Философический угар

Автору не до прикрас, добрая публика, потому что он все думает о том, какой сумбур у тебя в голове, сколько лишних, лишних страданий делает каждому человеку дикая путаница твоих понятий. Мне жалко и смешно смотреть на тебя: ты так немощна и так зла от чрезмерного количества чепухи в твоей голове.

— Н.Г.Чернышевский, «Что делать?»

Оба они были босы, увенчаны венками и закутаны в складчатые хитоны. Один держал в правой руке лопату, а в левой сжимал свиток пергамента. Другой опирался на киркомотыгу и рассеянно играл огромной медной чернильницей, подвешенной к поясу. Говорили они строго по очереди и, как мне сначала показалось, друг с другом. Но очень скоро я понял, что обращаются они ко мне, хотя ни один из них даже не взглянул в мою сторону. Я прислушался. Тот, что был с лопатой, длинно и монотонно излагал основы политического устройства прекрасной страны, гражданином коей он являлся. Устройство было необычайно демократичным, ни о каком принуждении граждан не могло быть и речи (он несколько раз с особым ударением это подчеркнул), все были богаты и свободны от забот, и даже самый последний землепашец имел не менее трех рабов. Когда он останавливался, чтобы передохнуть и облизать губы, вступал тот, что с чернильницей. Он хвастался, будто только что отработал свои три часа перевозчиком на реке, не взял ни с кого ни копейки, потому что не знает, что такое деньги, а сейчас отправляется под сень струй предаться стихосложению.

— Братья Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу»

Книга хороша! Несёт разумное, доброе. Сеет вечное. Критики пишут: книга века, читать всем!

А почему читатели — плюются, а прочитав до половины — ставят на полку, подбирая корешки по цвету?

Философический угар, он же синдром Джона Голта! Автор так хотел донести до масс разумное, что углубился в заумь. Или так сеет доброе, что все оттенки серого. Или, думая о вечном, забыл, что сюжет — это пусть даже выдуманное, но для героев-то книги — настоящее!

Чисто-философские трактаты, политически-нагруженная литературная критика, книги класса «Эмпириокретинизм для чайников» — это не наш троп. Мы говорим о книгах, где философические материи преподносятся публике под видом художественного произведения, а сюжет, герои, и всё прочее — поставлены на службу философии.

Признаки философического угара:

• Действия героев, да и сюжет в целом, всегда мотивированы не житейской логикой, а высокой идеей. Жандарм спешит на службу исключительно «защищать Родину», а не за зарплатой, чтобы кормить беременную жену и трёхлетнюю дочку.
• Натяжные диалоги с подозрительно длинными репликами, когда один из героев задаёт вопросы, а другой — пространно на них отвечает. А говорят, естественно, о смысле жизни, ну или чего там автор сказать хочет.
• Многочисленные логические повторы-тавтологии — ясно же, что одного примера для иллюстрации нашей сверхважной идеи не хватит. Мы уже сказали про идейного жандарма? Добавим про машиниста, ведущего паровоз! Как и жандарм из примера выше, он тоже считает, что ведёт паровоз на благо Родины, а не за зарплатой! Ах да, ещё мы забыли сказать читателю про сталевара! Вот он варит сталь, а стране нужна сталь. Ведь не за зарплатой же он пошёл к мартену, чтобы кормить беременную уже родившую жену? И так далее. В философском или социологическом трактате многочисленные примеры из жизни — к месту. А в художественном произведении — набивают оскомину. Чернышевский и простой тавтологической тавтологией не брезговал (смотрим эпиграф).
• Философские отступления автора на тему «я тут выше хотел сказать, что…». Далее для тех, кому не хватило примеров, следует ещё одно изложение всё той же идеи, только философскими терминами.
• Символизм зашкаливает и прячется повсюду. Сабля у жандарма — символ всевластия самодержавия. Полный стакан водки в руках машиниста — символ угнетения рабочего класса капиталистами. Серебряный крестик на шее жены сталевара — символ опиума для народа. И да, если вы не поняли символ — не беда. В следующем философском отступлении автор всё разжуёт.
• Как минимум половина персонажей одномерно-картонные, и почти всегда — либо раскрашены строго чёрным, либо все в белом. Иногда даже главного героя вводят лишь для того, чтобы высказать его устами некоторое философское положение автора. Как только положение высказано, автор теряет интерес к герою, и тот пропадает из повествования. Иногда, для верности, такому герою устраивают геройскую смерть, а иногда просто забывают. Либо отмахиваются: «ушёл в подполье».

Это совсем не значит, что авторам следует писать только любовь-морковь, а на глубокий философский смысл замахиваться не дай Бог. Просто в художественной прозе философию следует отражать художественными методами, а не словесами из философских трактатов. Оруэлл написал просто: «Война — это мир. Свобода — это рабство. Незнание — сила». Такое не забудешь, и не нужно тратить двадцать страниц на трактат о роли пропаганды в тоталитарном обществе. И ведь запомнили! А попробуйте вспомнить хоть одну «убойную» цитату той же краткости и силы из 20 страниц речи Джона Голта. Наверняка вспомнится только процитированное им в самом начале речи «Кто такой Джон Голт?», введённое и сюжетно обыгранное ранее.

Наконец, специально для таких важных мыслей есть авторские отступления, когда автор, прежде чем перейти к делу, немного размышляет о революции вообще, первой любви вообще, или там о канализации Парижа как явлении. Такие талантливые и честные писатели, как Виктор Гюго могут выйти из ситуации гениально просто: чередуют главы философского угара с обычными сюжетными. Это позволяет не терять интерес к чтению!

Родственные понятия: Вывих мозга и Зрители — гении; увесистая басня — может быть целью автора. Литературный же критик А. Кузьменков предлагает для обозначения данного феномена термин «философская интоксикация». Правда, этот термин уже существовал до Кузьменкова, и не в литературоведении, а в медицине — так назывался симптом одной из форм шизофрении. Кстати, одно другого не исключает, и безумный художник вполне может выдавать философический угар в промышленных количествах просто потому что тараканы в его голове очень уж идейные оказались. Это даже реалистично.

Примеры

Литература

• Философский диалог как жанр. В целом.
  • Нет, автор предыдущей правки, похоже, не читал философов. У классиков философии достаточно простой язык, а диалоги Платона очень коротки (за исключением «Государства», но и оно поделено на главы и состоит из нескольких тем). Тропу соответствует разве что «классическая немецкая философия» (Кант, Фихте, Шеллинг и Гегель), где действительно сложно, множество терминов и длинно. Остальные философы стремились (и стремятся — сейчас ведь они тоже есть, хоть и менее популярны, чем тогда) писать так, чтобы было понятно всем. И чтобы основные идеи умещались в доклад или лекцию — иначе автора просто не заметят.
• Классический индийский эпос вроде Махабхараты. Буквально нашпигован притчами, отступлениями и философскими диалогами, на тот случай, если соберутся послушать образованные люди.
  • Поэтому почти все читают только одну часть этого эпоса — «Бхагавадгиту», где таких вещей значительно меньше. Но «угар» вообще характерен для индийской философии, как и вывих мозга в тамошней логике.
• Чжуан-цзы.
• Томас Мор, «Утопия». Хотя в то время разница между научно-фантастическим романом и философическим трактатом отсутствовала начисто.
• А. Н. Радищев, «Путешествие из Петербурга в Москву». Педаль в пол: фабуле уделено от силы 10 % текста, остальное же — пространные размышления автора о положении современной ему России, а последняя глава представляет собой нудный пересказ биографии Ломоносова.
• Н. Г. Чернышевский, «Что делать?»
• Л. Н. Толстой. В «Войне и мире» пришлось разбить эпилог на две части, из которых одна, по сути, размышления автора о понимании истории, и только в другой мы узнаём, как сложились дальнейшие судьбы персонажей. К «Анне Карениной» тоже написано многостраничное «Я хотел сказать, что…».
• Ф. М. Достоевский, «Бесы». По мнению многих, «Преступление и наказание» — о том же самом, что и «Бесы», однако без философического угара.
• Кьеркегор, «Или-или».
• Ницше, «Так говорил Заратустра».
  • Неудачный пример. У Ницше вообще почти нет долгих монологов во всех произведениях — это скорее записки, дневник. Заратустра — не исключение. Исключение — «Ecce Homo».
• И. С. Шмелёв, «Пути небесные» — растянутое повествование о богоискательстве и религиозных позывах русской души.
• Александр Грин — в таких романах, как «Бегущая по волнам» и «Блистающий мир», его в избытке.
• Томас Манн, «Иосиф и его братья» — когда дело касается библейских легенд, без сабжа обойтись трудно, а когда они еще и рассказываются настолько подробно, с таким множеством пространных рассуждений, сравнений и сопоставлений — иначе и быть не могло. Даже в простом «Это я» здесь находится сразу несколько смыслов, вплоть до самых высших.
• Джон Стейнбек, «Гроздья гнева»: одна глава с экшном, одна глава — философский монолог; повторить quantum satis.
• Практически любое произведение Ивана Ефремова.
  • «Сердце Змеи» этого избежало.
  • В ранних произведениях, вроде «Туманности Андромеды» ещё не так сильно бросается в глаза.
  • «Час Быка» — масштабы принимают форму реально дикого ужаса. За это Ефремова пинали все, кому не лень.
  • «Таис Афинская» — делосский философ рассказывал героине о богах и мировоззрениях разных народов. Впрочем, написано не занудно.
• Владимир Кузьменко, «Древо жизни» — отчасти объясняется сильнейшим влиянием «классической» советской фантастики, в т. ч. и Ефремова.
• А. Ф. Попов, «Осенние люди». Внешне очень странный и местами даже бессмысленный диалог деда и внука, пересыпанный аллегориями различного рода. При первом прочтении этот текст похож на вывих мозга, но учительнице автора правки он почему-то нравится.
• Айн Рэнд, «Атлант расправил плечи» — педаль через Мохо в мантию, двумя ногами! Для выдачи в массы речи Джона Голта пришлось напильником дорабатывать сюжет и придумывать волшебные радиоглушилки по всей Америке (а сама Айн Рэнд потратила на одну нее два года). Но и речь получилась — ого! Монолог на 20 страниц. А сам Джон Голт стал кодификатором философического угара.
• Антуан де Сент-Экзюпери, «Цитадель». Философский роман о взаимоотношениях народа, государства и властителя, написанный притчами от лица берберского принца и во многом перекликающийся с «Заратустрой» Ницше. Экзюпери писал его всю жизнь в стол и считал подлинным opus magnum.
• Джон Норман обожает отвести побольше месте размышлениям на любимую тему.
• Не удержался и Том Клэнси, вывалив на читателя собственные политологические гипотезы. Особенно угорели «Executive Orders» и «The Bear and the Dragon».
• Р. Скотт Бэкер, «Князь Пустоты» — педаль в пол. Главный герой вырос в общине дуниан, для которых философический угар — это образ жизни, и благодаря привычке к нему успешно закосил под пророка. Местные чародеи тоже не уступают ему в любви к беседам «о вечном».
  • Неудивительно, ведь автор цикла имеет учёную степень доктора философии. Что, впрочем, ни о чём не говорит — в западной системе учёных степеней философия — всё, что не медицина, не право и не богословие. Люди, защитившие диссертации о периоде полураспада хрю-мезона, о строении половых органов мумбарских мюмзиков или о многообразиях Фурье, получают именно PhD.
    • При этом зарубежный «доктор философии» соответствует нашему «кандидату наук» (а нашему «доктору наук» вообще ничего не соответствует, нет там настолько высокой степени). Поэтому «доктор Фримен» из Half-Life в русском переводе 1-ой части называется «кандидат наук» (в самом начале игры), однако персонажи по-прежнему кличут его доктором.
      • Не совсем верно- в некоторых европейских странах есть «доктор хабилированный», что вполне соответствует российскому доктору наук.
• Александр Розов, «Меганезия», особенно первые книги. Автор честно попытался нарисовать более жизнеспособную версию мира Ефремова, получилось… сомнительно — получше, чем Ефремов, но до того же Мартина ему далеко. Активно пинаем в ЖЖ, в поздних книгах немного исправляется. Почему, кстати, романтикам Меганезии поздние и нравятся меньше ранних — там немножко показана изнанка мира.
• Биолог Александр Панчин написал повесть «Апофения», состоящую из философического угара чуть более чем на 100 %. Что, впрочем, абсолютно нормально для сатирической антиутопии. Педаль в пол: само название означает практически «Синдром поиска глубинного смысла».
• Практически весь Карлос Кастанеда.
• Весь Пауло Коэльо — характерная для него крайне запущенная форма тропа («синдром Коэльо» соответственно) едва было не удостоилась отдельной статьи на сайте.
• Тимур Зульфикаров, «Свеча Русской Любви» — пожалуй, даже ещё более клинический случай, чем Коэльо.
• Юрий Яковлев, «Саманта» — «фантазия-быль», описывающая, как можно догадаться, жизнь одной американской девочки. Использование тропа в данном произведении доходит уже до самого настоящего «синдрома Коэльо».
• Экхарт Толле, «Сила момента сейчас» — так плохо, что уже хорошо.
• Все произведения Григория Климова, кроме самого первого его романа — противоположная «синдрому Коэльо» крайность, своего рода «второй полюс» тропа, делающий автора своего рода «анти-Достоевским», «анти-Толстым» и т. д. Совершенно ужасающий художественный стиль — косноязычный, наполненный тавтологическими явлениями тавтологии и откровенно вульгарными оборотами, да и вообще заставляющий вянуть уши у имеющей хотя бы минимальный эстетический вкус публики; странные логические ходы, местами — самому-себе-противоречия, сугубо служебная роль всех без исключения персонажей (лишенных к тому же внутренней динамики и развития характеров) — лишь иллюстрировать крайне специфическую авторскую теорию-адский коктейль из идей Льва Гумилёва, Гобино, Мореля, Крафта-Эбинга, Ломброзо, Фрейда и ещё до кучи; патологическая страсть к «копошению в грязном белье» различных выдающихся деятелей прошлого, весьма, прямо скажем, своеобразное толкование христианства и вообще самой сути религии; и, как вишенка на торте — отбитые на всю голову ультраконсерватизм, антисемитизм и гомофобия. Инверсией тропа сии творения, однако, несмотря на всё вышеперечисленное, назвать нельзя — крайняя прямолинейность, привычка «в лобовую» грузить читателя своими теоретизированиями одно пахомистее другого и нежелание дать читателю хотя бы на минуточку призадуматься над текстом самому всё те же.
  Климов довольно быстро устал «играть в беллетриста», и уже во время написания «Протоколов…» решил не заморачиваться с выдумыванием из головы аж целого романа, и решил новое своё произведение написать уже как чисто набор лекций по своей т. н. «высшей социологии» aka дегенерологии (хоть и протекающих в стенах вымышленного — по словам автора, однако, якобы реально существующего — ультрасекретного НИИ, работающего для нужд такого же «ультрасекретного» 13-го отдела КГБ, якобы как раз и созданного для борьбы с сеющими хаос и катастрофы дегенератами). Уже к моменту написания «Красной Каббалы» автор с последними остатками «художественности» в своих трудах полностью покончил.

Кино

• Тарковщина как она есть, начиная с основоположника.
• «Реинкарнация» — весь фильм представляет собой очень медленно тянущийся символизм на символизме с большим количеством скрытой на первый взгляд информации, с вечным застыванием сцен для придания зрителю напряжения и постоянными «раскаяниями в слух» от персонажей. С функцией хоррора фильм справляется отлично, но со стремлением сделать картину «не такой, как другие» авторы явно переборщили, промахнувшись с темой: на протяжении всего фильма зрителю только и доносится одна-единственная мысль — неизбежность судьбы.
• Матрица же! Качественный вывих мозга на тему «насколько реальна реальность».

Аниме и Манга

• Neon Genesis Evangelion. Вот скажите, вы поняли что именно произошло в финале? Как проходил Третий удар? Что такое Комплементация? Создателям пришлось долго давать объяснения на лестнице…

Видеоигры

• Metal Gear же! Если будете общаться с товарищем по кодеку, то готовьтесь к тому, что вы будете полчаса слушать философический угар. Ну или взять хотя бы игровых боссов, которые перед или после битвы будут произносить длинные монологи. Не зря же нарекают Кодзиму гением?

Визуальные романы

• Dies Irae — Меркуриус и Рейнхард Гейдрих.
• Subarashiki Hibi — автор любит такое, о да! Впрочем, если проникнуться, можно найти немало интересных рассуждений.

Настольные игры

• Planescape — весь сеттинг позиционируется как «приключения философов с дубинами». Что характерно, у умелого ДМа оно действительно так и есть.
  • Для жителей и приключенцев на Внешних планов философия вообще является основой жизни — чуть что не так и тебе уже не комфортно живется, а если много не так, то и кусок Плана может переместиться на другой. Не зря Внешние планы называются еще планами мировоззрений и верований.
  • Хрестоматийный пример — переход Немаузуса (или Меназус в 3.х редакции), третьего слоя законно-доброй Аркадии на законно-нейтральный Механус. Теории две — либо экспансия сверхупорядоченных муравьекентавров формиан (чрезмерное добавление упорядоченности) либо действия Гармониума (чья жесткость в лагерях перевоспитания превысила естественное добро Аркадии).

Музыка

• Большинство песен группы Otto Dix. Нет, Драу человек бесспорно талантливый, однако в песнях, в которых нет тематики пост-апокалипсиса и BDSM, он конкретно перегибает палку с отсылками к религиозным, философским и мифологическим сюжетам, чего только стоят «Падение», «Мужчина, который не пишет прозу», «Глина» и «Стеклянные цветы» — и это еще не весь список! Педаль до земной коры вдавил последний альбом, вдохновленный произведениями Х. К. Андерсена — но из всех песен о его творчестве более-менее явные отсылки имеются лишь в «Вечности»!
• Многие тексты песен группы Epica.
• ДДТ — «Рыба».
• «Скорая помощь», песня «Черный снег» — неплохая атмосферная песня, но Фёдоров так увлекся вопросом «По ком звонит колокол», темами постапокалипсиса, темой «война — это страшно», отсылками к христианству (и в принципе религиозно-философскими отсылками), «жизнь есть сон», что песня получилась аналогом «ниндзя-пират-зомби-робот». Существует другой текст с тем же названием на ту же мелодию и там такого философического угара нет.
• Текст любой песни Чака Шульдинера и K°, пожалуй, за исключением дебютного альбома, где доминирует хоррор-тематика.

Контрпримеры

• Аверсия: поиск ответа на Вопрос о Смысле Жизни, Вселенной и Всего Прочего у Дугласа Адамса («Автостопом по галактике»).
• «1984» Оруэлла: пересказ выдуманной книги Эммануэля Голдштейна — замаскированнaя под философический угар экспозиция.
  • Его же «Скотный двор» (Animal farm)
• Вся серия игр Persona полностью посвящена философии Карла Юнга и не стесняется рассказать игроку о проблемах современного общества. Только всё это подано очень стильно и без лишней нудятины. Так что впечатление от игр такое же, как от хорошего приключенческого аниме.
• Смешарики — да, в мультсериале, рассчитанный на семейный просмотр, прослеживается немало философии (чего уж только стоили эпизоды «Смысл жизни» и «Создатель»). Разумеется, авторы сделали всё так, чтобы изображаемая в мультсериале философия была понятной всем, в том числе детям.
  • Но вот в новом сезоне (2020-2023) авторы местами про это забывают, и получается именно что философический угар.

Пародии и деконструкции

• Франсуа Рабле, «Гаргантюа и Пантагрюэль» — из детского издания вырезали не только непристойности, но и — о радость! — длиннейшие монологи на латыни, выстёбывающие философический угар (в основном — как методику ведения диспутов). Оставили самую главную изюминку — философический диалог Панурга и Таумаста… вообще без слов, по итогам которого Таумаст признал себя побежденным.
• В трилогии «The Illuminatus!» Роберт Ши и Роберт Уилсон откровенно, похоже и очень смешно пародируют Айн Рэнд. В английском оригинале даже русско-американская грамматика Рэнд попала под раздачу! В русском переводе, естественно, этот лингвистический уровень пародии потерялся.
• С. Лем преимущественно в «Кибериаде» и серии про Ийона Тихого намеренно вставлял философские рассуждения персонажей. Он умел сделать так, чтобы герои философствовали, логично доходя до абсурда. При этом, без этих рассуждений произведение превращается в пустышку.
  • Он же прошёлся по философствующим коллегам по перу в «Автоинтервью». А в 25-м путешествии И.Тихого в истории про картофельных монстров досталось философам. Пока мыслители спорили о возможности существования хищных картофелин, приходя к различным выводам начиная с того, что ноль равен нулю и завершая относительной бессмысленностью бытия, проф. Тарантога как настоящий ученый решил поймать этих монстров и непосредственно изучить их.
• На грани пародии — Gatari Series. В отдельных случаях до 80 % серии может занимать один-единственный диалог, который может включать как обсуждение обыденных вроде бы вещей, так и многоступенчатый спор о ценности подделок и оригинала, зависти и ревности и т. д.
• «Москва — Петушки» — размышления героя о высоком переплетаются с обыденным и пошлым. Он размышляет, как тщетно бытие в час между рассветом и открытием магазинов, о том, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс не смогли бы предвидеть, через сколько секунд он икнёт.
• Роберт Шекли «Координаты чудес» — как минимум, монологи изобретателя прямоугольника, Мелихрона, тираннозавра и Приза (о счастье питаться собственным телом).