Янки из Коннектикута при дворе короля Артура

«Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (A Connecticut Yankee in King Arthur’s Court) — сатирическая повесть Марка Твена, впервые опубликованная в 1889 г. Она повествует о американце из XIX века, переместившемся во времени и пространстве во времена короля Артура.

Первая встреча Моргана со средневековым рыцарством

Внезапно повесть стала самым известным произведением XIX в. про Артура. Книга — деконструкция романтизации средневековья вообще и книг Томаса Мэлори в частности: Мерлин и другие маги — шарлатаны, рыцари и прекрасные дамы — вруны (впрочем, иногда, как дети, искренне верящими даже в собственную ложь, отчего к ним возникает некое сочувствие), общество прогнило насквозь, король не знает, как живут его подданные, и даже оружие с доспехами бесполезны в бою. Высмеиваются рыцарские романы о средневековье, феодализм, монархия и рабовладение, контроль церкви над обществом и т. д.; воспевается демократия и дух просвещения и вместе с тем критикуется ряд проблем капитализма и индустриальной революции.

• Хэнк Морган — главный герой, POV почти всей повести, житель города Хартфорд, в прошлом — кузнец и ветеринар, к началу событий повести — старший мастер завода по производству оружия (начальник двух тысяч человек). Поступил на оружейный завод, «научился делать все — ружья, револьверы, пушки, паровые котлы, паровозы, станки. Я умел сделать все, что только может понадобиться; если не существовало новейшего способа изготовить какую-нибудь вещь быстро, я сам изобретал такой способ». Пресвитерианин.
  • «Я был бы доволен и гордился бы только таким титулом, который мне пожаловал бы сам народ, единственный законный источник власти; я действительно в конце концов заслужил его долгими годами добросовестной, честной работы и стал носить его с высокой и чистой гордостью. Этот титул, сорвавшийся однажды с губ деревенского кузнеца, был подхвачен всеми, и к нему привыкли, как к имени короля. Этот титул в переводе на современный язык означает Хозяин. Это был очень высокий титул — и единственный в своем роде».
• Сэр Кэй, рыцарь, первый человек, которого встретил Хэнк.
• Кларенс (Амиас ле Пулет), его слуга, глава пажей. «Тоненький мальчик в ярко-красных штанах; верхняя одежда сшита из голубого шелка и кружев; на длинных светлых кудрях розовая атласная шапочка с пером. Судя по лицу, он был добряк, судя по походке — весьма доволен собой. Хорошенький мальчик — хоть вставляй в рамку!» И настоящий, легкомысленный, ветреный насмешник. Не смеялся только над Мерлином, потому что искренне верил в его могущество. « Он был чудесный малый: все ему удавалось, он был мастер на все руки».
• Король Артур, обладатель приятного и мужественного лица. Человек, в сущности, положительный, главным героем описан с явной симпатией, несмотря на отсталые взгляды.
• Королева Гиневра.
• Сэр Ланселот Озерный, в огромном теле и горделивой осанке которого было много настоящего величия.
• Придворный маг Мерлин, очень старый, белобородый, в развевающемся черном одеянии, на нетвёрдых ногах, с дряхлой головой и мутным, блуждающим взором.
  • В этой версии он шарлатан. «Он был старый дурень, из тех колдунов, которые сами верят в свое колдовство, а колдун, одержимый таким суеверием, никогда не добьется успеха».
  • «Он был самый скверный предсказатель погоды во всем королевстве. Когда он отдавал приказ вывесить на побережье штормовые сигналы, начинался мертвый штиль, который длился целую неделю, а когда он предсказывал хорошую погоду, дождь лил ручьями. Тем не менее я оставил его в бюро предсказаний погоды — я хотел подорвать его репутацию». (В НИИЧАВО благодаря радиоперехвату он добился успехов в этом непростом деле).
  • Но однажды смог погрузить героя в многовековой сон.
• Сэр Дайнадэн, горе-шутник.
• Сэр Гарет, довольно приятный малый.
• Сэр Саграмор Желанный, которого Гарет выбил из седла. Решил, что Хэнк желает ему смерти (на самом деле он желал Дайнадэну), и вызвал на дуэль… через несколько лет, когда поищет Грааль.
• Алисанда ля Картелуаз из страны Модер aka Сэнди, отъявленное трепло. Хэнк называет её дурой, но на самом деле она совершила много умных поступков, отлично зная психологию своих современников.
  • «А тебе сколько лет, Сэнди? — Она впервые не ответила мне на вопрос. Вероятно, мельница ее стала на ремонт».
• Свободный оборванец, чинивший дорогу господина-епископа, сказавший в беседе с Хэнком, что «ограбить народ, отняв у него право выбора, — тягчайшее из всех преступлений».
• Ля Кот-Мэл-Пэл, рыцарь-рекламщик.
• Фея Моргана, сестра Артура, и её муж Уриэнс, старик с добрым лицом, не смевший поднять глаз, а также их сын Уэн ля Бланшмэн. «Репутация миссис Морганы давно известна. Все ее желания и поступки были преисполнены дьявольской злобы. Холодная злость переполняла ее. Вся жизнь ее была цепью страшных преступлений. Она оказалась красавицей; черные мысли не сделали отталкивающим выражение ее лица, годы не провели морщин по ее атласной коже и не коснулись ее цветущей свежести».
  • Крохотное королевство — их королевство «было величиной с округ Колумбия, — можно было стоять в самой его середине и швырять камешки в соседнее государство. „Королей“ и „королевств“ в Британии было столько же, сколько в Палестине при Иисусе Навине, и жителям приходилось спать, поджав колени к подбородку, потому что нельзя было вытянуть ноги, не имея заграничного паспорта».
• Паж которого убила Моргана, и его престарелая бабушка.
• Хьюго и его жена.
• Настоятель монастыря, которого вымыли.
• Ульфиус, один из юных помощников янки, сотрудник телефонного узла в Долине Гадости Святости.
• Безымянный шарлатан, которого всё-таки прокатили на бревне.
• Ткач Мализ Уэбстер, выпускник Военной академии, который не прошёл по конкурсу в лейтенанты из-за происхождения.
• Пертиполь, сын сэра Пертиполя, барона Солод. Основатель его рода совершил великий подвиг — построил пивоварню. Но он тоже не прошёл по конкурсу: его прабабка была всего лишь «из семьи очень зажиточных землевладельцев, но не дворян», а у победителя — королевская любовница.
• Маринэл, отшельник из породы лекарей-шарлатанов, который представлял королю больных.
• Семья, умирающая от оспы.
• Угольщик Марко Филлис.

Сюжет

Повествование начинается от лица писателя, который во время экскурсии по замку встретил интересного незнакомца. Позже этот человек, Хэнк, пришёл к нему домой и рассказал свою историю за порцией виски. Как-то один из рабочих так сильно ударил Хэнка по голове, что тот потерял сознание.

Хэнк пришёл в себя не в больнице, а под дубом. Рядом стоял рыцарь, который вызвал его на поединок. Хэнк автоматически проиграл за отсутствием у него лошади, оружия и доспехов, после чего рыцарь взял его в плен и отвёз в Камелот, в замок.

В замке Хэнк познакомился с пажом Кларенсом, от которого узнал, что сейчас 19 июня 528 года, и весьма огорчился. Но потом вспомнил, что через два дня должно состояться солнечное затмение, и приободрился — если оно произойдёт, значит, и впрямь время кроля Артура. Кларенс ввёл его в пиршественный зал с тем самым Круглым столом, где рыцари рассказывали всякую фигню про свои подвиги, а собаки дрались из-за костей (и последнее было интересней). Потом нарисовался Мерлин и начал в ХЗ какой раз повествование о мече, полученном от Девы Озера, причём спали все, включая собак (кроме Хэнка и крыс. Дайнадэн разбудил всех, привязав к хвосту собаки кувшин, а потом начал шутить вербально. Хэнку было не смешно, а Кларенс сказал: «Большинство его шуток очень глупы, а остальные — настоящие окаменелости», но остальные всё равно смеялись.

Потом Кэй рассказал, как взял в плен Хэнка, при этом нагло врал — например, описывал его как гигантское чудовище, пока вполне нормального роста и внешности Хэнк стоял рядом, и никого это не смущало. Закончив рассказ, Кэй приговорил янки к смерти (за что? а так, для прикола). Потом присутствующие стали обсуждать, как его казнить, причём употребляли при этом очень грубые выражения. Под конец его раздели, но не чтобы унизить, а чтобы предположительно заколдованная одежда не помешала казнить. И бросили в темницу голым.

Наутро к нему пришёл добряк Кларенс, и Хэнк заявил, что он сам великий волшебник, так что если его не освободят, он устроит великой бедствие. «Завтра я покрою весь мир мёртвой тьмой полуночи; я потушу солнце, и оно никогда уже больше не будет сиять; земные плоды погибнут от недостатка света и тепла, и люди на земле, все, до последнего человека, умрут с голода!». Казнь перенесли на день раньше, но когда уже должны были зажечь сложенный вокруг Хэнка хворост, затмение началось! Король запретил зажигать, и практичный янки выторговал себе должность премьер-министра плюс 1 % от сверхдоходов. Король согласился, и Хэнку принесли роскошные (но неудобные) одежды.

Мерлин, конечно, был недоволен тем, что потерял статус второго лица в государстве, и стал распространять слухи, что Хэнк — мошенник. Хэнк устроил сладкую мстю — приказал кинуть Мерлина в ту же камеру где сидел сам, и подготовился к взрыву башни Мерлина с помощью пороха и громоотвода. Потом он предложил Мерлину снять с башни чары, но удар молнии показал, что все технологии старикана — ничто.

Поначалу Хэнк присматривался к тому, как устроено артуровское общество, и наблюдения его были неутешительны. Знать драла с простонародья семь шкур, а всемогущая церковь всячески поддерживала установившийся порядок, а заодно планировал свои реформы. Например, нашёл толкового попа и велел ему составить отчёт о рыцарском турнире, чтобы иметь представление, как будут выглядеть будущие газеты.

И пока Саграмор граалил, Хэнк начал индустриальную революцию. За четыре года он добился успехов. «Я собрал способнейших молодых людей, и агенты мои рыскали по всей стране, подыскивая все новых. Я превратил множество невежд в знатоков разных ремесел и наук. Никто нам не мешал, так как никто не мог проникнуть туда без разрешения. Я прежде всего основал учительский институт и множество воскресных школ. В результате выросла превосходная единая система народного образования, а также целая сеть протестантских конгрегаций. Каждому предоставлялось выбрать себе любую христианскую секту. Однако я ограничил преподавание закона божия церквами и воскресными школами. Я боялся создания единой церкви; обычно церковную власть прибирают к рукам корыстные люди, и она постепенно убивает свободу и парализует мысль. Все рудники считались собственностью короля, и разрабатывались они по-дикарски, но я постарался как можно скорее поставить разработку рудников на научную основу. Мои мастерские превратились в обширные фабрики; на месте каждой дюжины обученных рабочих теперь работала тысяча; на месте одного отличного специалиста теперь я имел пятьдесят. Я рассылал доверенных агентов, которым поручено было незаметно подкапываться под рыцарство и расшатывать понемногу то одно, то другое суеверие, подготовляя постепенно страну к лучшему строю. Я включал свой свет сначала только яркостью в одну свечу и намеревался постепенно усиливать его. Школы специального назначения я разбросал по всему королевству, и они превосходно работали. Наибольшей тайной окружил я свой Вест-Пойнт — свою Военную академию — и Морскую академию, основанную в отдаленном порту. Кларенсу исполнилось уже двадцать два года, и он стал главным исполнителем моих предначертаний, моей правой рукой. Я обучил его журналистике, его журналистский слог упорно мужал и развивался. У нас на руках было еще одно большое дело — телеграф и телефон; провода прокладывали под землей, опасаясь привлечь лишнее внимание. Во всем королевстве никто не мог объяснить, как попасть в то или иное место. Несколько раз мы рассылали топографические экспедиции, чтобы составить карту королевства, но тут постоянно вмешивались попы и чинили препятствия, и мы решили пока это оставить. Налоги, которые поступали в казну короля, я привел в порядок. В результате доходы почти учетверились, но так как тяжесть налогов была распределена теперь более равномерно, мое управление восхвалялось от всего сердца». А ещё он начал денежную реформу.

Теперь можно было со спокойным сердцем отправлять на подвиги. К королю явилась очередная особа со сказочкой. «Ее госпожа заточена в огромном и мрачном замке вместе с сорока четырьмя другими юными и прекрасными девами, большинство из которых — принцессы; уже двадцать шесть лет они томятся в жестокой неволе; замок принадлежит трем братьям-великанам, у каждого из которых четыре руки и один глаз посередине лба, огромный, как плод; какой именно плод, она не сказала, — обычное пренебрежение к точности», и король велел Хэнку спасать этих пленниц. Хэнк для начала решил узнать, где находится замок, но смог вытянуть из бестолковой девицы только имя — Алисанда ля Картелуаз. А в какую строну и на какое расстояние надо ехать до замка — это она сформулировать не может (и карты нет — «…штука, которую неверные недавно привезли из-за больших морей и которую нужно варить в масле с луком и солью?»). «Быть может, эта девчонка и знала какие-нибудь подлинные факты, но извлечь их из нее нельзя было даже насосом, даже порохом, а разве только динамитом».

Делать нечего — Хэнку пришлось облачиться в латный доспех, крайне неудобный, и отправиться спасать королевских фрейлин от великанов с Сэнди в качестве проводницы. В пути он сильно страда от жары, насекомых и потоков пота. Потом он начал страдать от голода. Пришлось разделить еду с бедняками, чинившими дорогу. Один из них высказал вольнодумные мысли, и Хэнк написал кровью этого человека с помощью прутика на куске коры записку Кларенсу на Фабрику Людей. «Забирай свою семью и отправляйся в путь». Остальным он щедро заплатил три пенни, и они в благодарность подарили кремень и огниво.

Наконец-то Хэнк смог закурить трубку с высушенной ивовой корой, потому что забыл взять спички. Это пришлось очень кстати, потому что на Хэнка напали семеро рыцарей с оруженосцами, но клубы дыма напугали их — они решили, что это дракон. Но когда Сэнди объявила им, что это Хозяин, они «потеряли рассудок от ужаса» и готовы были исполнить все, чего бы она ни потребовала. Хэнк захотел узнать, кто эти рыцари, и Сэнди начала рассказ. Она трепалась чуть ли не целый день, Хэнк успел подремать в седле, но так и не дождался ответа до вечера. И тут они увидели самый настоящий замок. Но не опасно ли просить там гостеприимства? Хэнк спросил об этом у вовремя подвернувшегося рыцаря, у которого на спине и груди висела реклама мыла золотыми буквами. Это был замок Морганы.

Моргана очень мило щебетала, принимая гостей, но когда юный паж случайно толкнул её колено, она преспокойно вонзила в него кинжал. Когда Хэнк доброжелательно отозвался об Артуре, забыв, что Моргана его ненавидит, та нахмурилась как туча и приказала бросить его в темницу. Но Сэнди сказала, что это Хозяин, и у Морганы лицо снова стало ясным, улыбающимся, приветливым; она уверяла: «я надеялась, что ты обрушишь на этих воинов волшебное пламя и сожжешь их на месте», и всё упрашивала Хозяина кого-нибудь убить.

Затем последовали обжорство, пьянка и неприличные анекдоты под музыкальную какофонию, как и положено у знати того времени. И вдруг появилась старая, сгорбленная, седая дама, опиравшаяся на костыль, которая прокляла Моргану за убийство внука — своего единственного родственника. Королева проклятья не испугалась и велела сжечь старуху, но умница Сэнди проговорила: «Он не позволяет. Отмените свое приказание, а не то он разрушит замок и развеет его по воздуху». Королева без всякого сопротивления отменила приказ. Она разом протрезвела, протрезвели и многие другие. Она даже не решилась повесить композитора, Хэнк пожалел её, оркестр снова сыграл — так плохо, что он позволил повесить весь оркестр.

Потом Хэнк услышал громкий стон — это в темнице Морганы пытали Хьюго, который якобы убил оленя в королевском лесу (если верить доносчику в маске). Хозяин захотел разобраться в этом деле. Выяснилось, что он действительно убил оленя, который опустошал его поля, но не хотел признаться в содеянном, чтобы его родных не лишили имущества. Жена же просила его сознаться, чтобы избавиться от мук. Их тоже Хэнк решил забрать на Фабрику Людей.

«Мне очень хотелось вздернуть на дыбу палача: не за то, что он был хороший, усердно мучивший чиновник, — ибо не мог же я поставить ему в вину, что он добросовестно выполнял свои обязанности, — а за то, что он беспричинно бил и всячески обижал жену узника». Но вместо дыбы он назначил того капельмейстером во вновь организуемый оркестр. «Он умолял меня о пощаде, он уверял, что не умеет играть, — отговорка вообще уважительная, но в данном случае ничего не значащая: во всей стране не было музыканта, который умел бы играть».

Моргана была недовольна решением Хозяина относительно Хьюго и не могла поверить, что запальчивость — смягчающее обстоятельство. «Я сказал, что порыв гнева, охвативший ее, когда она убила пажа, является обстоятельством, несколько смягчающим преступление. — Преступление! О чем ты говоришь? Ведь я собираюсь заплатить за это!». Убийство пажа не преступление, а осуществление ее права; и она спокойно отстаивала свое право, не сознавая его несправедливости. Она вполне сознавала, что поступает великодушно и благородно, платя за этого мальчика. «Ваше величество, ваш народ будет боготворить вас за это».

После этого Хозяин захотел проинспектировать темницы Морганы и обнаружил там ужас-ужас. Например, «…она в ночь своей свадьбы отказала ему в том, что впоследствии получило название права сеньора, и, мстя за насилие насилием, пролила полрюмки его почти священной крови. На помощь невесте прибежал жених, думая, что жизни ее угрожает опасность, и вытолкал глубоко обидевшегося лорда. … Их швырнули сюда через час после того, как они совершили преступление. Девять лет они провели в непроницаемой тьме, замурованные в скале». В итоге янки выпустил сорок семь узников.

И только одного оставил в заключении. «Королева собиралась его повесить за то, что он убил ее родственника, но я ей не позволил: не преступление убить того, кто нападает на нас с целью убийства. Однако я охотно разрешил ей повесить его за то, что он по злобе засыпал общественный колодец в одной из своих нищих деревушек, и она этим удовольствовалась, придя к заключению, что это лучше, чем ничего». Один узник сидел за несколько неосторожных слов: все люди одинаковы и отличаются друг от друга только по платью; если весь народ раздеть донага и показать его чужестранцу, тот не отличит короля от лекаря и герцога от лакея. И его отправили на Фабрику Людей. Пятеро узников вообще перешли к Моргане по наследству, но выпустить их ей в голову не пришло. А когда Хэнк пробормотал «Вот бы их сфотографировать!», она пошла к освобождённым с топором.

Уехав из замка Морганы, они встретили ещё одного рыцаря, который рекламировал зубную пасту и щётки. Другой рыцарь, шутник, посоветовал ему поехать за странниками, которые всё раскупят, и это оказались беззубые освобождённые узники, и бедный рыцарь ругался последними словами, отчаянно и неистово.

Наконец они доехали до замка с принцессами и людоедами, который в скучной реальности был хлевом со свиньями и пастухами. Хэнк купил всю эту колбасную начинку оптом за 16 пенни, что было гораздо выше оптовой цены и очень кстати для крестьян, которым предстояло платить налоги. Теперь их надо было отогнать в какое-то поместье, а эти скоты вели себя непослушно. Утром оказалось, что это не дм Сэнди, а владелец должен поблагодарить судьбу, за то что у него в доме навоняли принцессы и прочие высокородные дамы. Этих дам заберут их друзья, а значит, можно ехать к королю. И Сэнди отправится с ним — не может же она изменить своему рыцарю!

По пути они встретили сборище паломников, шедших в Долину Святости. Эти религиозные люди мило болтали, и «порой чьё-нибудь крылатое словцо облетало из конца в конец всё шествие, и путь его можно было проследить по взрывам хохота, раздававшимся то там, то сям, а также стыдливому румянцу, вспыхивавшему на мордах мулов». А потом они встретили караван из 43 рабов, само описание которого — то ещё гуро. Работорговец плетью исполосовал всю спину юной девушке, которая споткнулась, а паломники стояли, смотрели и обсуждали со знанием дела, хорошо ли торговец владеет плетью. Однако они были люди добросердечные и ни за что не позволили бы этому человеку так обращаться с лошадью.

Тут встретился очередной рыцарь-рекламщик — этот распространял цилиндры, навязывая их всем коллегам, которых побеждал. Он сообщил неприятную весть — чудотворный источник, к которому шли паломники, иссяк. Деловой янки написал внутри его цилиндра «Химический департамент, лабораторный отдел, секция Рххр. Вышлите два самых крупных, два № 3 и шесть № 4 вместе со всеми необходимыми деталями, а также двух моих опытных помощников» и отправил к Кларенсу.

А пока Мерлин пытался расколдовать этот источник с усердием бобра — разумеется, без малейшего успеха. «„Источник“ оказался самым обыкновенным колодцем, вырытым самым обыкновенным способом и облицованным самым обыкновенным камнем». Монахи спустили Хэнка в колодец, и он увидел в глубине, что значительная часть стены вывалилась. Мерлин же расписался в бессилии: «Источник околдован могущественнейшим духом, хорошо известным магам Востока, имя которого так страшно, что всякий, кто произнесет его, умрет. Я сделал все, что может сделать человек». А вечером сотрудники янки на мулах «привезли все, что могло пригодиться для самого пышного чуда: инструменты, насос, свинцовую трубу, бенгальский огонь, связки больших ракет, римские свечи, электрическую батарею».

Отдохнув, назавтра они заделали течь, а потом организовали потрясающее зрелище с оккультрёпом и фейерверком. Герой произнёс заковыристые немецкие слова «Константинополитанишердудельзакспфайфенмахергезелльшаффт!», «Нигилистендинамиттеатеркестхенсшпренгунгсаттентэтсферзухунген!», «Трансваальтрупентропентранспорттранпельтиртрайбертраунгстрэнтрагеди!» и «Меккамузельманненмассенменшенмердерморенмуттермармормонументенмахер!» И в заключение янки произнёс «Бдвджджилигкк!», Мерлин лишился чувств, и колодец заработал.

«Казалось, отшельники соперничали друг с другом главным образом в том, кто превзойдет остальных нечистоплотностью. Один гордился тем, что лежит голый в грязи и разрешает насекомым кусать себя; другой тем, что стоит весь день у скалы, на виду у восхищенных паломников, и молится; третий тем, что, раздевшись догола, ползает на четвереньках; четвертый тем, что много лет подряд таскает на себе восемьдесят фунтов железа; пятый тем, что никогда не ложится спать, как все люди, а спит стоя, среди терновника, и храпит, когда паломники собираются вокруг и глазеют на него. Одна женщина, прикрывавшая свою наготу только седыми волосами, стала черной от головы до пят благодаря сорокасемилетнему благочестивому воздержанию от воды. Самый великий стоял на столбе в шестьдесят футов вышиной, с широкой площадкой на верхушке, и уже двадцати лет подряд то стремительно нагибался к своим ногам, то разгибался. За 24 минуты 46 секунд он отбил 1244 поклона. Жаль было, что такая энергия пропадает зря. Движение, которое он совершал, для механики настоящий клад, — все равно как если бы нажимали педаль. Я отметил это в своей записной книжке, предполагая в будущем приспособить к нему систему мягких ремней и заставить его вертеть колесо швейной машины. Впоследствии я осуществил этот план, и отшельник превосходно работал целых пять лет; за этот срок он сшил восемнадцать тысяч рубах из домотканого холста — по десяти штук в день. Я заставлял его работать и по воскресеньям. Эти рубашки обходились мне даром, если не считать ничтожных затрат на материал; они продавались паломникам по полтора доллара за штуку, а на полтора доллара в королевстве Артура можно было купить пятьдесят коров или чистокровного коня».

Потом янки организовал починку купальни и помывку чёрного от грязи настоятеля. Затем он обнаружил, что в пещеру, где обитал особо нечистоплотный отшельник, провели телефон. Хэнк узнал, что в Долину Святости едет король. Но ещё до короля туда прибыл очередной шарлатан, выдававший себя за чародея. Он заявил, что способен узнать, что делает любой человек в любое время. ГГ предложил: «Скажите мне, что я делаю правой рукой?» Тот не смог сказать попытался отмазаться, утверждая, что «волшебники моего ранга могут иметь дело только с королями, принцами, императорами». Тогда янки предложил сказать, что делает король Артур. Разумеется, ответ этого шарлатана оказался неверным.

Прибыв в монастырь, король не переставал заниматься государственными делами. «Каждое утро король садился в воротах и творил суд. Приговоры короля были часто несправедливы, но виной этому было лишь его воспитание, его естественные и неизменные симпатии». «Девушка вышла замуж за молодого человека, не имевшего ничего. У девушки было поместье, и оно находилось в феодальной зависимости от церкви. Епископ потребовал конфискации поместья на том основании, что она обвенчалась тайно и тем самым лишила церковь „права сеньора“. Девушка строила свою защиту на том, что сеньором в данном случае был епископ, и указанное право должно быть осуществлено либо самим сеньором, либо никем. А между тем другой закон, еще более древнего происхождения и установленный самой церковью, строжайше воспрещал епископу пользоваться таким правом». «Король распутал это трудное дело, разумеется, к полному удовлетворению церкви и аристократии».

Потом состоялся конкурс на замещение должностей лейтенанта. Уэбстер блестяще ответил на вопросы профессоров, но не прошёл, потому что у него не было четырёх поколений знатных предков. А вот молодые аристократы не имели даже читать, и знатнее оказался тот, чья прабабка «была королевской любовницей и достигла этого блистательного положения исключительно благодаря своим личным качествам, поднявшись из сточной канавы, где была рождена. — Ах, вот это истинное дворянство: кровь королей течет в ваших жилах».

Тогда янки сделал ход конём. Он предложил создать две армии. Одну укомплектуют нормальными людьми с профессиональной подготовкой, и она будет заниматься делом. Отдельно будет создан полк исключительно из аристократов, которые смогут делать что хотят. Принцы крови, которые вступят в него, будут иметь оглушительно пышный, страх нагоняющий титул — при условии, что они откажутся от королевского фонда, в который собирают деньги на каждого члена королевской семьи.

Потом король провёл церемонию излечения от золотухи путём раздачи монеток из монаршей руки. «Обстановку для исцеления от золотухи создали вполне подходящую — все было аккуратно и внушительно. Король сидел на троне под балдахином; вокруг него построилось духовенство в полном облачении. На виду у всех важно стоял Маринэл, отшельник из породы лекарей-шарлатанов, и представлял королю больных. На полу сидели и лежали больные, озаренные ярким светом. Все это было как на сцене и казалось нарочно подстроенным, хотя в действительности никто ничего не подстраивал. Излечение основывалось на том, что в подобных толпах всегда много таких людей, которые только воображают, что они больны, и таких, которые притворяются больными, чтобы сподобиться бессмертной чести королевского прикосновения или чтобы получить монету, вручаемую королем при этом прикосновении. … Я подумал: четкие, яркие, новенькие никелевые монетки с очень схожим изображением короля на одной стороне и таким же изображением Гиневры на другой да еще с какой-нибудь благочестивой надписью способны исцелять от золотухи не хуже полновесных червонцев и даже больше понравятся золотушным; и я оказался прав. … Маринэл первый принимал пациентов. Он проверял каждого кандидата; если кандидат не выдерживал проверки, его прогоняли; если же выдерживал, его подводили к королю. Священник произносил слова: „Да возложит он руки на страждущего и да исцелит его“. Тем временем король под чтение молитвы касался язв; этим и ограничивался курс лечения; король надевал пациенту никелевую монету на шею и отпускал его. Как, по-вашему, исцеляло это или нет? Безусловно исцеляло. Любой обман может исцелить, если пациент твердо верит в него». Хэнк, конечно, преувеличивал…

Янки было скучно присутствовать на ней, но как он обрадовался, когда услышал крики мальчишки-газетчика! «Камелотская „Еженедельная Осанна“ и „Литературный Вулкан“! Последний выпуск! Только два цента! Полный отчет о великом чуде в Долине Святости!» Окружающие отреагировали стандартно: «О чудо, о диво! О тайные силы волшебства!», и янки не стал возражать.

Затем Хэнк и Артур инкогнито отправились в народ, чтобы посмотреть, как живут люди. Король совершенно не умел изображать из себя простого человека, и они попадали в неприятные истории. Они зашли в хижину крестьянина, чья семья умирала от оспы, а трое взрослых сыновей были арестованы безо всякой вины. Потом наши путники видели, как сбежавшие сыновья появились у дома, и поспешили убраться подальше, видели, как горит поместье лорда, а в хижине угольщика узнали, что сам лорд убит («связанный, с кляпом во рту и с множеством колотых ран»), подозрение пало на родных этой семьи, и челядь лорда (а также другие простолюдины, включая угольщика) начали охоту на них. «Дай теперь мне сказать и донеси на меня, если ты доносчик. Я помогал вешать своих соседей потому, что я бы погиб, если бы не проявил усердия в защите моего господина; все остальные помогали по той же причине».

И попали в переделку, когда оказалось, что Артур очень слабо понимает, как вообще устроено земледелие. Это закончилось их арестом и продажей в рабство, где они оказались босыми, как и все рабы из каравана. (Редкий случай, когда короля делают рабом его же подданные!) Хэнк вскрыл замок сделанной из украденной булавки отмычкой и убежал, разгневанный работорговец начал избивать остальных рабов, которые убили его в отместку. За убийство работорговца должны повесить всех рабов. Хорошо, хоть верные рыцари Круглого стола во главе с Ланселотом на велосипедах подоспели вовремя — буквально в последний момент, когда королю уже надевали петлю на шею. Разгневанный этим происшествием Артур поклялся запретить рабство в Англии.

Хэнка вызвал на дуэль сэр Саграмор, и Хэнк с лёгкостью победил его и семерых других рыцарей с помощью лассо. Мерлин украл лассо, и Саграмор немедленно снова вызвал Хэнка. На этот раз янки просто убил его из револьвера.

Но кто знает, чем бы всё закончилось, если бы сэр Ланселот не обобрал, торгуя железнодорожными акциями на бирже, сэра Мордреда и сэра Агравейна до последней рубашки…

Хэнк женился на Сэнди, та родила дочку. Девочка болеет, и Хэнк вместе с ней уезжает из Англии на лечение. За это время Артур узнал о неверности Гиневры, начал войну с Ланселотом и погиб от руки сэра Мордреда. Католическая церковь наложила на Англию отлучение. Вернувшись, Хэнк ограждает пещеру Мерлина минными полями и колючей проволокой, по которой пущен электрический ток, и занимает оборону. Кларенс отобрал 52 самых надёжных мальчика, воспитанника Военной академии, и вооружил их картечницами Гатлинга. Вместе они убивают тридцать тысяч солдат, но трупы заваливают их в пещере, и защитники начинают заболевать из-за гниения трупов. Мерлин каким-то образом пробирается в пещеру и произносит заклинание, погружая Хэнка в магический сон на сотни лет (снова янки проснётся лишь в XIX в.). Хохоча и танцуя от радости над своим успехом, он спотыкается и падает на забор, и его насмерть бьёт током. Он умирает с дикой ухмылкой на лице, вызванной в равной мере радостью победы и натянутыми от электрошока мимическими мышцами. Все остальные защитники умирают от болезни в пещере.

В эпилоге, обратив рассказ Хэнка в рукопись, автор хочет сообщить об этом Хэнку, но находит его на смертном одре, и тот умирает с именем Сэнди на устах. Несчастливый конец.

Тропы и штампы

• Великий Гудвин:
  • Главный герой-попаданец выдает свои познания в науке и технике за колдовство. Он успешно внедрял технологии второй половины XIX в. — заново изобрёл телефон, велосипеды, огнестрельное оружие, электричество и т. д.
  • Мерлин, бывший придворным волшебником до него, вроде бы обыкновенный шарлатан (а то и тюнибё), но в конце книги произносит единственное настоящее заклинание, усыпляя героя на 1300 лет.
• Вербальный тик — игра с тропом: Хэнк, утомлённый занудным преданием о сыне ирландского короля сэре Мархаузе, решил обучить Сэнди рассказывать предания о рыцарях сообразно с литературным стилем XIX века, например, добавлять характерные словечки типа «проткни его насквозь».
  • Или предлагает рассказчице говорить «за него» с ирландским акцентом .
• Изменившаяся мораль — диссонанс между моралью VI века и XIX. Кроме изменения законов и положения церкви, есть и другое:
  • «По крайней мере раз в месяц к нам являлся какой-нибудь бродяга с басней о принцессе или знатной даме, заточенной бесстыжим негодяем и ждущей освободителя. Вы, конечно, думаете, что король, выслушав такую сказку из уст совершенно незнакомого человека, требовал от рассказчика удостоверения личности, а также хоть каких-нибудь указаний, где расположен этот замок и как до него добраться. Нет, такие простые и здравые вещи никому не приходили в голову».

– Мне ведь нужно отыскать замок! А как же иначе мне до него добраться?
— На этот вопрос ответить нетрудно. Она поедет с вами. Так всегда делается. Она поедет с вами.
– Что? Она будет рыскать со мной по горам и лесам, наедине, хотя я почти помолвлен с другой? Да ведь это неприлично! Подумай, что скажут люди!

— Скомпрометированность

• • Не было ни газа, ни свечей, ни книг, ни перьев, ни бумаги, ни чернил, ни стекол в тех отверстиях, которые именовались окнами. Хуже всего было отсутствие сахара, кофе, чая и табака. … Никто не просил у меня автографа. …Во всей стране никто не умеет ни читать, ни писать, кроме нескольких десятков попов.
  • У меня были свои унаследованные идеи, у короля и его народа — свои. Этот народ унаследовал убеждение, что все люди, не обладающие титулом и длинной родословной, как бы щедро ни наградила их природа, ничуть не выше животных; я унаследовал убеждение, что человекоподобные вороны, рядящиеся в павлиньи перья наследственных достоинств и незаслуженных титулов, годны только на то, чтобы над ними посмеяться.
  • «Если он не покается, его душа пойдет в ад. Но я погублю свою собственную душу, если дам ему умереть без раскаяния и отпущения грехов. Нет, я не такая дура, чтобы угодить из-за него в ад! А если я его замучаю до смерти, а он все-таки не покается, потому что ему не в чем каяться, тем лучше. Не попаду же я в ад из-за нераскаявшегося человека, которому не в чем было каяться». (Моргана)
  • Нарушение обычаев — значит, кончено: эта нация способна на любое преступление, кроме такого.
  • Зигзаг. «…» «„Белые бедняки“ нашего Юга, всегда презираемые и притесняемые рабовладельцами, бедствовавшие как раз потому, что вокруг них существовало рабство, малодушно поддерживали рабовладельцев во всех политических движениях, стремившихся сохранить и продлить рабство, и, наконец, даже взяли ружья и проливали кровь свою за то, чтобы не погибло то самое учреждение, которое их принижало. …Единственной искупающей чертой было то, что втайне „белые бедняки“ ненавидели рабовладельцев и чувствовали, что покрывали себя позором»."
• Королева бреется — Мерлин пробирается к отряду Хэнка, переодевшись крестьянкой.
• Однострочник Бонда:

— Комиссия доложила о результате испытания?
— Еще бы! Доклад был слышен за целую милю.

— Церковная комиссия подорвалась на минах

• Не в ладах с историей — не баг, а фича. Англия времен короля Артура напоминает в романе микс из всего самого плохого, что было в европейской истории на протяжении полутора тысячелетий. И чего не было — тоже (например, права первой ночи). Автор сделал это нарочно. А вот его многочисленные последователи — уже нет, потому что приняли за чистую монету.
• Пейзажное порно. «Как хороши, как прекрасны были эти безлюдные леса прохладным утром ранней осени! С вершин холмов видели мы внизу под собой очаровательные зеленые долины, по которым, извиваясь, текли ручьи, видели раскиданные там и здесь кущи дерев, видели одинокие огромные дубы и вокруг них темные пятна густой тени; за долинами мы видели волнистые гряды холмов, окутанных голубоватой дымкой и тянувшихся до самого горизонта; на их вершинах далеко друг от друга иногда замечали мы то белое, то серое пятнышко и знали: там замок. Мы пересекали широкие луга, сверкавшие росой, мы двигались неслышно, словно духи, — почва была так мягка, что мой конь ступал беззвучно; как во сне ехали мы по лесным тропинкам, озаренным зеленоватым светом, проникавшим сквозь пронизанную солнцем лиственную кровлю над нашими головами, а у копыт моего коня бежали, журча по камешкам, ручейки, прозрачнейшие, прохладнейшие, и шепот их ласкал слух, словно музыка; по временам мы, оставив простор полей, углублялись в торжественную чащу, и нас окружал лесной сумрак, где шныряли, шурша, какие-то загадочные дикие зверьки, убегавшие так быстро, что мы не успевали даже уловить, откуда донесся шорох, где проснулись только самые ранние из птиц и сразу принялись за песни и ссоры, где слышно таинственное гудение и жужжание насекомых, облепивших какой-нибудь древесный ствол в непроходимой лесной глуши».
• Пойди туда, не знаю куда — одни рыцари отправляются искать Святой Грааль, другие отправляются искать первых.
• Принцессы не какают — как ни странно, нигде не упомянуто, что он «весь замок обошёл, нигде сортира не нашёл» или что улицы города были загажены. Даже слово «навоз» употребляется всего один раз, да и то в переносном смысле. Наверно, злая цензура не позволила.
  • И тем не менее Навозные века — в переносном смысле — здесь продавливают педаль в асфальт.
• Принять за имя — герой в своём времени ухаживал за телефонисткой и часто звонил ей на работу, обращаясь: «Алло, Центральная!» («Алло, Станция!», «Алло, Оператор»; на самом деле её зовут Пусс Фланаган). Попав в мир Артура, он часто произносил эту фразу во сне. Её слышала жена Сэнди и решила, что это имя его возлюбленной из другой страны, а потому назвала дочку Алло-Центральная.
• Список кораблей — покупки Марко Филлиса, которые оплатил Хэнк.

2 фунта соли – 200
8 дюжин пинт пива в деревянном бочонке – 800
3 бушеля пшеницы – 2700
2 фунта рыбы – 100
3 курицы – 400
1 гусь – 400
3 дюжины яиц – 150
1 кусок жареной говядины – 450
1 кусок жареной баранины – 400
1 окорок ветчины – 800
1 молочный поросенок – 500
2 обеденных сервиза – 6000
2 смены мужской одежды и белья – 2800
1 юбка и 1 кофта шерстяная и женское белье – 1600
8 деревянных чашек – 800
Разная столовая утварь – 10000
1 стол – 3000
8 табуреток – 4000
2 кошелька-пистолета, заряженных – 3000

— Итого 39 150 мильрейсов

• Средневековые дебилы — практически все, кого встречает Хэнк. Он сразу же смекает, что может легко занять высокий пост, потому что вокруг все такие. Так и выходит.
  • Это и сыграло с ним злую шутку: желая выбраться из западни, протагонист нагло вешает лапшу лавочнику (?), рассчитывая, что тот поступит вопреки бредовым советам протагониста… Однако лавочник поступает в точности по инструкции — и ловит протагониста.
  • А потом эти дебилы получили команду «Фас!» от церкви…
• Супружеская измена. «Когда я заговорил о королеве, король стал мрачен и печален. „Ты забываешь, что Ланселот остается здесь. А когда Ланселот здесь, она не замечает ни приездов короля, ни отъездов“. Спору нет, Гиневра красавица, но особа довольно легкомысленная. Я никогда не вмешиваюсь в то, что меня не касается, но мне не нравилось ее поведение, и я не стесняюсь об этом заявить. Сколько раз она меня спрашивала: „Сэр Хозяин, не видели ли вы сэра Ланселота?“ А если ей и случалось когда-нибудь спрашивать о короле, меня, должно быть, не было поблизости».
• Унылая успешность — великолепный зигзаг. Да, поначалу все предложенные протагонистом изменения легко и просто входят в повседневную жизнь, от велосипедов и радио до игры на бирже. Но стоило чуть-чуть отпустить вожжи и отвлечься на решение личных проблем, как своё веское «фи» сказала Церковь, и толпа с вилами не менее легко и просто уничтожила всё созданное героем, да так хорошо, что для археологов будущего и следов не осталось.

• Человек эпохи Возрождения — Хэнк силён в медицине, разного рода инженерии, а ещё он отличный администратор и политик.
• Шея мёрзнет без ошейника. Едва ли не вся страна бодрыми темпами рванула обратно к рабству — спасаясь от века просвещения и прогресса, организованного героем. Правда, сугубо после гражданской войны и заговора церкви, искусно очернившего ГГ и его немногочисленных верных сторонников в глазах большинства людей, сохранивших старую ментальность — «они думали, что избавились от предрассудков, но анафема пробудила их, как удар грома» ©.

Законодательство

• Опозорить на публике — упомянут позорный столб.
• Последняя затяжка — умирающая от голода мать грудного ребёнка украла кусок холста и была приговорена к виселице. «„Еще один поцелуй! О боже, еще один, еще один, это мольба умирающей!“ Ей дали ребенка. Она чуть не задушила малютку».
  • Разум не вынес — владелец куска холста после вынесения смертного приговора. «О бедное дитя, бедное дитя! Я не знал, что это грозит ей смертью!». И покончил с собой.
• Большая часть народа при Артуре состояла из рабов, и в знак рабства они носили железные ошейники. Остальные тоже, в сущности, были рабы, хотя их именовали «свободные люди». Вся нация существовала, чтобы пресмыкаться перед королем, церковью и знатью; чтобы, умирая с голоду, кормить их; чтобы, работая, предоставить им возможность забавляться; чтобы, терпя нужду и горе, делать их счастливыми; чтобы, ходя голыми, дать им возможность носить шелка и драгоценные камни; чтобы, платя налоги, избавить их от необходимости платить.
• К сословию «свободных людей» принадлежало семь десятых незакрепощенного населения страны: мелкие «независимые» фермеры, ремесленники и т. д.; иными словами, именно это и был народ, подлинная нация; это сословие включало в себя все то, что было в нации полезного и достойного уважения. Они могли уйти из поместья своего лорда или своего епископа без позволения. Они обязаны были отвозить все свое зерно на мельницу лорда, всю свою муку в пекарню лорда и за все это хорошенько платить. Они не могли продать ни клочка своей земли, не уплатив лорду изрядного процента с вырученных денег, а покупая чужую землю, они платили лорду за позволение совершить покупку. Они должны были даром убирать его хлеб и являться по первому его зову, бросая свой собственный урожай в добычу надвигающейся буре. Они обязаны были разрешать ему сажать фруктовые деревья на их полях и сдерживать свой гнев, когда сборщики плодов по небрежности вытаптывали хлеб вокруг деревьев. Они должны были подавлять свое негодование, когда лорд с гостями во время охоты скакал по их полям, уничтожая все, достигнутое терпеливым трудом. Они не имели права держать голубей, если же стаи из голубятни милорда слетались пожирать их урожай, они не смели убить ни одной птицы. Когда наконец им удавалось собрать жатву, сначала церковь взимала жирную десятину, затем королевский сборщик — двадцатую часть, затем люди милорда отрывали изрядный кусок от того, что оставалось. И только тогда ограбленный свободный человек мог отвезти свой урожай к себе в житницу, если только его еще стоило везти. Если барону не спалось, свободный человек после трудового дня должен был сидеть всю ночь напролет у пруда и стегать по воде прутом, чтобы лягушки не квакали; если дочь свободного человека… впрочем, эта низость совсем непечатного свойства. Наконец, если свободный человек хотел прекратить свою невыносимую жизнь и покончить с собой, кроткая церковь обрекала его на вечные муки ада, кроткий закон хоронил его в полночь на перекрестке дорог, вогнав ему кол в спину, а его господин забирал себе имущество и выгонял вдову с сиротами на улицу.
• Неограниченная власть — превосходная штука, когда она находится в надежных руках. Небесное самодержавие — самый лучший образ правления. Земное самодержавие тоже было бы самым лучшим образом правления, если бы самодержец был лучшим человеком на земле и если бы его жизнь продолжалась вечно. Но так как даже совершеннейший человек на земле должен умереть и оставить свою власть далеко не столь совершенному преемнику, земное самодержавие не только плохой образ правления, но даже самый худший из всех возможных.
• Я понимаю верность как верность родине, а не ее учреждениям и правителям. Родина — это истинное, прочное, вечное; учреждения же — нечто внешнее, вроде одежды, а одежда может износиться, порваться, сделаться неудобной, перестать защищать тело от зимы, болезней и смерти. Быть верным тряпкам — глупая верность, монархиями изобретенная; пусть она и останется при монархиях. А я родом из Коннектикута, в конституции которого сказано, что «вся политическая власть принадлежит народу и все свободные правительства учреждаются для блага народа и держатся его авторитетом; и народ имеет неоспоримое и неотъемлемое право во всякое время изменять форму правления, как найдет нужным». Гражданин, который видит, что политические одежды его страны износились, и не агитирует за создание новых одежд, не является верным родине гражданином, — он изменник. Его не может извинить даже то, что он, быть может, единственный во всей стране видит изношенность ее одежд. Его долг — агитировать, несмотря ни на что, а долг остальных — голосовать против него, если они с ним не согласны. И вот я попал в страну, где право высказывать свой взгляд на управление государством принадлежало всего лишь шести человекам из каждой тысячи. Иными словами, я был акционером компании, 994 участника которой вкладывают все деньги и делают всю работу, а остальные 6, избрав себя несменяемыми членами правления, получают все дивиденды.
• Господин имел право убить своего раба без всякой причины — в раздражении, в злости или просто ради развлечения; и человек, носящий корону, тоже имел право убить своего раба, то есть любого человека. Дворянин имел право убить простолюдина, но должен был заплатить за убийство деньгами или хлебом. Дворянин имел по закону право убить другого дворянина совершенно бесплатно, но мог ожидать мести. Всякий, кроме простолюдина и раба, имел право убить кого-нибудь; простолюдин и раб такой привилегией не пользовались. Если они убивали кого-нибудь, это так и считалось убийством, а закон запрещал убийства. Если убитый был человек более знатный, чем убийца, с убийцей и его семьей жестоко расправлялись. Если простолюдин наносил дворянину хотя бы совершенно безвредную для жизни царапину, ему платили за это полной мерой: его привязывали к лошадям и разрывали на части.
• Рабский ошейник — при Артуре большая часть народа состояла из рабов, и в знак рабства они носили железные ошейники.

Оружие

• Дакка — горстка воспитанников Военной академии в финале выкашивает тридцать тысяч рыцарей.
• Не в ладах с физикой — рыцаря, закованного в полные латы, на самом деле не убьет прикосновение к электрозабору, т. к. он изолирован от них кожаным подлатником.
  • А шлем?
    • А подшлемник!
• Непрактичная броня — латы слишком тяжелы, чтобы в них драться, и от огнестрельного оружия не защищают совсем.
  • Верный боевой афедрон — во-первых, полных лат в VI в. ещё не изобрели, до этого ещё порядка тысячи лет, во-вторых, по Твену и латы, и оружие настолько тяжелы, что в них драться физически невозможно.
  • То ли автор, то ли переводчики запутались: на застреленном рыцаре только кольчуга.
• Огнестрел — это страшно — янки с двумя собственноручно изготовленными шестизарядными револьверами обратил в бегство весь цвет артурианского рыцарства в количестве 50 голов. Он убил девятерых, и остальные сдаются, поскольку никогда в жизни не видели револьвера и им неоткуда знать, что его боезапас очень ограничен. А потом в музеях дивятся: и откуда это в доспехах дырки от пуль?..

Религия

• Добрый верующий, злой верующий:
  • Дворянство, несмотря на свою склонность к мучительству и убийству, несмотря на свою жадность и развратность, было глубоко и восторженно религиозно. Ничто не могло отвлечь его от добросовестного выполнения всех обрядов, предписанных церковью. Не раз я сам видел, как дворянин, застигнув врага врасплох, останавливался помолиться, прежде чем перерезать ему горло; не раз я видел, как дворянин, напавший на врага из засады и убивший его, отправлялся к ближайшему придорожному распятию, приносил благодарность богу, даже не успев ограбить мертвеца. Вся британская знать вместе с семьями ежедневно утром и вечером присутствовала при богослужении в своих домовых церквах, и, помимо того, даже самые захудалые из дворян еще пять-шесть раз в день собирались на общую семейную молитву. Это должно быть поставлено церкви в заслугу. Я не сторонник католической церкви, но этой заслуги ее отрицать не могу: «Что стало бы с этой страной, если бы не было церкви?»
• Антиклерикализм/Религия — это плохо. «Римско-католическая церковь превратила нацию людей в нацию червей. …Она была мудра, ловка и знала много способов, как сдирать шкуру с кошки — то есть с народа; она изобрела „божественное право королей“ и окружила его десятью заповедями, как кирпичами, вынув эти кирпичи из доброго здания, чтобы укрепить ими дурное; она проповедовала (простонародью) смирение, послушание начальству, прелесть самопожертвования; она проповедовала (простонародью) непротивление злу; проповедовала (простонародью, одному только простонародью) терпение, нищету духа, покорность угнетателям. …Без религии пока не обойдешься, но мне больше нравится, когда церковь разделена на сорок независимых враждующих сект, как было в Соединенных Штатах в мое время. Концентрация власти в политической организации всегда нехороша, а господствующая церковь — организация политическая; она враг свободы, а то добро, которое она делает, она делала бы еще лучше, если бы была разделена на много сект».
• Атеизм — это круто!
• Пастырь добрый. «Попы — неприятнейшая порода, но иногда они выказывали себя с хорошей стороны. Я имею в виду некоторые случаи, доказывающие, что не все попы были мошенниками и себялюбцами и что многие из них, особенно те, которые сами жили одной жизнью с народом, искренне, бесхитростно и набожно старались облегчить страдания и горести людей». «Священник … начал рассказывать историю несчастной. И в голосе его зазвучала жалость… Как редко звучала жалость в этой дикой, невежественной стране! … „Закон осудил на смерть это бедное юное создание [См. раздел Законодательство]— и закон прав. Но другой закон вынудил ее либо совершить преступление, либо умереть с голода вместе со своим ребенком — и такой закон отвечает перед богом и за ее преступление, и за ее позорную смерть!“. … — О мое дитя, мое ненаглядное дитя, оно умрет! У него нет ни дома, ни друзей, ни отца, ни матери! — Все есть у него, — сказал добрый священник. — Я заменю ему всех, покуда жив».
• Католики плохие — весь финал является виной католической церкви: сначала они хитростью выманили Хэнка из Англии, затем наложили на неё отлучение и уничтожили все его изобретения и реформы. Впрочем, об англиканской церкви Хэнк не более высокого мнения.
• В руках государя целебная сила. "Обстановку для исцеления от золотухи создали вполне подходящую — все было аккуратно и внушительно. Король сидел на троне под балдахином; вокруг него построилось духовенство в полном облачении. На виду у всех важно стоял Маринэл, отшельник из породы лекарей-шарлатанов, и представлял королю больных. На полу сидели и лежали больные, озаренные ярким светом. Все это было как на сцене и казалось нарочно подстроенным, хотя в действительности никто ничего не подстраивал. Излечение основывалось на том, что в подобных толпах всегда много таких людей, которые только воображают, что они больны, и таких, которые притворяются больными, чтобы сподобиться бессмертной чести королевского прикосновения или чтобы получить монету, вручаемую королем при этом прикосновении. Раньше раздавали золотые и серебряные, «неизвестного происхождения, попадались между ними и римские; все они были неправильной формы и так стерлись от употребления, что надписи на них стали неудобочитаемы». Практичный янки решил, что «четкие, яркие, новенькие пятицентовые никелевые монетки с очень схожим изображением короля на одной стороне и таким же изображением Гиневры на другой да еще с какой-нибудь благочестивой надписью способны исцелять от золотухи не хуже полновесных червонцев и даже больше понравятся; и я оказался прав». «Любой обман может исцелить, если пациент твердо верит в него». «В детстве я всегда сберегал монетки, которые мне велели бросать для дикарей в кружки миссионеров, и бросал вместо них пуговицы. Для невежественного дикаря все равно что монеты, что пуговицы, а для меня монеты были лучше пуговиц». «Маринэл первый принимал пациентов. Он проверял каждого кандидата; если кандидат не выдерживал проверки, его прогоняли; если же выдерживал, его подводили к королю. Священник произносил слова: „Да возложит он руки на страждущего и да исцелит его“. Тем временем король под чтение молитвы касался язв; этим и ограничивался курс лечения; король надевал пациенту никелевую монету на шею и отпускал его. Как, по-вашему, исцеляло это или нет? Безусловно исцеляло. Любой обман может исцелить, если пациент твердо верит в него».

Хронофантастика

Повесть написана за несколько лет до «Машины времени» Герберта Уэллса и является, таким образом, первым широко известным произведением о путешествии во времени.

• В будущее своим ходом — в современность Хэнк вернулся, проспав магическим сном 1300 лет и не постарев.
• Микротрещины в канве — янки не понял бы ни слова, т. к. язык бриттов вообще не родствен английскому. Зато язык самого янки бритты Артура наверняка опознали бы (как какой-то диалект саксонского) — и немедленно прикончили бы его как «кровожадного дикаря-сакса» (Артур славился прежде всего как защитник Британии от саксонской экспансии).
  • Хотя как знать… Морган — фамилия чисто валлийская, а валлийский-то язык со времен Артура изменился мало! Возможно, он помнил родной язык (потому и говорил Мерлину: «я произнесу это имя, даже если оно валлийское!»)
  • Если кто забыл, янки был представлен Артуру как пленённый иноземный правитель.
  • Скорее уж это допустимая жанровая условность в виде чудесного обучения языку. Вообще, автор очень мало заботился об исторической достоверности — в том числе языковой. Например, многие персонажи преспокойно носят французские имена. А разгадка проста: герой очутился отнюдь не в историческом шестом веке, а скорее в нещадно деконструированной реальности книг Томаса Мэлори.
  • Да Артуриана в принципе сроду не являлась историческим шестым веком. Она состоит из проекций развитого средневековья в очень раннее чуть менее, чем полностью. Кроме того небольшого исторического ядра, которое все-таки есть, но в его рамках даже существование реального прототипа Артура - спекулятивно и спорно.
• Попаданец — кодификатор для подавляющего большинства людей и первопример попаданческой литературы в самом классическом варианте: «герой попадает в прошлое, причём в значимый исторический период, и пользуется достижениями науки и техники, чтобы прославиться и поменять всё на свой нрав». Однако попытки изменить историю не удались. Вмешательство главного героя, наоборот, объясняет белые пятна истории, связанные с эпосом о короле Артуре.
  • Прогрессор — главный герой, первопример. Увы, плоды его трудов очень быстро обратились в прах — пар и электричество не могут так просто победить жадность и мракобесие.
  • До того, как это стало мейнстримом — книга написана за сотню лет до бума попаденческой литературы. А ведь Твен умудрился деконструировать даже образ попаденца-прогрессора!
• Приключения в Комаляндии — субверсия. Самое простое объяснение событиям — они просто привиделись Хэнку после серьёзной травмы головы, от последствий которых он в итоге и скончался, но автор произведения находит исторический портрет короля Артура на мотоцикле и доспехи с дырками от пуль.
  • Обоснуй — каким образом, получив по голове, можно попасть в прошлое? Рассказчик говорит что-то про «трансмиграцию душ», но ведь с момента его рождения до инцидента на заводе в пещере спал его двойник.

Адаптации

• «Новые приключения янки при дворе короля Артура» (1988). Типа я Тарковский: даже странно, что не Тарковский, а Виктор Гресь, в остальном — практически эталонный образец.
• «Рыцарь Камелота» (по мотивам) — здесь образ Мерлина дан зигзагом.
• Хифер Саймон «Приключения астронавта при дворе короля Артура» – с прикрученным фитильком, не столько адаптация, сколько произведение явно испытавшее влияние сабжа (или это наши переводчики опять скреативили, оригинальное название не гуглится), но значительно светлее и мягче.