Критерий Поппера
На Энции философия не пала так низко, как это было у нас в век науки.
Эмпириокритицизм! Эмпириокритицизм эвривэр!
Критерий Поппера (Критерий Попперса, Критерий Попки, фальсифицируемость) — философский принцип, согласно которому любую наукоподобную заумь по определённому признаку можно однозначно отнести к матану, либо смело пустить на метан. Удивительно, но применение критерия к самому матану приводит к непредсказуемым последствиям, но об этом ниже.
Был сформулирован австрийским и британским философом и социологом известного происхождения Карлом Попперсом в 1935 году в труде «Логика и рост научного знания».
История[править]
Свобода науки понимается как право человека писать обо всём, чего он не изучал, и выдавать это за единственный строго научный метод.
Долгое время наука была описательной и рецептурной: у кошки четыре ноги; если поджечь дерево, оно будет гореть; вода жидкая, но бывает газообразная и твёрдая; дырка в черепе ведёт к последствиям — и прочие такого рода наборы структурированных и не очень фактов. Но мало описать, что происходит: если МНУ не порос мхом, сразу следует вопрос, почему оно протекает именно так? Зайчатки объяснений природы вещей имеются аж у древнегреческих мудрецов. Более древние шумеры, китайцы или египтяне такими вопросами не заморачивались. Но впоследствии оказалось, что если узнать почему, то можно умозреть значительно глубже и узнавать быстрее, чем на основе одних опытов. И это не уличная магия: греки первыми начали доказывать и обосновывать знание.
Начиная с НТР XVII—XVIII вв., основой науки стали теории, имеющие предсказательную силу. Теперь наука не только собирала факты и раскладывала их по полочкам, но и пыталась их объяснить, а на основе толкований — прогнозировать другие факты. Постепенно появилось направление философии, наглухо отрицающее любую метафизику — позитивизм. Эти ребята выбросили на помойку все вопросы о «бытии/небытии», «материальном/идеальном» и прочем, чего нельзя вменяемо выразить посредством логических формул. Для начала поступили просто: если ставился опыт, результат которого теория «бралась» предсказать, но получался какой-то другой результат, то теория шла в помойку, либо уточнялись условия её применимости. Этот принцип доступен для понимания любому дауну, однако в канонiчном виде был сформулирован довольно поздно — в 20—30-х годах прошлого века — и обзывается умной фразой «верифицируемость теории». Хотя принцип сей на уровне лозунга «практика — критерий истины»© был известен уже в марксизме, было большое отличие в том, что эта «практика» понималась предельно просто и ненагруженно. Есть высказывание: «На улице идет дождь». Смотрим в окно — дождь действительно идет, верифицировано.
Но беда пришла, откуда не ждали — оказалось, что известные факты можно объяснить с помощью совершенно различных абстракций. В XVIII веке учёные чуть не поубивали друг друга на тему «есть теплород или нет», в XIX веке подобный холивар возник на тему наличия эфира. Но, самое главное, быстро обнаружили, что верифицируемость — приводит к юмовской проблеме индукции. Нет такого предмета, с которым мы могли бы сверить утверждение так, чтобы частное утверждение давало бы непогрешимый вывод об общем. Кроме того, гуманитарии начали пилить свои науки с блекджеком и шлюхами, которые всё объясняли, но с предсказательной силой у них было слабовато. Чтобы как-то разобраться с этой вакханалией, в 1935 Карл Поппер сформулировал критерий, гласящий:
Научная теория должна быть потенциально опровергаемой (фальсифицируемой)
Суть[править]
Иными словами, если нельзя замыслить, придумать опыт, в результате которого гипотеза может оказаться не верна, — это антинаучная хуета, как бы красиво она ни звучала. И неважно, что нет и не предвидится в ближайшие 100500 лет подходящих технологий и сотен нефти для постановки такого опыта, равно как и наблюдения результата оного. Ключевой момент — его принципиальная возможность.
Поскольку наши знания о мире основываются исключительно на опыте, то наши знания никогда не бывают полностью верными. Поэтому любые теории, полученные на основе этих знаний, делятся ровно на две категории: уже опровергнутые либо ещё не опровергнутые. А если какую-то теорию нет потенциальной возможности опровергнуть (нет эксперимента, результат которого мог бы привести к фейлу теории), то это значит лишь, что теория не имеет никакой практической ценности, ибо основывается не на экстраполяции опыта, а на взятых непонятно откуда предположениях. Ну, а вопрос «как же устроен мир на самом деле» с точки зрения постпозитивистской философии признан лишённым смысла.
Если совсем по рабоче-крестьянски: когда нет способа опровергнуть теорию, то что бы ни случилось, её сторонник будет повторять: система работает, даже объяснять лень. Но тогда получается, что теория не умеет ни предсказать, ни обосновать и (если убрать с неё всю наукоёмкую шелуху), сводится к тому, что вообще ничего не объясняет: при любых обстоятельствах она просто говорит, что в принципе может случиться всё, что угодно. Но это как бы и без всяких теорий известно.
Конечно, любая теория имеет ограничения по применимости, неточности и прочие шероховатости. Но на аптекарских весах тоже слонов не повзвешиваешь. А вот на весах, которые для одного и того же предмета могут показать всё что угодно, взвесить не получится ничего.
Важно[править]
Следует чётко различать понятия «научно» и «истинно».
Любое утверждение, отвечающее критерию Поппера, — научно. А вот истинно оно или ложно — наука установит, проведя соответствующие исследования. Например, утверждение «Луна сделана из сыра: она, как и сыр, жёлтая, с выбоинами и по форме повторяет круг сыра». При всей своей абсурдности это утверждение научно, ведь можно слетать на Луну и оттяпать кусочек — если его вкус отличается от вкуса сыра, значит утверждение ложно. А вот утверждение «Отказ от мясной пищи улучшает карму» — нефальсифицируемо, потому что эту самую «карму» невозможно измерить ни одним прибором. (На самом деле, не так: карма — это конструкт, а изменение конструкта выявляется не непосредственно, а по следствиям, вызванным этим изменением)
Если же какое-то утверждение не отвечает критерию Поппера, то оно ненаучно, а посему наука его отвергает с порога и в принципе не рассматривает. Вопрос установления его истинности остаётся тому, кому не лень заниматься интеллектуальным онанизмом, однако всё это еще не значит, что оно 100% не будет истинным!
Лекция по философии. Профессор:
- Тема сегодняшней лекции: отличия рекреационного биоконсерватизма от трансгуманистического конструктивизма.
Поднимается рука:
- Профессор, а как мы будем определять слово «отличия».
Например, утверждение: «Курить - здоровью вредить», - сложно назвать научным, т.к. отсутствуют четкие определения слов «курить», «здоровье», «вред», однако и ложным назвать его нельзя. Или утверждение: «Спартак - чемпион», - можно попытаться обосновать его абсурдность, но скорее всего аудитория посчитает вас унылым мудаком.
Верифицируемость, фальсифицируемость и применимость[править]
Если диссертацию можно сфальсифицировать, то, по Попперу, она является научной
Поставить эксперимент, подтверждающий теорию однозначно, оказалось затруднительно. Как ни странно, можно строить много теорий, несовместимых друг с другом логически, но описывающих те же самые наблюдаемые результаты. Критерий фальсифицируемости — более жесток, он позволяет замыслить и спланировать эксперимент, который таки даст ответ, какая теория верна, выкинув неверную в dev/null.
Но даже опровергнутые теории — в пределах применимости (которые приходится описывать и чётко определять) — до сих пор остаются в науке, потому что считать легче. Та же классическая механика миллион раз фальсифицирована в простеньком ускорителе. Но рассчитывая скорость, на которой столкнутся пьяный машинист из Питера со слепым коллегой из Москвы, мы прибегаем к простым формулам сложения скоростей Галилея, а отнюдь не Лоренцевым.
Примеры[править]
Что было, а также чего не было, но что вполне могло бы быть прочитано в курсе лекций под названием ТЕОРИЯ ВЕРОЯТНОСТЕЙ.
- Утверждение, что что-то существует вообще — ненаучно, так как нефальсифицируемо.
- Утверждение, что чего-то не существует — научно, так как всегда кто-нибудь может распахнуть пальто и предъявить наличие трусов.
- Летающий макаронный монстр, Невидимый розовый единорог, чайник Рассела, тысячи их — нефальсифицируемые «гипотезы». Это их свойство заложено уже в определении, поскольку задумывались они в качестве иллюстраций.
- Большинство теорий заговора также являются фактически нефальсифицируемыми, так как любой аргумент против теории объявляется её сторонниками следствием подделки доказательств ЗОГом.
- Теория Большого бабаха — всемирно известная гипотеза людишек, которая, объективно говоря, полнейшая лженаука.
Критерий Поппера и научные фрики[править]
Критерий Поппера является основным козырем скептиков в срачах с фриками. Однако, поскольку фрики его игнорируют, то возражений в стиле «ваша теория нефальсифицируема» попросту не понимают, так как критерий фальсифицируемости доступно объяснить им никто не удосуживается, предпочитая не тратить время на блаженных. С точки зрения типичного фрика, фальсифицируемость теории как раз-таки и говорит об её ненаучности, ведь если теория верна, то как её можно опровергнуть? Что позволяет фрикам двигать теории торсионных полей и микролептонного взаимодействия, собирая лут с хомячков с баблом, но без образования.
Научный креационизм и теория эволюции[править]
Эволюционная теория является предметом давней баталии креационистов с ветряными мельницами. Биологи (теологи, …) на эту жаркую битву смотрят издалека и с лёгким недоумением, предпочитая не вмешиваться лишний раз. Креационисты же и прочая ПГМ-нутая шелупонь напирают в том числе и на то, что эволюционизм, мол, не верифицируем и не фальсифицируем — стало быть, ненаучен. А на самом деле?
На самом деле, всё гораздо смешнее и восходит к дядюшке Попперу лично. Он действительно неоднократно называл теорию естественного отбора «почти тавтологичной», по сути своей, а потому весьма подозрительной. Мол, если «выживают наиболее приспособленные», а «наиболее приспособленные» — это те, кто выживает, то это какая-то рекурсия получается. Но, как известно, Поппер биологом не был, а пользуясь упрощёнными объяснениями, и получить можно лишь примерное понимание. Так и вышло.
Годы спустя Поппер таки вкурил тему подробнее и признал, что «важно осознавать, что наука не высказывается по „вечным“ вопросам — о тайнах бытия или о назначении человека в этом мире». ЧСХ, утверждение креационистов о нефальсифицируемости теории эволюции, на их же беду, научно. Ведь можно поставить эксперимент, опровергающий это утверждение, — по выведению нового вида. И он был поставлен, показав, что тезисы ТЭ про изменчивость видов научны и истинны. За несколько месяцев (sic!) был выведен новый вид тли, несовместимый с исходным. Но опыт малоизвестен: что поделать, сотворён в СССР, публикация на русском, да ещё и во времена лысенковщины. Были и другие подобные опыты, и тоже успешные… Чисто логический же аргумент в пользу теории эволюции — «кролик в докембрии».
На это креационисты отвечают, что тля осталась тлёй, и не трансформировалась в мутанта, который может сношать подобных ему мутантов. Показательно как беспомощно выглядели биологи типа Маркова в батле с тремя священниками, когда не смогли внятно привести ни одного примера резких переходов на уровне рода. Если вы — эволюционист, и вас поставили в тупик, то следует использовать аргумент «белые пятна науки», чтобы возложить почетную обязанность отвечать за нестыковки и отсутствие доказательств на своих будущих последователей.
А как же согласуется с сабжем креационизм? В некоторых моментах никак… Тезисы креационизма (существование Творца, сотворение этим Творцом всего сущего, «доказательства эволюции специально сфальсифицированы Творцом, чтобы проверить силу нашей веры» и т. п.) принципиально неопровержимы, а значит научными не являются. Однако, иные положения, такие как представление о многодревном развитии живой природы, неснижаемость сложности, плотности информации и т. п. наблюдаемы и подтверждаемы, в частности, существует теория номогенеза, описанная Бергом и его дочерью. В тоже время есть попытки объяснить такие тезисы иным способом.
«Царица наук» и прочая метафизика[править]
Физики совсем охренели со своими запросами на эксперименты! Другое дело — математики, которым нужны только карандаши и ластики. А философы ещё лучше, им и ластиков не надо.
Простые рассуждения:
- Математика — наука.
- Аксиомы принимаем без доказательств и безо всякой проверки опытом.
- А как же замыслить «опыт, который способен опровергнуть теорию»?
- Что же делать?
вызывают у хомячков из небыдла когнитивный диссонанс и могут спровоцировать эпичный срач. Но, действительно, что же делать? Никто в здравом уме не откажет матану в научности. Тем более, все современные науки без математического аппарата превращаются в пустые попизделки ни о чем, ибо теряют предсказательную силу. Даже такие ГСМ-науки, как психология и лингвистика, немыслимы без статистики, а современная физика состоит из матана чуть более, чем на 95%. Но формально математика критерию Поппера не соответствует, вот же ж…
А ничего не делать. «И ты прав, и ты прав». Сам Карл Поппер проводил демаркационную линию между эмпирическими науками, делающими какие-то утверждения относительно реальных объектов, и прочей научной и околонаучной деятельностью, которая работает с «чисто абстрактными» объектами и никак не связывает их с реальным миром. С таким подходом математика оказывается в той же кучке, где находятся и формальная логика, и философия, и даже метафизика. Впрочем, аффтор критерия не отказывал им в значимости.
Впрочем, если быть совершенно точным, матан наукой не является: это язык для описания науки и инструмент для построения и записи теорий. Да, если по какому-то предмету есть экзамен, это не значит, что он непременно олицетворяет собою самостоятельную науку. Дополнительный лулз в том, что мы можем постулировать другую систему аксиом и вывести из неё всю новую вселенную теорем. И тогда мы получим новый описательный язык, который может работать с некоторыми областями некоторых наук лучше, чем его собратья. Именно из-за этого в математике существует такое адовое количество абстракций, скажем, N-мерное пространство при N→∞. Это даже и представить-то себе нельзя, а где-то на бескрайних просторах наук построения в таком пространстве работают и даже пользу приносят.
Поппер о психоанализе
|
|---|
| Я могу проиллюстрировать это на двух существенно различных примерах человеческого поведения: поведения человека, толкающего ребёнка в воду с намерением утопить его, и поведения человека, жертвующего жизнью в попытке спасти этого ребёнка. Каждый из этих случаев легко объясним и в терминах Фрейда, и в терминах Адлера. Согласно Фрейду, первый человек страдает от подавления (скажем, Эдипова) комплекса, в то время как второй — достиг сублимации. Согласно Адлеру, первый человек страдает от чувства неполноценности (которое вызывает у него необходимость доказать самому себе, что он способен отважиться на преступление), то же самое происходит и со вторым (у которого возникает потребность доказать самому себе, что он способен спасти ребёнка). Итак, я не смог бы придумать никакой формы человеческого поведения, которую нельзя было бы объяснить на основе каждой из этих теорий. И как раз этот факт — что они со всем справлялись и всегда находили подтверждение — в глазах их приверженцев являлся наиболее сильным аргументом в пользу этих теорий. Однако у меня зародилось подозрение относительно того, а не является ли это выражением не силы, а, наоборот, слабости этих теорий?
— Popper K.R. Conjectures and Refutations. The Growth of Scientific Knowledge. London and Henley. Routledge and Kegan Paul, 1972. Перевод с сокращениями 1, 3 и 10-й главы |
В своё время Поппер критиковал не только «формальные науки», но и всякий ГСМ, в том числе — психоанализ. И судя по тому, что сейчас психоанализ в основном применяется для фактического развода на деньги под видом «психологической помощи», он был прав.
И что дальше?[править]
Положительная наука есть в конце концов единственная точка опоры гносеологов, но сама положительная наука может обойтись без их услуг. «Гносеологи» — паразиты науки.
На первый взгляд критерий Поппера прост и понятен, как шпала: провёл эксперимент, теория фальсифицирована — фтопку, подкреплена — оставляем. И так пока на смену ей не придёт более лучшая. Но на практике всё оказалось сложнее. Отбросив прочие направления, покажем это на примере критиков из самой аналитической школы, к которой принадлежит Поппер.
Сам Поппер предлагал проводить фальсификацию, используя эмпирический базис — набор знаний, достоверность которых неоднократно была подтверждена, и которые мы можем условно принять как истинные. Относительно этого базиса и будет проводиться фальсификация. Один из основных оппонентов Поппера — Куайн (тот самый, в честь которого программы печатают сами себя) — возразил, что мы можем слегка изменить эмпирический базис и фундаментальные знания (background knowledge — досл. «фоновые знания»), и в итоге наша гипотеза будет не фальсифицирована, а совсем наоборот. Поппер согласился и занялся разработкой методологического фальсификационизма, который смог бы должным образом учесть эти аспекты, сохранив основу — принцип фальсификации. Косвенно то же самое сказал еще один аналитик Мур: с реальностью и опытом соотносится (подтверждается/опровергается) не отдельное высказывание, а вся совокупность высказываний. Можно спасти какой угодно ложный факт, встроив его в иную систему, что, например, успешно делают веруны и политические упорыши.
Как показали дальнейшие рассуждения, ни одна научная теория не может быть фальсифицирована целиком. И её нельзя разделить на единичные высказывания и проверить их по отдельности. Поэтому на основе теории сначала выводят предсказание, а затем подвергают его проверке. В итоге получается замкнутый круг — серьёзную научную теорию, в основе которой лежат подлинные факты, мы не можем ни верифицировать, ни фальсифицировать! Аналитические философы до сих пор убиваются головой об стену в поисках решения этой проблемы, пожелаем им удачи. Это называется тезис Дюэма-Куайна.
Поскольку, мы, формулируя положняк, могли не учесть какие-то факторы и на выходе получить картину «работать не может, но почему-то работает», то другой философ по имени Имре Лакатос доработал теорию, запилив свой т. н. утончённый фальсификационизм. Вкратце суть такова:
- Есть жесткое ядро теории, — которое нарушать — ни-ни!
- Есть предохранительный пояс теории, — на опровергнутые положения коего можно до поры до времени закрыть глаза.
- Если таких костылей в предохранительном поясе становится всё больше и больше, то эту теорию легче выбросить на помойку и начать пилить новую, с блекджеком и шлюхами.
- Если же некогда опровергнутые положения в свете новых фактов удаётся логически обосновать обратно, то это — положительная эвристика. Тогда этой теории, наоборот, зачисляются плюсики в кармочку, и такая теория считается всё более удачной и жизнеспособной.
Типичный сторонник критерия Поппера чаще всего даже не знает, что тот не покрывает всех случаев и умным людям не нужен вовсе. Но это ещё не означает, что критерий перестал быть необходимым, став навозом для более продвинутых разработок — в спецолимпиадах с фриками, больными ХГМ etc. его и бритвы Оккама вполне хватает, таков уж уровень их развития. Нечего метать бисер перед свиньями. ЧСХ, и Поппер, и Оккам не были атеистами (Поппер был агностиком) и в своих философских системах специально оставляли места для Б-га, непознаваемого научным методом, но неверующих сторонников попперианской аргументации эти факты не колышут.
Сторонники континентальной философии, любят апеллировать к тому, что положительной методологии в критерии Поппера нет, и ссылаются на традицию «метода как исследования разума», — однако, по факту, «логика» всяких Гегелей и Марксов отдаёт куда более сферическим сектантством. Чего мамкины диалектики понять не могут — так это то, что философия — это не наука, а собственно сам критерий Поппера (чистая логика, как и, например, математика) — не лежит в области эмпирических наук. Поэтому опровержения уровня «фальсифицируемость не фальсифируема!11» попросту не работают. Да, не фальсифицируема. Да, не наука. И чё?
Алсо[править]
- Станислав Лем в книге «Осмотр на месте», отправив своего героя Ийона Тихого в долгое космическое путешествие, снабдил его компьютером с записью личностей великих философов XX века, не забыв, конечно, и Поппера. Их перебранка доставляет немало лулзов.
- Один из немногих настоящих диалектиков, которых Поппер любил покритиковать, известный далеко за пределами этой страны Эвальд Ильенков, в фамилии Карла обычно менял первую букву на «Ж». Попперианцы негодовали.
См. также[править]
- Бритва Оккама
- Бритва Мицгола
- Чайник, против которого сабж и направлен.
