Старше, чем грязь
Некоторые сюжеты и архетипы корнями уходят в седую древность. Они старше литературы, потому что литература — это письменность, а они появились в дописьменный период.
В первую очередь это сюжеты мифов. Затем бродячие сюжеты волшебных сказок и сказки о животных. И, наконец, это древнейшие легенды: месопотамские, древнеиндийские, китайские. Тропы, встречающиеся в них, такие, как, например, архетипичный Путь героя, относятся к категории неубиваемых — они актуальны до сих пор, и будут актуальны, пока люди остаются людьми.
Нота бене: там, где мы от устных преданий переходим к собственно литературе, троп «старше, чем грязь» уже не работает — здесь рулит троп «Старше, чем феодализм».
Относительно фольклора, у ученых существует правило: сказка (легенда, песня, былина, сага) датируется той эпохой, которой соответствуют наиболее древние из ее реалий. Так что если в волшебной сказке герой стреляет из ружья и пьет в кабаке, но в целом ее сюжет описывает инициации родоплеменного строя (пресловутые истории про избушку Бабы Яги), или же является космогоническим (объясняет происхождение дня и ночи, звезд, каки-либо природных явлений) — перед нами сабж, отображающий архаичное мировосприятие. А более современные элементы — просто наслоения, добавленные поздними сказителями.
Пространная цитата[править]
Историй всего четыре. Одна, самая старая — об укрепленном городе, который штурмуют и обороняют герои. Защитники знают, что город обречен мечу и огню, а сопротивление бесполезно; самый прославленный из завоевателей, Ахилл, знает, что обречен погибнуть, не дожив до победы. Века принесли в сюжет элементы волшебства. Так, стали считать, что Елена, ради которой погибали армии, была прекрасным облаком, виденьем; призраком был и громадный пустотелый конь, укрывший ахейцев. Гомеру доведется пересказать эту легенду не первым; от поэта четырнадцатого века останется строка, пришедшая мне на память:«The borgh brittened and brent to brondes and askes» Данте Габриэль Россетти, вероятно, представит, что судьба Трои решилась уже в тот миг, когда Парис воспылал страстью к Елене; Йитс предпочтет мгновение, когда Леда сплетается с Богом, принявшим образ лебедя.
Вторая, связанная с первой, — о возвращении. Об Улиссе, после десяти лет скитаний по грозным морям и остановок на зачарованных островах приплывшем к родной Итаке, и о северных богах, вслед за уничтожением земли видящих, как она, зеленея и лучась, вновь восстает из моря, и находящих в траве шахматные фигуры, которыми сражались накануне.
Третья история — о поиске. Можно считать ее вариантом предыдущей. Это Ясон, плывущий за золотым руном, и тридцать персидских птиц, пересекающих горы и моря, чтобы увидеть лик своего бога — Симурга, который есть каждая из них и все они разом. В прошлом любое начинание завершалось удачей. Один герой похищал в итоге золотые яблоки, другому в итоге удавалось захватить Грааль. Теперь поиски обречены на провал. Капитан Ахав попадает в кита, но кит его все‑таки уничтожает; героев Джеймса и Кафки может ждать только поражение. Мы так бедны отвагой и верой, что видим в счастливом конце лишь грубо сфабрикованное потворство массовым вкусам. Мы не способны верить в рай и еще меньше — в ад.
Последняя история — о самоубийстве бога. Атис во Фригии калечит и убивает себя; Один жертвует собой Одину, самому себе, девять дней вися на дереве, пригвожденный копьем; Христа распинают римские легионеры.
Историй всего четыре. И сколько бы времени нам ни осталось, мы будем пересказывать их — в том или ином виде.