не поддержало большевистский переворот, и начиналась буза. Гражданская война уже вырисовывалась. Викжель — видимо, из лучших побуждений — решил взять на себя роль арбитра, требуя создания однородного социалистического правительства (где были бы представлены все социалистические партии.

Тогда Зиновьев, Каменев и ещё несколько товарищей вышли из большевистского ЦК и Совнаркома, начав переговоры с Викжелем. Планировалось, в частности, отстранение от власти Ленина и Троцкого. Но в итоге переговоры, инициированные Викжелем, были свёрнуты — большевики быстро усиливались, и стало понятно, что власть они так просто не отдадут. Большевистский ЦК опять быстро помирился. Так закончилась вторая репетиция внутрипартийной борьбы.

Пляски вокруг мира с Германией

Поскольку советская власть с самого начала распустила старую армию (казалось бы, ай, молодца!, но это было необходимо по большевистской теории — создание классовой и, следовательно, преданной делу большевиков армии), первое время она практически не имела собственных вооружённых сил. Красная Армия не могла быть создана мгновенно. Поэтому Германия к концу 1917 года оказалась гораздо сильнее Советской России и, следовательно, могла диктовать условия того самого мира о котором так долго говорили большевики.

Против заключения позорного мира выступили не только левые эсеры, но и значительная часть большевиков, именуемая «левыми коммунистами». Они утверждали, что экспорт революции (посредством, в том числе, и революционных войн) отлагательств не терпит. Во главе «левых коммунистов» выступил Бухарин, а также там отметился такой известный большевистский деятель, как Дзержинский. Троцкий же опять высказал промежуточную позицию — «ни мира, ни войны». В итоге, вроде как, опять пришли к компромиссному решению.

Однако после заключения Брестского мира (который сам же Ленин назвал «похабным») к решительным действиям перешли левые эсеры. В итоге они провернули попытку собственного государственного переворота, начавшуюся с убийства германского посла Мирбаха. Про мятеж левых эсеров — чуть ниже, а здесь важно то, что и ряд большевиков не поддерживал заключённого мира (и, таким образом, выступал как союзник левых эсеров). В частности, Уралсовет (судя по всему, принимавший решение о ликвидации семьи Николая II) отказался признавать Брестское соглашение.

После того, как в самой Германии произошла революция, Германия вышла из войны, а Брестский мир был денонсирован. Это окончательно выбило почву из-под ног противников мира.

Пара слов о мятеже левых эсеров

Октябрьский переворот левые эсеры встретили как союзники большевиков, одобрили его и вошли в некое даже подобие коалиционного правительства с большевиками. Однако серьёзные разногласия не заставили себя долго ждать.

Большевики отдавали решающую роль в революции пролетариату, а левые эсеры — крестьянству как большинству населения и, следовательно, мощнейшей революционной силе. Однако бедное (а особенно — безземельное, ибо земельная собственность считалась мелкобуржуазной) крестьянство большевики рассматривали как некий сельский аналог пролетариата. И потому в деревне беднота тяготела к большевикам, а среднее и богатое крестьянство — к левым эсерам.

Мирное соглашение с Германией не устраивало эсеров не только потому, что было капитуляцией перед мировой буржуазией, но и (возможно, в первую очередь) потому, что Германии отдавались самые плодородные земли России, и страна обрекалась на дефицит продовольствия. Дефицит же продовольствия вынудил бы (и таки вынудил) советскую власть к жёсткой продовольственной диктатуре, принудительному централизованному распределению хлеба и прочего и, следовательно, к усилению эксплуатации городом деревни. И за счёт всего этого планировалось удовлетворить аппетиты кайзеровской Германии! В общем, левых эсеров здесь понять можно.

Но можно понять и Ленина, который видел, что с Германией Советской России в тот момент тягаться было нельзя. И потому он очень активно продавливал — и таки продавил — «похабный» Брестский мир. В общем, обе стороны были намерены твёрдо стоять на своём.

В итоге левые эсеры выступили абсолютно в эсеровском духе «сильной личности». Ага, подумали они, Россия воевать с Германией не хочет. Так пусть тогда захочет Германия! И вот 6 июля 1918 года левый эсер Блюмкин убивает германского посла Мирбаха. Это и послужило сигналом к мятежу левых эсеров. Сам мятеж не имеет прямого отношения к теме внутрибольшевистских разборок и потому подробно тут освещаться не будет. Достаточно сказать, что он потерпел поражение, но в теории очень даже мог и окончиться успехом. Целью этого выступления было не свержение большевиков, но изменение их политического курса — в первую очередь, на революционную борьбу с Германией.

После разгрома восстания левые эсеры (наказанные, впрочем, очень мягко, а Блюмкина, приговорённого к расстрелу, вообще вскорости амнистировали) были разгромлены, и большевики получили практически монопольную власть в стране.

Крестьянский вопрос

К моменту взятия власти большевиками крестьянское население (если обобщённо называть так всех, занятых в сельском хозяйстве) составляло около 90 % всего населения России. Следовательно, крестьянский вопрос разрешить было необходимо, чтобы хоть как-то двигаться дальше.

Российская империя была государством с бешено растущим населением. За XIX век население страны более, чем утроилось. И, несмотря на всеобщее представление о России как о чём-то необъятном с неограниченными ресурсами, земли, пригодной для сельского хозяйства, здесь не так уж много. Такой резкий рост (при отсутствии территориальных приращений, как в прошлые века) загонял империю в «мальтузианскую ловушку». Где слишком много земледельцев, там у многих из них становится слишком мало земли, а у кого-то и вообще её не остаётся.

Решить эту проблему мог только индустриальный переход, то есть перевод экономики страны на промышленные рельсы, переселение значительной (в идеале — большей) части крестьян в города и переход демографический — резкий спад как рождаемости, так и смертности. Во многих странах Запада это уже произошло или вовсю происходило в тот момент. Российская империя с её глубоко традиционной социальной структурой, где единство государства держалось на вере в доброго и всесильного царя, подкреплённой официальным православием, такого перехода осуществить не смогла, да не особо и пыталась. Крах традиционного общества, в котором пребывала большая часть населения империи, скорее всего, повлёк бы за собою и крах самодержавия. И потому Россия подошла к 1917 году с этой нерешённой проблемой, ещё и постоянно усугублявшейся большим приростом населения. Первая мировая война нанесла ей удар милосердия.

Одной из первых мер большевиков был уравнительный передел земли в деревне. Это была хорошая паллиативная мера, которая позволила в той непростой ситуации каждому крестьянину получить хоть немного своей земли. Этим большевики рассчитывали приобрести поддержку крестьянства, и во многом расчёт оправдался. Крестьяне, получившие свою долю при разделе, довольно охотно шли (впоследствии) служить в РККА, где и составили в итоге большинство. Только как следует оперевшись на крестьян, большевики смогли выиграть Гражданскую войну, ибо пролетариат, хотя и был очень неплохо (особенно по меркам тогдашнего хаоса) организован, всё же составлял не очень значительное меньшинство населения.

Первоначально советская власть старалась не вмешиваться в работу Министерства продовольствия (доставшегося ей от Временного правительства) — и, видимо, это было правильное решение, потому что при незрелости этой власти в первые месяцы после Октября она могла сделать только хуже. Но к весне 1918 года функции Министерства уже переходят к наркомату продовольствия, который возглавляет большевик Цюрупа. Параллельно подписывается Брестский мир, который отрывает от России самые продуктивные аграрные регионы. В сочетании с хаосом, который успел установиться в продовольственном снабжении Советской России, это однозначно указывало на скорый голод.

Поскольку промышленность в городах из-за слабости власти была в глубоком упадке, городам было нечего предложить крестьянам в обмен на хлеб. Крестьяне начали прятать этот хлеб, и тогда большевики ввели продовольственную диктатуру.

Продовольственная диктатура

Она заключалась прежде всего в монополии государства на хлебную торговлю и создании Продармии (состоящей из местных продотрядов), значительную часть в которых составляли городские пролетарии. По понятным причинам наибольшую «моральную стойкость» демонстрировали голодные (не шутка) рабочие, которых привлекали в чрезвычайных случаях. Цели перед продотрядами ставились ясные — обеспечить хлебом города. А полномочия этим отрядам давались очень широкие, революционные, и Продармия быстро начала настоящую войну за хлеб против деревни. Именно в такой крайне тяжёлой, депрессивной атмосфере ковались кадры большевистской партии, для которых «демократия» — это анархия, и которым в первую очередь была необходима исполнительность.

Хлеб изымался у всех крестьян, имевших «излишки». Для поддержки продовольственной диктатуры и Продармии, а также борьбы с засилием в сельских советах левых эсеров в деревнях создаются комбеды — комитеты бедноты. Именно бедные крестьяне, которые недавно получили землю из рук большевиков, готовы были поддерживать их даже в таком деле, как реквизиция хлеба. Поскольку тогдашняя деревня — это замкнутый мир, где все про всех знают, то местная беднота могла очень даже помочь продотрядам в обнаружении «излишков у кулаков и богатеев».

Надо отметить, что продовольственная политика государства носила не полностью репрессивный характер. Так, например, военнослужащие РККА могли привлекаться к полевым работам. По причинам тягот военной службы такая практика проходила «со скрипом». Также коммунисты пытались обеспечить реквизируемый хлеб не только расписками и обесцененными деньгами, но и промтоварами, однако даже по военным, заниженным ценам в 1919 году удалось компенсировать только 50% стоимость продовольствия, а в последующие года и того меньше.

Также стоит признать, что именно такой жёсткий пресс на крестьян заставил многих из них сократить посевы до минимально возможных для собственного потребления (что не гарантировало, что и часть этого не реквизируют, чтобы «саботажник», поголодав, стал на следующий год сажать больше), что, в свою очередь, ухудшило продовольственную безопасность страны. Поэтому, когда природные условия ухудшились вследствие той же массовой засухи 1921 года, голод становился неизбежным.

Продовольственная диктатура была вынужденной мерой, но она сильно озлобила крестьянство против новой власти и обеспечила большую поддержку недобитым «белым» и «зелёным». При этом хлебозаготовки всё равно резко упали, и в городах был введён продовольственный паёк.

Примерно с такими данными Советская республика вступала в Гражданскую войну.

Гражданская война

Царицынский конфликт и военная оппозиция

Боеспособную армию надо было создавать в кратчайшие сроки — тем более, что белые усердно занимались этим же. У руля (и у истока) советских вооружённых сил стоял Троцкий. В этом вопросе он решил действовать без особых классовых заморочек — широко использовал военспецов из царских офицеров, ввёл единоначалие с жёсткой субординацией, единую военную форму и т. д. Рядовые же бойцы Красной Армии к тому времени в большой части вышли из партизан и подобных им личностей, то есть всё это резко отвергали.

Особенно обстановка накалилась в Царицыне (позднее — Сталинград-Волгоград). Этот город оборонялся от белых армий (тоже ещё находящихся в процессе оформления) под руководством некоего Снесарёва — офицера с хорошим дореволюционным стажем, ставленника Троцкого и весьма авторитарного руководителя.

Летом 1918 года в Царицын под руководством Ворошилова вошли красные бойцы из Донбасса, занятого немцами. Это была настоящая партизанская армия, которая меньше всего хотела подчиняться царским офицерам. Между Троцким и командой Ворошилова вспыхнул конфликт, разруливать который отправили Сталина.

Сталин, в основном, занял позицию ворошиловцев. Это был первый открытый конфликт между ним и Троцким. Снесарёва перевели на другой участок обороны. Но к концу 1918 года на почве «партизанщины» и оппозиции военному руководству Троцкого оформилась «военная оппозиция» (куда ожидаемо вошла часть бывших «левых коммунистов»), к которой Сталин уже не примкнул. В итоге точка зрения Троцкого на строительство регулярной армии, в основном, восторжествовала, но сам Троцкий был изрядно скомпрометирован (благо, врагов в партии у него хватало уже тогда).

Следует заметить, что многие из бывших лидеров военной оппозиции (такие, как Ворошилов, Ярославский, Землячка) в период неограниченной власти Сталина не только не были репрессированы, но и были вполне в чести (особенно, конечно, нарком обороны Ворошилов). Здесь им повезло гораздо больше, чем лидерам других оппозиций в большевистской партии. Возможно, это связано с тем, что и сам Сталин одно время (в борьбе с авторитаризмом Троцкого) примыкал к этой движухе.

1919 год. Затишье

Итак, за 1918 год произошёл ряд событий, укрепивших единство в стане большевиков. Был подписан и аннулирован Брестский мир (что резко подняло авторитет Ленина, и так очень неслабый), разгромлены левые эсеры, утихомирена военная оппозиция. Что до внешней и внутренней политической обстановки в самой Советской республике, то это был глубочайший кризис по всем направлениям. Успехи белых армий и интервентов держали республику в предельном напряжении, а внутри государства свирепствовали голод, нехватка ресурсов, эпидемии, преступность и прочие всадники Апокалипсиса.

По этим причинам большевикам, наконец, удалось достичь хрупкого единства. Интересы большевиков и всех им сочувствующих были сосредоточены на желании преодолеть эту ситуацию. «Райком закрыт, все ушли на фронт».

1919 год — пик авторитета Троцкого. Именно с ним связывались надежды на победу, именно он был главным героем года. И хотя противников в партии у него всегда хватало, но в это время они серьёзно поутихли, и даже набирающий силу Сталин не очень-то его задевал.

Но к концу года был разгромлен Колчак (в начале 1920 года его вообще выдали большевикам), силы Деникина отброшены от Москвы, Юденича — от Петрограда, интервенты потихоньку начали эвакуироваться из России, поняв, куда дует ветер. И тогда большевики вспомнили, что пора бы уже и снова становиться верными себе.

Ситуация к 1920 году

Надо сказать, что советская республика после тяжкого кризиса, пережитого в 1919 году, представляла собою антиутопию по Оруэллу больше, чем в какой-либо другой момент. Тотальная милитаризация, работа всей экономики на фронт, идеология «военного лагеря», тотальная же разруха, всеобъемлющий образ врага в лице мировой буржуазии, широкомасштабный красный террор (причём, в отличие от террора сталинского, во многом совершенно хаотичный), ограбление деревни путём изъятия зачастую произвольной доли урожая фактически бесплатно, резкое падение показателей во всех отраслях экономики — всё это рисовало весьма безрадостную картину. Примерно всё вышеупомянутое и назвали позднее «военным коммунизмом».

При этом заявленная цель в виде диктатуры пролетариата не была выполнена от слова «совсем». Власть крепко держала дисциплинированная большевистская партия, состоявшая, в основном, из тех, кого тогда было принято именовать «интеллигентами». Пролетарии (и, тем более, крестьяне) были представлены в этой партии очень ограниченно (так, например, половина ЦК в конце гражданской войны имела непролетарское происхождение). Получившийся военизированный Левиафан не мог, разумеется, удовлетворить на долгое время ни рабочих, ни крестьян. Временно они были лояльны большевистской власти, помня заявленные ею цели и то, что она уже сделала для них (в основном, правда, пока что на бумаге). Но не только вечно, но и сколько-нибудь долго такая ситуация продолжаться не могла. В 1919 году и рабочие, и крестьяне скрепя сердце поддерживали текущую власть, понимая то критическое положение, в котором она находилась, и считая её меньшим злом. Но к началу 1920 года советская власть окрепла, и вся её вопиющая неустроенность, всё несоответствие декларируемым целям вышло на первый план.

Многие представители прежних оппозиций ещё в начале 1919 года начали защищать «демократический централизм» — в противовес рождающемуся бюрократическому монстру. Единой цели они тогда не имели и были, по уже упоминавшимся причинам, весьма малоактивны. Толчок их деятельности дал Троцкий, в самом конце 1919 года выступивший с предложением сделать тотальную милитаризацию экономики из вынужденной военной меры основой экономической политики государства в переходный период.

Начало рабочей оппозиции

Зимой 1920 года позиция Троцкого пользовалась поддержкой большинства в ЦК большевистской партии. На практике идея милитаризации экономики вылилась в крупный эксперимент — создание трудовых армий, и прежде всего — преобразование 3-й армии (в составе РККА) в 1-ю Революционную армию труда. Но за зиму стало ясно, что эксперимент этот оказался совершенно провальным, а экономическая эффективность трудармии — крайне низкой.

В конце марта — начале апреля 1920 года состоялся IX съезд РКП(б). На этом съезде группа демократического централизма (или «децисты») выступила против милитаризации производства. По большому счёту, это было похоже на повторение противостояния военной оппозиции тому же Троцкому. Децисты выступали против единоначалия и широкого использования старых «спецов». На съезде все их предложения были отвергнуты, но очень важная партийная дискуссия оформилась. Ведь милитаризация производства была куда менее вынужденным и очевидным шагом, чем строительство регулярной армии, да и эффективность этого шага с самого начала оказалась почти никакой.

Параллельно вызревала и т. н. «рабочая оппозиция» — во главе со Шляпниковым и Коллонтай. В марте 1920 года Шляпников выдвинул тезисы, в которых предлагал разделить власть между большевистской партией, советами и профсоюзами. Партии предлагалось отдать общее руководство революцией, советам — политическую власть, а профсоюзам — экономическую. Надо сказать, что эти предложения были очень опасны для формирующейся однопартийной диктатуры, потому что основывались на буквальном понимании тезисов самой же партии. В самом деле, власть в государстве формально принадлежала именно советам, а управление производством, по большевистским же тезисам, должно было перейти в руки рабочих.

Таким образом, форма государственного управления, названная позже «военным коммунизмом», подверглась суровой критике. Троцкий пока что сохранял своё влияние, активно пытаясь распространить методы руководства построенной им армией на народное хозяйство. Отчасти это ему удалось — так, весной 1920 года он милитаризировал железнодорожный транспорт Советской России. Однако противоречия между партийными декларациями и реальной политикой большевиков назревали и исчезать никуда не собирались, а диктатура партии подвергалась критике с разных сторон.

Троцкий против всех. Начало

Но дело было не только в идеологических противоречиях. Если до середины 1920 года все внутрибольшевистские разборки велись, в первую очередь, ради блага революции в целом, то с примерно с этого момента конфликт начал переходить в новую плоскость. А именно — на первый план стала выходить борьба за личную власть. Начало этого процесса напрямую связано с деятельностью Троцкого.

В самом деле, Лев Троцкий к этому моменту имел репутацию победителя (на чьей стороне будет победа в Гражданской войне, стало уже понятно, вопрос был только в сроках). Он имел и немало других заслуг перед революцией. А теперь Троцкий пожелал прибрать к рукам и экономику государства, внедряя в ней свои милитаристские методы. Ранее он был суровым практиком, не гнушавшимся прослыть даже откровенным контрреволюционером ради победы. Теперь же Троцкий, видя практическую несостоятельность милитаризации экономики, всё равно активно её отстаивал. Причина здесь очевидна — Троцкий нацелился сосредоточить в своих руках не только военную, но и хозяйственную власть Советского государства. Если бы ему это удалось, это была бы уже практически личная диктатура.

С другой стороны, вся остальная верхушка партии прекрасно знала историю Французской революции и очень серьёзно относилась к угрозе «красного бонапартизма». Очевидным кандидатом в Бонапарты был Троцкий. Поэтому все большевистские лидеры впервые в истории стали сплачиваться против единого «внутреннего врага», которым и оказался Лев Давидович.

Война, разруха, голод, эпидемии — всё это было ещё актуально. Но, стоило новому государству обрести хотя бы какую-то надёжность, стоило власти в этом государстве стать настоящей ценностью — и начались уже самые настоящие разборки за эту власть. Далее внутрипартийная борьба будет всё более терять идейную составляющую и всё сильнее становиться этими самыми разборками.

Вторая половина 1920. Ленинцы между двух огней

С середины 1920 года отчасти повторяется история с «военной оппозицией».

С одной стороны оказывается Троцкий с его одержимостью милитаризацией производства и прочим предвосхищением Оруэлла. Надо заметить, что партия большевиков пока ещё по-другому руководить и не умела — весь её опыт сводился к тотальному хаосу 1917—1918 годов и тяжелейшему кризису 1919—1920. Как налаживать настоящую рабочую власть, за которую, собственно, и воевали, никто пока не знал. Именно поэтому позиция Троцкого, несмотря на всю враждебность к нему, в начале 1920 года пользовалась поддержкой партии большевиков и, в частности, ЦК.

С другой стороны оказалась «рабочая оппозиция» Шляпникова и Коллонтай. Она предлагала как раз переход к нормальной экономической жизни, с преобладанием экономических же стимулов, а не принудиловки. Но при этом она стояла и за то, чтобы передать всю власть непосредственно профсоюзам — по крайней мере, над экономикой. На деле это означало если не полное, то частичное отстранение РКП(б) от власти, с таким трудом взятой и защищённой ею. Кроме того, с большой вероятностью это могло означать и анархию в стране, поскольку профсоюзные кадры резко уступали партийным по уровню руководящей квалификации.

К этому периоду радикализировалась, организационно оформилась и развернула основную деятельность упомянутая выше «группа демократического централизма» во главе с Сапроновым и Осинским, которая требовала настоящий политический «компот»: расширения роли Советов в пику полномочиям партийных структур (ещё до того как это стало мейнстримом!), «орабачивание» советов (назначенство исключительно пролетариев на руководящие должности — и это при том, что выборы в советы уже систематически нарезались так, чтобы сократить крестьянское представительство, дабы не отдавать голоса социалистическим или по крайней мере беспартийным), отстранение от работы всех «спецов» — как гражданских, так и военных, лишение СНК реальной власти и передача её ВЦИК, который на сессию должен собираться раз в два месяца. Естественно, подобное прожектёрство в условиях тотальных экономических трудностей не могло сыскать большую базу и на дальнейшие события повлияло слабо. Интересно отметить, что эта группа, фактически смыкаясь в требованиях с предыдущей, умудрилась рассориться с ней, придя к власти в самарском отделении партии.

Ни одна из этих позиций не имела для партии большевиков никакой перспективы. Поэтому к концу 1920 года Ленин, Зиновьев, Каменев, Сталин и другие дистанцируются и от Троцкого, и от «рабочей оппозиции», начиная вырабатывать некоторую промежуточную платформу. Собственно, основа будущей партийной бюрократии начинает закладываться именно тогда.

Начало 1921. Пик «дискуссии о профсоюзах»

«Рабочая оппозиция» к началу 1921 года была сильна тем, что выражала реальные настроения рабоче-крестьянского большинства. Людям просто, мягко говоря, осточертели хаос и война и, выражаясь ещё мягче, очень хотелось вернуться к нормальной жизни. Непосредственная угроза в лице контрреволюции стремительно утрачивала актуальность, поэтому данные естественные человеческие стремления у большинства вышли на передний план. Волна крестьянских восстаний в начале года и особенно Кронштадтское восстание перед самым X съездом РКП(б) стали явным для всех выражением массового недовольства.

В итоге на X съезде развернулась крайне ожесточённая фракционная борьба, основными участниками которой были Троцкий, который представил проект дальнейшей милитаризации труда и лидеры «рабочей оппозиции». Однако партийное большинство прекрасно понимало, что необходимо не выяснять отношения, а срочно что-то делать для наведения порядка в стране. Кончилось всё общим одобрямсом категорического тезиса Ленина о том, что профсоюзная дискуссия — «непозволительная роскошь». Также было решено распустить все фракции в РКП(б) и не создавать новых. Разумеется, внутрипартийная борьба на этом не то что не затихла — она даже не ослабла. Просто вестись она стала не фракционными методами, а методами внутренних интриг. Также совершенно не распались уже созданные личные связи, которые активно будут задействованы на следующих этапах.

Также X съезд подвёл черту под эпохой «военного коммунизма», но об этом подробнее — в следующем разделе.

См. также

• Внутрипартийная борьба большевиков после 1938 года — в процессе написания.