Анархо-монархизм
Анархо-монархизм — интересная и весьма благородная идея. Увы, как и анархо-сионизм и анархо-маскулизм — малоизвестная широкой публике.
Суть[править]
Анархо-монархизм — суть обычный монархизм, но в нем есть так же царь (или король, император и т. д. Название монарха значение не имеет). В данном случае монарх является в большей степени гарантом защиты культуры и традиций, чем источником власти. Многие анархо-монархисты являются верующими, но это не всегда так. Кстати, в Африке во многих республиках есть свои короли которые не имеют власти, но при этом весьма чтятся своими народами. Да и во многих европейских монархиях и Японии монарх это символ этноса и, нередко, глава религии (как в Англии и Японии).
Существует пример реализации анархо-монархизма: Силенд. И по хорошему эту добрую и мудрую страну мировому сообществу давно пора признать.
Многие японские анархисты включая даже анархо-коммунистов уважают своего императора.
Что же до труда как одной из основ анархии — а что мешает королю/царю/князю заниматься производительным трудом? Даже при классическом капитализме нынешний голландский король и будучи принцем, и будучи королём постоянно водил самолеты. И свой личный, королевский, на котором летал по делам. И пассажирские! Король Нидерландов Виллем-Александр, помимо выполнения монарших обязанностей, продолжал профессиональную лётную практику. Даже после восшествия на престол в 2013 году (когда его мать королева Беатрикс отреклась в его пользу), он минимум дважды в неделю пилотировал самолёты, совершая внутренние рейсы для поддержания лётной лицензии. Примечательно, что монарх не только управлял воздушным судном в качестве второго пилота, но и лично приветствовал пассажиров авиакомпании. Для продолжения карьеры он прошёл переподготовку на более вместительный Boeing 737, который пришёл на смену постепенно снимаемому с производства Fokker 70. Прекратил летать на самолетах дедушка лишь когда у него ослабли глаза и он не смог исполнять сей тяжкий труд. Это показывает — монарх не обязательно занимается чисто церемониями и гоняет слуг. Но и может одновременно и работать на обычной работе, и осуществлять при этом свое монаршье служение.
Монарх при анархо-монархизме может быть у каждой общины свой (более того, анархо-монархические общины могут обустраиваться и посреди немонархических общин — т.е не обязательно для триумфа идеи чтобы везде установился анархо-монархизм, при свободе ассоциации это тоже реально) — и это может быть как известный аристократ (например член королевской семьи уже существовавшей) или уважаемый человек из низов основавший новую династию.
Известные анархо-монархисты[править]
Добрый и мудрый писатель Дж. Р. Р. Толкин выступал за антитехнологическое, аграрное христианское общество с традиционными ценностями в широком смысле слова (не в путинском, где это симулякр, а на деле царит баборабство и аленизм). Он выступал против фашизма, нацизма, антисемитизма и коммунизма, но и потреблядство либерастов и традиционных консерваторов (суть капиталистических консерваторов, в экономике — тех же либералов, просто религиозных, а не светских), было ему чуждо государство как принцип:
«Мои политические убеждения все больше и больше склоняются к Анархии (в философском смысле — разумея отмену контроля, а не усатых заговорщиков с бомбами) или к «неконституционной» Монархии. Я арестовал бы всякого, кто употребляет слово «государство» (в каком-либо ином значении, кроме «неодушевленное королевство Англия и его жители», то, что не обладает ни могуществом, ни правами, ни разумом); и, дав им шанс отречься от заблуждений, казнил бы их, ежели бы продолжали упорствовать! Если бы мы могли вернуться к именам собственным, как бы это пошло на пользу! Правительство — абстрактное существительное, означающее искусство и сам процесс управления; писать это слово с большой буквы или использовать его по отношению к живым людям должно объявить правонарушением. Если бы люди взяли за привычку говорить «совет короля Георга, Уинстон и его банда», как бы это прояснило мысли и приостановило жуткую лавину, увлекающую нас в Кто-то-кратию. Как бы то ни было, Человеку должно изучать что угодно, кроме Человека; а уж самое неподобающее занятие для любого и даже святых (они-то, по крайней мере, соглашались на него с крайней неохотой) — это распоряжаться Другими людьми. На миллион человек не найдется ни одного, кто бы подходил для такой роли, а уж менее всего — те, что к ней стремятся. По крайней мере, проделывается это с очень небольшой группкой людей, отлично знающих, кто их хозяин. Люди Средневековья были абсолютно правы, когда лучшим доводом, какой только мог привести человек в пользу того, чтобы его избрали епископом, считалось nolo episcopari*. Дайте мне короля, который интересуется главным образом марками, железными дорогами или скачками; который обладает властью уволить своего визиря (или как бы уж он там ни прозывался), если монарху вдруг не понравился покрой его брюк. И так далее, в том же духе. Но, конечно же, слабое место всего этого, — в конце концов, речь идет лишь о слабом месте всего хорошего и естественного в дурном, испорченном, противоестественном мире, — в том, что оно срабатывает и срабатывало лишь тогда, когда весь мир валял дурака старым, добрым, бездарным, привычным человеку способом. Вздорные, тщеславные греки умудрились выстоять против Ксеркса; однако гнусные инженеры и химики вложили такую силу в Ксерксовы руки и во все государства-муравейники, что у людей порядочных, похоже, никаких шансов не осталось. Все мы пытаемся уподобиться Александру, а, как учит история, именно так Александр и все его военачальники набрались восточного духа. Бедный олух вообразил (или попытался внушить людям), что он — сын Диониса, и умер от пьянства. Та Греция, которую стоило спасать от Персии, все равно погибла, превратилась в нечто вроде Эллады Виши, или Эллады Сражающейся (которая вовсе даже и не сражалась), рассуждающую об эллинской чести и эллинской культуре и богатеющую за счет продажи древнего эквивалента сальных открыток. Но особый ужас современного мира состоит в том, что весь он, треклятый, — в одном мешке. И бежать некуда. Подозреваю, что даже несчастные маленькие самоеды питаются консервами, а деревенский репродуктор рассказывает им на ночь сталинские сказочки про Демократию и гадких фашистов, которые едят младенцев и воруют упряжных собачек. Есть во всем этом лишь одна светлая сторона, и это — крепнущая привычка недовольных взрывать фабрики и электростанции; надеюсь, что этот обычай, ныне поощряемый как проявление «патриотизма», со временем войдет в привычку! Да только что с того толку, если привычка эта не распространится по всему миру?»
Толкин, похоже, одновременно оплакивает упадок традиционной монархии и провозглашает себя анархистом. Для него Англия — это духовное понятие (как например в современном русском дискурсе существует надполитическое и неполитическое понимание Липецкой Руси).
Толкина также беспокоило то, что демократия и сопутствующее ей массовое общество привели к возникновению современного тоталитаризма, а тоталитарные лидеры стали богоподобными фигурами, которым поклонялись массы. Как объяснял Толкин,
«Я не „демократ“ только потому, что „смирение“ и равенство — это духовные принципы, искажённые попытками механизировать и формализовать их, в результате чего мы получаем не всеобщее ничтожество и смирение, а всеобщее величие и гордыню, пока какой-нибудь орк не завладеет кольцом власти — и тогда мы получим и получаем рабство»
Писатель протестовал против господства «Бога-Государства» над человеком и против технического прогресса. В произведениях Толкина использование техники характеризует прежде всего злодеев. Например, Моргот построил «гигантские машины» для сокрушения эльфийских крепостей, а у падшего мага Сарумана «ум из железа и колёс».
Так же Толкин выступал за весьма благородную экологию и против разрушения богоданной природы вандальной деятельностью падшего человечества.
Художник Сальвадор Дали говорил: «Я всегда был монархистом и анархистом. Монархистом — в силу необходимости наличия порядка, который бы защищал „низовую“ анархию. Монархия — это идеальный порядок». То есть монарх должен выступать гарантом анархии, сохранять «естественный неинституционализированный национальный конструктивный хаос» и оберегать его всеми силами. Художник придерживался резко антибуржуазных взглядов, утверждая, что «Испания была счастлива тем, что у неё были монархи, ведь буржуазия это худшее, что может быть». Хотя был ли Дали искренним — хз, дедушка был тем еще эджлордом в отличии от Толкина.
По сути анархо-монархическим было восстание Емельяна Пугачева — суть самопровозглашенного императора «Петра III».
