Двенадцать стульев

Двенадцать стульев. Экранизация Леонида Гайдая. 1971 год.

Двенадцать стульев — популярный роман писателей Ильфа и Петрова, который вошел в классику литературы и был неоднократно экранизирован. В произведении рассказывается о приключениях афериста Остапа Бендера и аристократа Кисы Воробьянинова, которые объехали полстраны в поисках сокровищ. 12 стульев породили большое количество мемов, которые актуальны и в наше время.

Мало кому известно, что оригинальный роман (вполне, кстати, сохранившийся) примерно на треть толще популярной в широких кругах выжимки и содержит в себе намного больше подробностей о жизни Воробьянинова и Бендера. В частности, о приключениях юного гимназиста Ипполита, о его матримониальных отношениях с Еленой Станиславовной Боур в период бурной молодости, о том, как горячий горец набил морду Остапу на Военно-Грузинской дороге… и так далее, и тому подобное. Впрочем, произведённое безвестным редактором усечение текста избавило роман от лишней воды и придало ему стремительность и блеск, за которые он так полюбился миллионам читателей.

Сюжет

Ипполит Матвеевич Воробьянинов (который впоследствии будет зваться простой Кисой) узнал от умирающей тещи о спрятанных сокровищах, которые были запрятаны в подкладку одного из 12 стульев гамбсовского гостиного гарнитура. Сокровища были значительными и могли бы позволить их обладателю вести хорошую безбедную жизнь. Воробьянинов решается разыскать гарнитур и добраться до заветного «золотого» стула.

В Старгороде Ипполит Матвеевич знакомится с Остапом Бендером, который являлся «великим комбинатором». Он рассказывает ему всю историю про стулья, и в итоге Остап воодушевленно принимает предложение отправиться вслед за стульями, чтобы добраться до каждого из них и в итоге найти искомый. И «концессионеры» почти смогли выкупить весь гарнитур на аукционе, но по иронии судьбы в последний момент нужной для этого суммы под рукой не оказалось, поэтому пришлось начать выслеживать каждый отдельный стул — а все эти злосчастные образчики мебели «расползлись, как тараканы» по всей стране.

Поиски стульев превращаются в самую настоящую охоту, Киса и Остап вынуждены постоянно ездить по различным локациям, чтобы только добраться до заветных стульев. По пути им встречаются самые различные разумные «существа» из России начала 1920-х: Эллочка Людоедочка, Мадам Грицацуева, Отец Федор, Архивариус Коробейников и другие.

Остап и Киса побывали в круизе на Волге, в регионе КМВ (город Пятигорск), в Дарьяльском ущелье, пересекли Кавказский хребет, побывали в Тифлисе (Тбилиси) и в итоге поехали в Крым. Везде двух дельцов ждала неудача, в итоге драгоценности оказались в том месте, где никто и не думал.

Мемы

•  — Ну что, отец! Невесты в вашем городе есть?

— Кому и кобыла невеста… — Больше вопросов не имею (дворник и Остап)

• Лёд тронулся, господа присяжные заседатели (Остап)
• Почём опиум для народа? (Остап)
• Скоро только кошки родятся (Остап)
• Я дам вам парабеллум (Остап)
• Гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору (Остап)
• Человек, измученный нарзаном (Монтер Мечников)
• Не учите меня жить (Эллочка Людоедочка)
• У вас вся спина белая (Эллочка Людоедочка)
• Это мексиканский тушкан (Эллочка Людоедочка)

Персонажи

Второй главный герой, наряду с О. Б. — Ипполит Матвеевич Воробьянинов, бывший предводитель дворянства, а ныне скромный совслужаший, делопроизводитель загса. В детстве его называли «Киса», и это ласковое прозвище взял на вооружение великий комбинатор. Высокой нравственностью этот рано поседевший обладатель благородного «алюминиевого» каре не отличался, но и злодеем не был. Однако хотя после полугода «бриллиантовой скачки» и множества унижений, испытанных за это время, его потерянные красивые седины вернулись, но сердце окончательно почернело, и И. В. превратился из обычного жадины и козла в настоящего убийцу.

• У Гайдая его сыграл Сергей Филиппов. У Захарова — Анатолий Папанов.
• Некоторые черты Ипполита Матвеевича авторы списали с Е. П. Ганько — полтавского дворянина, дяди Евгения Петрова и Валентина Катаева.
• История с Клубом железнодорожников — почти подлинная. Роскошный Дом культуры IRL (каждый москвич и гость столицы может увидеть его на площади трех вокзалов, слева от Казанского, если спиной к Ярославскому стоять) был построен на часть средств, запрятанных в этом же самом здании, бывшем купеческом особняке. Разница в том, что бывший хозяин особняка не пытался тайно вернуть себе средства и удрать с ними, а открыто пришёл к Дзержинскому и предложил ему сделку: я выдаю местоположение тайника и добровольно сдаю Советской власти весь клад, а вы обеспечиваете мне щедрую пожизненную пенсию и полное отсутствие преследований, пока я соблюдаю законы. Феликс Эдмундович сделку принял (и не обманул впоследствии), Артузов также оказал протекцию «сознательному бывшему», и экс-купец до конца своих дней совсем неплохо жил в СССР и ни во что не лез.

Уездный город N

• Мадам Клавдия Ивановна Петухова, тёща И. В. Умерла в начале романа, но успела раскрыть тайну стульев И. В. и священнику.
  • У Гайдая в этой роли Эдда Урусова (и её персонаж настолько крут, что раскрывает тайну исключительно И. В., а елейному попу не доверяет). У Захарова — Татьяна Пельтцер (эта тёща добрая, к старости поглупевшая — но её ещё хватило на предсмертный укор беспутному зятю; в общем, она ближе к книжному канону и даже являет собой попытку его точной реконструкции).
• Отец Фёдор Востриков, священник церкви Фрола и Лавра, которому она исповедовалась, и по совместительству — неудачливый мелкий предприниматель. Мечтает о собственном свечном заводике в Самаре. Очевидная отсылка к фольклору: в русских народных сказках часто появляется алчный и комично «злодействующий» православный поп. Говорит с обильным вкраплением церковнославянизмов и архаизмов типа «днесь», «доселе», «поелику», «токмо»…
  • У Гайдая — Михаил Пуговкин (его поп — вкрадчиво-лицемерный и глупый человек, «законченный колобок стяжательства», как назвал его один критик). У Захарова — Ролан Быков (его поп — одержимо-буйный маньяк стяжательства, живая пародия на религиозных фанатиков).
    • В гайдаевской версии верующий Пуговкин всерьёз сомневался, браться ли за такую «церквохульную» роль. Но мама Михаила Ивановича сказала ему: «Смело берись, ты же будешь высмеивать только одного алчного священника, а не его веру. Если откажешься от такой роли — ты потом сам себе век не простишь».
• Жена агронома мадам Кузнецова, соседка И. В. и его тёщи.
  • У Гайдая персонаж отсутствует (её реплика отдана попадье). У Захарова — Наталья Журавлёва.
• Катерина Александровна, матушка (в смысле супруга батюшки) отца Фёдора.
  • У Гайдая — Клара Румянова, её попадья наивна и «христиански-кротка» (вместо того чтобы врезать этакому мужу вдоль ушей и научить его уму-разуму… Он ей, небось, так всю жизнь и казался «воплощением деловой хватки», несмотря на то, что все его коммерческие предприятия с пугающей регулярностью прогорали!). У Захарова — Нина Лапшинова (супруга постановщика), её попадья — женщина и поумнее, и понастойчивее, «нутром почуявшая», что Феденька уже к ней, так или иначе, не вернётся.
• Гробовых дел мастер Безенчук, алкаш с золотыми руками. Занимается изготовлением гробов с 1907 года. Любит говорить «Туды её/его в качель!». (Это ещё и в чистом виде Зыбучий грёбаный песец, потому что «качель» — это областное грубое название влагалища.) Позже И. В. встретил его в Москве — Безенчук привёз несколько гробов, услышав, что в столице свирепствует «гриб».
  • У Гайдая персонаж отсутствует (во флэшбеке Ипполита Матвеевича мелькнул только короткий кадр с фамилией на вывеске). У Захарова его сыграл Георгий Вицин.
• Конкуренты Безенчука — сразу три совладельца похоронного бюро «Нимфа». Совершенно очевидно, что они — в отличие от Безенчука — и не пытаются всерьёз нажиться на ритуальных услугах, а вместо этого крутят какие-то тайные и незаконные гешефты, а похоронное бюро — не более чем их легальное прикрытие и «отмывочный пункт» для денег. Хотя и от заказов по профилю не отказываются, поскольку все люди семейные и деньги лишними не будут, за что Безенчук их ненавидит. В середине криминальные наклонности «нимфов» подсвечиваются: когда Безенчук перехватил очередного «клиента», те избили его до полусмерти.
  • Подсвечено у Захарова, где у всех трёх «нимфов» откровенно бандитские рожи. Гайдай никаких гробовщиков, в том числе этих трёх хмырей, решил не показывать.
• «Цирульный мастер Пьер и Константин» Андрей Иванович. Умер после отъезда Воробьянинова, похоронен Безенчуком.
• Бывший пролетарий умственного труда, а ныне палаточник Прусис.
• Провизор Леопольд Григорьевич, по прозвищу «Липа», у которого И. В. купил замечательное средство «Титаник» для окраски волос — разумеется, контрафактное, хотя ушлый провизор уверял, что «контрабандное».
  • У Гайдая не показан. У Захарова его играет Олег Севастьянов.

Губернский город Старгород

• Дворник Тихон. Он не вовремя признал И. В., приехавшего якобы из Парижа. И, по всей видимости, не настучал на бывшего хозяина ни в какое ОГПУ (несмотря на то, что дворникам прямо вменялось в обязанность «постукивать») — во-первых, Ипполит Матвеевич до революции всегда был добр к своему слуге, а по праздникам щедро его награждал, а во-вторых, Остап проставил дворнику-алкашу обильную выпивку.
  • Ильф и Петров написали дополнительную сцену, в которой упившийся Тихон почти сразу проболтался в трактире, но никаких последствий это не имело: остальным посетителям было просто пофиг. Сцена вошла не во все редакции книги.
  • У Гайдая в роли Тихона — Юрий Никулин. У Захарова — Николай Скоробогатов. У Мэла Брукса — сам Мэл Брукс (тот сыграл замечательно и вообще отнёсся к экранизации весьма ответственно, сам имея корни на территории бывшей Российской империи).
• Александр Яковлевич aka Альхен, завхоз 2-го дома Старсобеса, застенчивый ворюга. «Всё существо его протестовало против краж, но не красть он не мог. Он крал, и ему было стыдно. Свет не видывал ещё такого голубого воришки».
  • У Гайдая — Григорий Шпигель (типаж «зрелый и весомый человек, очень умелый организатор, человек искусства — и при этом слащавый ворюга»). У Захарова — Олег Табаков (типаж «не совсем нормальный на голову, „мультяшно“-утрированный вор, которому нет и сорока и которому после каждой кражи непременно надо смачно поцеловаться с какой-нибудь женщиной, не обязательно женой»). Но на благоустройство приюта «забил» и тот и другой Альхен: у гайдаевского никто (годами?) не удосуживается приколотить или приклеить набалдашник к перилам, а у захаровского весь приют грязный, неремонтированный, ободранный.
  • Поди в наши дни разберись, что авторы имели в виду, говоря о женатом мужике «голубой воришка»… А в 1920-е все понимали: сарказм, означающий «вор с „очень возвышенной“ душой, который вполне смотрится как ходульно-положительный (скорее в данном случае как слащаво-антигеройский) театральный персонаж». Никакая, прости Господи, сексуальная ориентация здесь не подразумевалась.
  • По некоторым признакам можно заключить, что Альхен — профессиональный дирижёр и хормейстер. Старухи у него поют в самодеятельном ансамбле.
    • Во всех трёх основных итерациях — книге-первоисточнике, фильме Гайдая и минисериале Захарова — старухи в этой сцене поют одну и ту же песню, «Бубенцы» А. Кусикова (1896—1977). Но у Гайдая старушечий хор поёт очень хорошо, правильно попадая во все ноты, верно разбившись на голоса — чуть ли не как профессиональные певицы; Альхен мог бы с ними брать первые места на конкурсах самодеятельности и получать премии и почётные грамоты! А захаровский Альхен — плоховатый хормейстер (но тоже с признаками того, что некогда он зарабатывал как дирижёр), старухи у него «дерут» кто в лес, кто по дрова — зато во время песни лихо присвистывают.
    • Кармический Гудини — разворовав дом Старсобеса так что остались одни стены, отправился с женой на отдых и даже не попался Остапу, который бы вытряс из него все до последней копейки, как из Кислярского.
      • Надо полагать, эта чета после своего пребывания на курорте не собиралась больше возвращаться домой — и вообще в родной город. За такое гомерическое воровство по головке не погладят — даже в раздолбайском 1927 году. Зато на деньги, которые Альхен со всего этого выручил, можно было — если знать у кого! — приобрести фальшивые (или даже совершенно легальные… на которых в ту пору не было фоток) новые документы, и жить себе припеваючи с супругой-художницей, в другом городе и на новой должности. Это потом, в 1930-х, таким типусам решительно «перекроют кислород».
• Его жена, Александра Яковлевна aka Сашхен.
  • У Гайдая — Зоя Василькова. У Захарова — Нелли Гошева.
• Его братья, объедавшие старух из дома престарелых и крадущие все, что не успел украсть Альхен — Исидор Яковлевич, Афанасий Яковлевич, Кирилл Яковлевич, Олег Яковлевич. И такой же племянник Паша Эмильевич.
  • У Гайдая в ролях всех четырёх Яковлевичей — не опознанные пока актёры (все, как на подбор — очень сытой и весомой комплекции), а в роли суетливого шестёрки Паши Эмильевича — Эдуард Бредун. У Захарова (где Альхен к тому же не старший, а МЛАДШИЙ брат) Исидор Яковлевич — Игорь Косырев, Афанасий Яковлевич — Михаил Срибный, Кирилл Яковлевич — Анатолий Обухов, Олег Яковлевич — Вячеслав Войнаровский, а толстенный, сонный Паша Эмильевич — <?>. В захаровской версии к тому же стул «перекупщику мебели» (то есть отцу Фёдору) продавал не Паша, а лично Альхен, и лично Альхена Остап принялся запугивать и выспрашивать, и лично у Альхена открылось сверхъестественное чутьё.
• Собственно старухи.
  • У Гайдая старуха Кокушкина, поющая, даже когда весь хор уже замолк — Е. Кирьякова. У Захарова та же Кокушкина, жалующаяся Остапу (которого принимает за инспектора) на Альхена и его родственников — Вера Благовидова.
• Елена Станиславовна Боур, вдова-прокурорша и бывшая возлюбленная Кисы, гадалка с попугаем.
  • У Гайдая — звезда музкомедии Гликерия Богданова-Чеснокова. У Захарова — Вера Орлова (совсем другое решение образа — какая-то «серая мышка»).
• Виктор Михайлович Полесов, слесарь-интеллигент, её приятель, который встретил И. В. в компании О. Б. По авторской характеристике — «кипучий лентяй». Убеждённый антисоветчик.
  • У Гайдая — Николай Горлов (пожилой и гораздо более серьёзный, чем в книге, акцент сделан на типаж «затаившийся враг Советской власти»). У Захарова — Савелий Крамаров (его Полесов суетлив, сыгран почти точно по книге, разве что слишком уж молод на вид).
• Дворник, недовольный тем, что Полесов взялся чинить ворота, но не выполнил обещанного (а точнее тем, что лишился заработка за то, что открывал эти ворота ночью для загулявших). «Парламентарные выражения дворник богато перемежал нецензурными словами, которым отдавал предпочтение. Слабое женское сословие, густо облепившее подоконники, очень негодовало на дворника, но от окон не отходило».
  • У Гайдая персонаж отсутствует. У Захарова дворника сыграл Вячеслав Богачёв.
  • Ни в одной адаптации не показано, но в книге специально упомянуто: дворник в конце концов изловил-таки Полесова (мастера пряток и убегалок) и крепко отколотил его.
• Варфоломей Варфоломеевич Коробейников, бывший чиновник канцелярии градоначальства, ныне работник конторского труда — зав. архивом, отъявленный жулик.
  • Он же ростовщик — «брал в залог вещи и назначал людоедские проценты».
  • Сам Гайдай исполнил эту роль в собственном фильме, изобразив этакого «живого пережитка», паука-выжигу, одновременно хитроумного и простодушного. У Захарова — Марк Прудкин; у него получился ехидный, крутой (но сильно постаревший) мошенник, который не верит ни одному слову из Остаповой похвальбы и даже подсвечивает это при появлении отца Фёдора: «Вот ещё один шутник, но на сей раз шутить буду я».
• Инженер Треухов, который долго добивался запуска трамвая (с 1912 г., но «помешала война, после войны помешала революция, теперь помешали нэп, хозрасчет, самоокупаемость») и всё-таки добился, вопреки злопыхательскому скепсису Полесова.
• Заведующий Старкомхозом Гаврилин, который всячески помогал Треухову. Автор известной фразы «Трамвай построить — это не ешака купить».
• Фельетонист Принц Датский, он же Маховик, считавший, что во время строительства гудят стропила.
  • И приехавший на пуск трамвая московский корреспондент. «Впечатления у обоих журналистов отливались в одни и те же затертые, подержанные, вывалянные в пыли фразы». Не пощадил Илья Ильф себя самого: принято считать, что этого московского журналиста он писал с себя.
• Мадам Грицацуева, у которой были арбузные груди и необозримые зады, «знойная женщина, мечта поэта» ©, кратковременная жена О. Б. («Молодая была уже не молода. Ей было не меньше 35 лет»). Ещё до бракосочетания приходила погадать к Боур на нового мужа:

— Вас надо гадать на даму треф.
— Я всегда была червонная дама.
Черновое определение вдовьей судьбы было дано уже через несколько минут. Вдову ждали большие и мелкие неприятности, на сердце у нее лежал трефовый король, с которым дружила бубновая дама.
— Вот спасибо вам, мадамочка, — сказала вдова, — уж я теперь знаю, кто трефовый король. И бубновая дама мне тоже очень известна. А король-то марьяжный?
— Король? Марьяжный, девушка.

— Мотив игральных карт. А пророчество-то, считай, сбылось!

• Её имя в первоисточнике ни разу не названо. В некоторых адаптациях она Елизавета, то есть тёзка канонической Лизы Калачовой.
• У Гайдая — Наталья Крачковская (очаровательно курносенькая; впрочем, в одной из редакций романа вместо «нос обухом» написано «краткий, но выразительный нос»). У Захарова — Лидия Федосеева-Шукшина (носик у неё прямой, но тоже достаточно изящный).

• «Лучшие люди города», составившие «Союз меча и орала»:
  • Максим Петрович Чарушников, бывший дворянин и гласный городской думы, ныне совработник.
    • У Гайдая — Николай Пажитнов. У Захарова — Александр Шешко.
  • Кислярский, по документам значится председателем «Одесской бубличной артели — „Московские баранки“». Патологический трус, которого можно «доить» и «доить» — ну, а Остап на это мастер.
    • У Гайдая — Готлиб Ронинсон (гайдаевский Кислярский учился вместе с И. М. в гимназии, и как раз от Кислярского О. Б. узнал о прозвище И. М. «Киса»). У Захарова — Дмитрий Гошев.
  • Дядьев, бывший купец, владелец фирмочки «Быстроупак» (на самом деле оба — и Дядьев и Кислярский — занимались торговлей тканями).
    • У Гайдая — Иван Жеваго. У Захарова — Борис Ульянов.
  • Никеша и Владя, два молодых человека лет под тридцать без фамилии, но вполне надежные. Приблизительные ровесники Остапа.
    • У Гайдая — Вячеслав Войнаровский и <?>, типаж «два явных дегенерата голубых кровей» (хотя это смотря в каком смысле: Никеша на вопрос Остапа «Вы дворяне?» горделиво кивает, а вот Владя робко и отрицательно мотает головой, но затем всё-таки изображает нечто вроде кивка). У Захарова — Александр Пермяков и Николай Шушарин, типаж «два псевдосветских долболоба, явно пропившие и протрахавшие все свои мозги». В обеих экранизациях Никеша — вожак, а Владя — безвольное приложение к нему наподобие гоголевского зятя Мижуева (у Гайдая вдобавок — отчётливые, педалированные бокэ и цуккоми).

Москва

А вот это та самая Мюриэль Вандербильт (1900—1972), которая не знала, не ведала о том, что с ней «состязается» некая москвичка Елена Щукина

• Коля Калачов, приятель О. Б., обитатель общежития студентов-химиков. Вегетарианец поневоле (но трагикомично пытающийся это «пропагандировать»). Потому что «мясо пробило бы в Колином бюджете (сорок рублей) огромную брешь».
  • У Гайдая — Виктор Павлов (Коля получился плотного сложения, что добавляет комического эффекта: каково ему питать такие крепкие телеса вегетарианским рационом?!). У Захарова — Виктор Проскурин (этот актёр постройнее, но тоже выглядит далеко не слабаком).
    • Сцену избиения Кисы Колей Гайдай удалил. Захаров поступил точно так же (захаровский Коля появляется в повествовании позже, но ведёт себя так, что становится ясно: Лиза — в отличие от первоисточника — ему не нажаловалась, и Николай ничего не знает о Кисиной попытке «кобеляжа»). Момент, когда «яйца основательно поучили зарвавшуюся курицу», отсняли, кажется, только два адаптатора — Максим Паперник и Альгис Раманаускас-Грейтай (см. Адаптации). Ах да, ещё в трэше Ульрики Оттингер (2004) Коля ударил Кису — залепил ему всего одну оплеуху, НО КАКУЮ!
• Голубоглазая Лиза (Елизавета Петровна), его жена. Любит мясо.
  • У Гайдая — Наталья Варлей (её фиг узнаешь в светлом парике; озвучивает её опять Надежда Румянцева; сам образ в целом — юная «почти бой-баба», у которой к тому же накачанные ножки физкультурницы, ввиду чего ей тем более хочется мясного). У Захарова — Татьяна Божок (типаж — «простодушная овечка», милая комсомолка, которая очень не сразу просекла суть «старорежимных поползновений» тов. Воробьянинова).
• Пантелей Иванопуло, их сосед, студент-медик, который некогда держал в коридоре скелет. В версии Гайдая этот скелет целёхонек, красуется прямо в комнате — и неоднократно обыгран.
  • Персонаж-призрак — оба главных антигероя общаются с ним, дарят ему мебель, живут в его крохотной комнате, где втроём едва помещаются… и при этом персонаж совершенно не описан, нет ни одного диалога с ним, о нём читателю вообще ничего не сообщают, кроме имени и фамилии! (Ну и ещё он однажды «ушёл»).
• Массовка беспризорников.
• Инженер Эрнест Павлович Щукин (у Гайдая «нервный Э. П. Щ.» — Игорь Ясулович, у Захарова «мягкий, нежный и романтичный Э. П. Щ.» — Александр Абдулов), который зарабатывал 200 рублей (гораздо больше, чем Коля, да и вообще очень немало по тем временам), но…
• …Его жена Эллочка (на самом деле Елена) Щукина вела соревнование с Вандербильдихой, бессовестно тратя зарплату мужа. Прелесть какая глупенькая, точнее, очень глупая и совсем не добрая, зато красивая, малорослая и нравится мужчинам. В общем, гротескный образ женщины, сидящей на шее у мужчины и не интересующейся ничем, кроме вещей. Обладает специфическим лексиконом, но и среди её 30 слов нашлось место таким четырём: «Не учите меня жить».
  • В некоторых адаптациях Эллочке добавляют дополнительные слова-паразиты, отсутствовавшие в литературном первоисточнике, но очень ей идущие (мягко говоря, не ООС), например «Колоссально!», «Богато!», «Н-ну!..» (универсальное словцо-символ, которым можно выразить что угодно).
  • У Гайдая — Наталья Воробьёва. У Захарова — Елена Шанина (а вместо подлинной Вандербильдихи показывают во весь экран какое-то страхочудище… но на одной из «фирмовых» наклеек на Эллочкиных стенах всё-таки можно мельком видеть личико настоящей Мюриэли).
• Фима (Евфимия) Со́бак — подруга Эллочки. Интересовалась флаппер-стилем и вообще «сексуальной революцией» 1920-х годов, в частности гордилась тем, что выучила «новое, модное, богатое (то есть красивое? или ходовое в среде богатых людей?) слово»: гомосексуализм. Это что, авторский намёк на «модную» лесбийскую связь двух этих «раскованных» молодых женщин-снобок?
  • В каноне Фима не присутствовала во время встречи Остапа с Эллочкой. В некоторых адаптациях — например, в четырёхсерийнике М. Захарова, а также в современной сценической версии Т. Кеосаяна — она в этот момент как раз находится в гостях у Эллочки (в спектакле Киса даже танцует с Фимой). В компьютерной игре-квесте от компании «Buka» она «переводит» Кисе и Остапу слова Эллочки с её языка на понятный. А у Белинского её даже заполучил себе в любовницы Изнурёнков (см. о нём ниже)!
  • У Гайдая персонаж вообще не появляется. У Захарова эту молодую даму играет Вера Ивлева.
• Персицкий, репортёр газеты «Станок», бывалый газетный волк (сейчас вместо этого сказали бы «акула пера»). Едкий, жесткий, умелый организатор, нетерпимый к халтуре и пошлости в литературе. Списан с Маяковского, но не в «поэтической», а в «редакторской» ипостаси времен ЛеФа.
  • У Гайдая — Евгений Красавцев. У Захарова — Михаил Водяной (тут некоторые черты комичного еврея — приколиста и невротика, которых не было ни в каноне, ни у Гайдая).
• Авессалом Владимирович Изнурёнков, восторженный «блеющий гражданин», профессиональный, но незнаменитый остряк (журналист, эпиграмматист, автор комических куплетов, текстов к эстрадным номерам, тем для рисунков и карикатур и т. п.), у которого суд опечатал мебель — всю, включая тот самый стул. Карикатура на реальное лицо — Михаила Глушкова (род. 1896 — расстрелян в 1938), лудомана, который постоянно был в долгах. Он считал себя другом Ильи Ильфа и остался очень доволен тем, как жизнеподобно его изобразили в тексте, сочтя, что теперь потомки его не забудут! А ещё Глушкову очень уж польстило упоминание о том, что он-де в юмористике такой же мастер, «как Шаляпин — в пении, Горький — в литературе, Капабланка — в шахматах, а Мельников — в беге на коньках»(с); Ильф и Петров действительно были о Глушкове такого мнения. «Человек он, конечно, пустой, но шутник — самой высшей пробы»(с) Е. Петров.
  • У Гайдая персонаж отсутствует (некоторые его черты приданы Ляпису-Трубецкому, хотя в целом гайдаевский Ляпис не суетится, как Изнурёнков — он полон апломба). У Захарова Изнурёнков ещё и МТХ (с амбициозным закосом под «авангард»), и играет его Всеволод Ларионов, у которого неподражаемо получается «блеять», то есть разговаривать специфическим тембром как бы в постоянном «благородном волнении», тревожности, суете, «художественном вдохновении», трусливом апломбе — всё это разом. Ларионов вдобавок немного напоминает Глушкова внешне.
  • У Изнурёнкова на том самом стуле восседает некая рыженькая «Марго (Маргарита), девушка из предместья», которая очень смущается — а Авессалом Владимирович воздаёт ей «почести, как своей музе» и угощает её шоколадом (который в 1927 году в СССР был совсем не дёшев).
  • Любопытный факт из реальной жизни: именно М. А. Глушков придумал фразу (которую произносил, когда у него просили/требовали денег): «Может, тебе ещё и ключ дать от квартиры, где деньги лежат?». С разрешения Глушкова писатели придали эту фразу Остапу — и вот только с этого момента образ Бендера начал вырисовываться, легла на бумагу сцена «пришествия героя со стороны дер. Чмаровки», и заверте…
• Никифор Ляпис-Трубецкой, типичный МТА. Особое «На тебе!» Осипу Сиркесу-Колычеву (1904—1973, объекту крайнего раздражения И. Ильфа).
  • У Гайдая — Роман Филиппов (откровенно пародирующий Маяковского и его подражателей — Уткина, Жарова, Алтаузена и т. п., а заодно и своего и гайдаевского современника — Николая Доризо). У Захарова персонаж отсутствует.
  • Именно в честь этого вымышленного горе-стихотворца назвалась известная белорусская панк-рок-группа, существовавшая в 1989—2014 годах.
• Хина Члек (намёк на Лили Брик и Евгению Хин?), подруга Ляписа Трубецкого, в книге лишь упоминается, а у Гайдая она появляется собственной персоной в исполнении Нелли Витепаш (замечательный тип «Я девушка вчера из деревни, но изо всех сил строю из себя богемную особу»; мотив «…вчера из деревни…» появился оттого, что в гайдаевском фильме Ляпису-Трубецкому добавили кусочек биографии Изнурёнкова).
• Пожилой аукционист, полный апломба и ехидства («„Правосудие“ [на самом деле всего лишь статуя Фемиды] продано!», «Па-апрашу вас!!»). В театральной адаптации Эрнста — Кеосаяна — Вулыха этого персонажа превратили в аллегорического, символического. При аукционисте состоит его помощник Василий и «барышня» — неназванная помощница.
  • У Гайдая аукционист — Виктор Колпаков, Василий — непрофессиональный актёр Анатолий Калабулин, «барышня» — Ольга Богданова. У Захарова аукционист — Евгений Перов, «барышня» — Галина Доровская.
• Сторож клуба, принявший Кису из-за его отросшего седого «ёжика» на голове и отросших усов щёточкой за ветерана Первой мировой (отсюда обращение «солдатик»).
  • У Гайдая сторож — Владимир Дорофеев. У Захарова — Павел Павленко.

Театр «Колумб» и поездка по Волге

• Театр «Колумб» — злая пародия на театр Мейерхольда. В оригинале книги и в телесериале Захарова театр ставит («на уши») «Женитьбу» Гоголя, в фильме же Гайдая (и тоже «на уши») — гоголевского же «Ревизора»; Гайдай тут посмеялся одновременно над Ю. П. Любимовым, В. Н. Плучеком, А. В. Эфросом… и М. А. Захаровым.
  • У Гайдая актёры театра — Александр Денисов (городничий в «Ревизоре»), Михаил Бочаров и Николай Кутузов (в окружении городничего), Нина Агапова (поёт «Шумел камыш» на французском), Руслан Ахметов и Владимир Ферапонтов (подтанцовка в псевдопейзанских париках); театральный критик — Эраст Гарин; поддакивающий критику театрал — Юрий Медведев; пожарный в театре — совсем юный Станислав Садальский; монтёр-алкоголик Мечников — Георгий Вицин; председатель тиражной комиссии — Георгий Георгиу; лупоглазенький завхоз плавучего тиража, «которому художник нужен» — Виктор Уральский. У Захарова актёр, игравший Подколёсина в «Женитьбе» — Николай Караченцов; администратор Яков Менелаевич — Борис Беккер; монтёр-алкоголик Мечников — Лев Борисов; начальник на пароходе — Юрий Медведев.
  • Монтёр Мечников ко всем обращается «дуся». Называл он так и Остапа, и Ипполита Матвеевича.
    • В ряде адаптаций (как минимум у Белинского и Захарова) Остап вскоре принимается дразнить так самого Мечникова, против чего тот нисколько не возражает.
• Шахматный клуб «Четыре коня» в городе Васюки.
  • У Гайдая одноглазый руководитель шахматного клуба — Савелий Крамаров, у Захарова — Александр Ширвиндт.
  • Шахматисты-любители у Гайдая — Арсен Берзин (чернявый нацмен, Владимир Ванышев (кряжистый усатый мордвин), Владимир Вязовик (скуластый коротышка), Меер Голдовский (главный помощник руководителя клуба — еврей-интеллектуал, выглядящий как живая пародия на карикатуру тех лет «Типичный меньшевик»), Михаил Калинкин (крепкий простодушный волгарь), Андрей Карташов (экспансивный и нервный молодой человек), Владимир Кузнецов (курносый кучерявый блондин), Раднэр Муратов, IRL мастер по шахматам (чуваш, которому «гроссмейстер» пожертвовал ферзя), Владимир Мышкин (задумчивый брюнет, которому «гроссмейстер» отдал слона), Анатолий Обухов (мордатый парень), Валерий Прохоров (носатый юноша, самый молодой в клубе, поставивший «гроссмейстеру» первый мат), Валентин Смирнов (круглолицый).
  • Среди шахматистов у Захарова — Анатолий Калабулин (длиннолицый), Александр Петров (с резкими чертами, держащийся всё больше в задних рядах), Вадим Урюпин (колоритный лысоватый коротышка, чьё лицо знакомо советским телезрителям по «Обыкновенному чуду»), и в той же роли, что и у Гайдая — специально приглашённый Михаил Калинкин.

Южные края

• Инженер Андрей Михайлович Брунс, любитель покушать. И его жена Мария, которую он ласково зовёт «Мусик».
  • У Гайдая Брунс — Владимир Этуш, Мусик — Нина Гребешкова, супруга постановщика (она же предстала в бреду отца Фёдора в виде «грузинской царицы Тамары, прекрасной, как ангел небесный и летающей, пуская на ходу шутихи [то есть с какими-то спецэффектами, напоминающими пиротехнические]»). У Захарова Брунс — Михаил Светин, Мусик — Галина Соколова.
  • Из книги национальность Брунса не ясна (фамилия не исключает еврейства — но и не гарантирует его). И у Гайдая и у Захарова Брунс — явный еврей (евреями в обоих случаях и сыгран). У Гайдая Мусик — очевидная славянка, а у Захарова — столь же очевидная еврейка.

Сюжет

Файл:12 chairs Alien.jpg

Если бы «12 стульев» снимал Ридли Скотт…

Действие происходит в эпоху НЭПа. Оно началось в уездном городе N. На смертном одре тёща Воробьянинова сообщила ему, что спрятала бриллианты в одном из двенадцати стульев гостиного гарнитура. Затем И. В. уехал в Старгород, где жил до революции, и в дворницкой своего бывшего дома встретил и дворника, и О. Б.

Для поиска сокровищ недотёпа И. В. и патентованный проходимец О. Б. объединились, «организовав концессию». на протяжении всей книги они сталкивались с различными трудностями, часто связанными с отсутствием денег. Остапу приходилось обучать компаньона своему ремеслу, а также действовать быстро ввиду наличия конкурента.

Сразу же выяснилось, что сейчас в воробьянинском особняке находится 2-й дом Старсобеса (попросту дом престарелых) и стоит стул № 1 (остальные увезены в жилотдел — жилищный отдел управления коммунальным хозяйством исполкома). О. Б. явился в этот дом под видом инспектора пожарной охраны, но стула не было — Паша Эмильевич продал его перекупщику. Тем временем И. В. встретил человека с родным стулом и после драки признал в нём отца Фёдора. Стул был пуст.

Назавтра концессионеры переехали в меблированные комнаты «Сорбонна», причём И. В. значился как Конрад Карлович Михельсон, 48 лет. Пока они бродили по городу в поисках архива, Полесов узнал И. В. и поспешил поделиться этой новостью с Боур. Тем временем О. Б. узнал домашний адрес зав. архивом, явился к нему, представившись «Вольдемаром» (Владимиром), сыном Воробьянинова и Боур «от морганатического брака», и пожелал «найти что-нибудь из мебели папаши, чтобы сохранить о нем память». Оказалось, что стул № 2 передали товарищу Грицацуеву, как инвалиду империалистической войны, а остальные десять отправили в Москву, в Государственный музей мебели. О. Б. взял ордера и ушёл, не заплатив обещанной мзды. Не успел предприимчивый архивариус прийти в себя, как к нему пришёл отец Фёдор, представившись братом И. В. Незадачливый служитель культа заплатил золотом, но получил ордер на 12 ореховых стульев фабрики Гамбса, принадлежавших генеральше Поповой, выданный тов. Брунсу. В каковом мебельном гарнитуре, признаться, ни черта нет.

На следующий день концессионеры имели небольшую пикировку с отцом Фёдором, который остановился в той же «Сорбонне», а затем посетили квартиру Грицацуева. Ветеран войны умер, и О. Б. решил жениться на его вдове, чтобы спокойно покопаться в стуле. Он провёл с ней ночь с 29 на 30 апреля. А 1 мая в городе торжественно запустили трамвай, причём все ораторы почему-то говорили о международном положении.

После окончания церемонии Полесов подошёл к концессионерам и пригласил их к Боур. Пока сладкая парочка вспоминала былое, О. Б. в компании Полесова на коленке сочинил план спасения родины. Для его реализации нужно было «связаться с лучшими людьми города, которых злая судьба загнала в подполье», предложить им тайный «Союз меча и орала». И стрясти с них деньги… формально «на помощь беспризорникам» (типа конспирация), но так, чтобы «лучшие люди» подумали, что деньги пойдут белогвардейско-эмигрантскому центру, планирующему антикоммунистический госпереворот в России (Воробьянинов должен стать диктатором. А на самом деле эти средства пошли на свадьбу О. Б…

…Которая состоялась 2 мая. А 3 мая в пять часов утра Остап со стулом пришёл в «Сорбонну», оставив спящей супруге записку: «Выезжаю с докладом в Новохоперск. К обеду не жди. Твой Суслик». Вскрытый стул был пуст. Зато О. Б. не забыл взять на память о вдове «золотую брошь со стекляшками, дутый золотой браслет, полдюжины золоченых ложечек и чайное ситечко».

Аферисты сели на московский поезд, имея в наличии 610 рэ. В столице они явились к хорошим знакомым О. Б., в общежитие студентов-химиков имени монаха Бертольда Шварца товарища Семашко. Коля оказался женат, пришлось идти в комнату Иванопуло, из которой исчез даже матрас.

Назавтра концессионеры пошли в музей мебели и встретились там с Лизой, которая сбежала от мужа, державшего её на полуголодном пайке. И. В. успешно пофлиртовал с Лизой и пригласил её на свидание, пока О. Б. выяснял судьбу так и не найденного гарнитура. Оказалось, что завтра его должны продать с аукциона. Судьба даровала великолепный шанс!

Тем временем Грицацуева, встревоженная пропажей мужа, стула и ситечка, дала в «Старгородскую правду» объявление о пропавшем О. Б., который «Одет в зеленый костюм, желтые ботинки и голубой жилет». Полесов, Боур и весь «Союз меча и орала» тоже был в недоумении, но пока что собрался, выпил водки, поделил шкуру неубитого медведя места различных буржуазных чиновников и решил, что скоро будет война — а значит, надо запасать муку и сахар.

Отец Фёдор в поисках стульев и инженера Брунса добрался до Харькова, куда переехал этот инженер, и написал жене с просьбой выслать денег. Дальше его путь лежал в Ростов, на новое место службы стульевладельца.

И. В. прождал Лизу до вечера и хотел ослепить её широтою размаха — но при этом считал «смешным затратить весь свой старорежимный лоск на покорение маленькой советской девочки». Извозчик, дорогие места в кинотеатре и, наконец, ресторан «Прага». Там оба горе-любовника почувствовали себя смущёнными, и в итоге И. В. заказал сосиски, пару солёных огурцов и большой графин водки. Выкушав его, он стал вести себя настолько безобразно, что великосветского льва свели вниз, бережно держа под руки. На улице он стал лапать Лизу, она ударила его в нос, раскрошила очки и убежала. А Киса продолжал гулять и, наконец, в одиннадцать утра проснулся в отделении милиции. Из двухсот рублей при нем оставалось только двенадцать.

На аукционе О. Б. ввёл конкурентов в ступор, предложив двести рублей за лот, выставленный за восемьдесят. Но надо было заплатить ещё комиссионный сбор в тридцать рублей, которых у Кисы не было. Глупый старикан устроил скандал, и сделка была аннулирована! Пришлось выйти из зала. О. Б. аккуратно, но сильно побил компаньона. «Вот тебе ночные прогулки по девочкам! Вот тебе седина в бороду! Вот тебе бес в ребро!»

А стулья стали распродавать малыми партиями. О. Б. отправил следить за новыми собственниками завербованных у ближайшего асфальтового чана беспризорников. Концессионеры вернулись к общежитию, где их встретил Коля и добавил Кисе свою порцию люлей. «Иногда яйцам приходится учить зарвавшуюся курицу, — морально поддержал Колю Остап. И предостерёг: — По голове больше не бейте. Это его самое слабое место».

Стулья № 3-4 увезла «шикарная чмара», № 5-8 попали в театр Колумба, № 9 купил «блеющий гражданин», № 10 — завхоз редакции «Станка». № 11 гонец донёс в Казарменный переулок, а № 12 — в товарный двор Октябрьского вокзала, охраняемый вооружёнными товарищами.

Охоту на стулья О. Б. начал с «шикарной чмары» Эллочки Щукиной. Он выразил восторг по поводу её нарядов («Это не мексиканский тушкан. Это шанхайские барсы. Я узнаю их по оттенку. Изумруд! Изумруд!» — Эллочка сама красила мексиканского тушкана зеленой акварелью и спокойно проглотила эту ахинею), узнал о разводе с мужем, выменял стул № 3 на стыренное у законной жены ситечко и пошёл к её мужу.

…

Васюкинские любители едва не забили О. Б. и К. В. шахматными досками.

Тропы и штампы

Тропнеймеры

• Головоломка мадам Петуховой. А макгаффин — те самые бриллианты.
• Киса и Ося — напарники по спецзадаче. Первый — бестолковый, но нужный, второй — толковый, но фиг бы что у него получилось, не будь первого… В самой книге эта форма имён встречается только один раз, когда Остап Бендер собирается написать на скале «Киса и Ося здесь были». Написал ли или нет — неизвестно.
• Стремительный домкрат.

— Дело в том, что… Вы знаете, что такое домкрат?
— Ну, конечно, знаю, оставьте меня в покое…
— Как вы себе представляете домкрат? Опишите своими словами.
— Такой… Падает, одним словом.
— Домкрат падает. Заметьте все. Домкрат стремительно падает..

— Персицкий проводит воспитательную беседу с Ляписом-Трубецким

— Почему в стихотворении «Скачка на приз Будённого» жокей у вас затягивает на лошади супонь и после этого садится на облучок? Вы видели когда-нибудь супонь?
— Видел.
— Ну, скажите, какая она!
— Оставьте меня в покое. Вы псих!

— Гораздо менее запомнившийся, но тоже ничем не худший пример оттуда же.

• Не в ладах с матчастью был также Маховик. У него гудели стропила (несущая часть крыши). «Конечно, болты можно называть трансмиссией, но делают это люди, ничего не смыслящие в строительном деле. И потом я хотел бы заметить тов. Маховику, что стропила гудят только тогда, когда постройка собирается развалиться. Говорить так о стропилах — все равно что утверждать, будто бы виолончель рожает детей» (Письмо Треухова).

• Однако стропила действительно гудят, и притом не только когда разваливаются. Любая достаточно длинная доска при ударе по ней издает гул. Конечно, это не железный рельс: гул не столь громкий и не такой продолжительный, но он все-таки есть. А теперь представим: к несущим конструкциям прибивают обрешётку, причём делает это не один человек, а несколько. Частые периодические удары не дают этому шуму затухнуть, и на фоне пауз между стуков молотков гул слышно очень хорошо. Так что тут, похоже, как и со стремительно-падающим домкратом, который иногда все-таки падает, а порой еще и стремительно: журналист, видать, реально выражение услышал, да вот не к месту употребил. Возможно, авторы были свидетелями, как незадачливого коллегу распекали за эти самые гудящие стропила теми же самыми словами, — ну и вставили как эпизод письмом Треухова.

• Язык Эллочки-людоедки. «Словарь Вильяма Шекспира составляет 12 000 слов. Словарь негра из людоедского племени „Мумбо-Юмбо“ составляет 300 слов. Эллочка Щукина легко и свободно обходилась тридцатью».
  • У подруги Эллочки, Фимы Собак, словарный запас побольше — 180 слов.

Разные

• Антигерой / трикстер / обаятельный мошенник — Остап, конечно, а для последнего тропа он по сути кодификатор в бывшем СССР.
• Антилопа-гну — мотоцикл Полесова, «составленный из кусочков автомобилей, огнетушителей, велосипедов и пишущих машинок. Мотор в полторы лошадиных силы был вандереровский, колеса давидсоновские, а другие существенные части уже давно потеряли фирму».
• Безумие — это страшно — роман вроде бы весёлый, но троп в нём отыгран эталонно, почти по-гоголевски.
  • Постепенно едущий крышей Киса (что осталось от некогда «комично-значительного господина»?!), под конец слетевший с нарезки окончательно и всерьёз покусившийся на жизнь своего язвительного компаньона (немного Бог помиловал)…
  • На часть башки, а впоследствии — на всю башку долбанутый отец Фёдор, под конец «дошедший» уже совершенно…
• Бокэ и цуккоми — классический клоунский дуэт. Бокэ (недотёпа, постоянно ошибающийся/тупящий/безумствующий) здесь, конечно же, Киса, а Остап Ибрагимович — цуккоми, сиречь воплощение рационального начала, которое то и дело поправляет и воспитывает (а бывает, даже и колотит) «глупца». Причём и тот и другой соответствуют тропу лишь при условии некоторой деконструкции.
  • Это тем смешнее, что Киса… ах, простите, благородный Воробьянинов И. М. поначалу пытался держать себя с дворянским достоинством, ломать из себя пусть и не «хозяина жизни» (эта его роль накрылась, когда грянула революция), но по крайней мере «осколок былого величия». Наш «значительный господин» даже претендовал поначалу — правда, недолго — на роль главы концессии или хоть равноправного партнёра… но Остап-доминатор быстренько его «подмял» в личностном плане.
  • В адаптациях — педаль в пол.
  • А временами уже не очень-то и смешно, потому что, по всей видимости, Киса-то несколько поехавший. В финале получилось уже и вовсе не забавно.
• Вор — внезапно, главный герой, хоть и с нюансами. Помните яблоко, которое Ося вручил беспризорному вместо десяти копеек? Сей фрукт Ибрагимыч наверняка предварительно спёр в каком-то яблоневом саду, попавшемся ему по дороге; уж не купил же («…и без денег»(с)). Спёр-то он, видимо, несколько яблок, ибо испытывал муки голода — а одно из них у него осталось «на потом». И астролябию (в ряде адаптаций — секстан), которую он продал в Старгороде, комбинатор наверняка тоже где-то дюзнул (не с окошка ли какого-нибудь спеца/учёного/экс-моряка?). Так что его более поздняя фраза «Остап Бендер никогда ничего не крал», есть попросту образец тропа «Лицемерие — это смешно», даже если не учитывать историю с Грицацуевой. У Остапа есть принцип «Не убивать», есть принцип «Никого не обездоливать!» — но зарока «никогда не красть» у него нет как нет, он всего лишь предпочитает обходиться без прямых хищений, когда и если может. Да и отточенные навыки домушника (см. историю с инженером Щукиным) как бы намекают… А временами Остап чуть-чуть ботает по тогдашней фене, или иронически намекает на обороты, входящие в её состав («…облачённый в незапятнанные белые одежды…»(с); словом «белый» в 1920-е, — как словом «чистодел» в 1960-е и 1970-е, — называли такого уголовника, который ПРИНЦИПИАЛЬНО никогда не убивает, не носит оружия, не занимается разбоем).
  • Можно не гадать, в книге это сообщается прямым текстом (хотя и не попало в экранизации): стул Ляписа-Трубецкого был добыт путем банальной кражи — без каких-либо обменов на ситечки и выносов под благовидным предлогом.
• Говорить лозунгами — О. Б. вообще любил строить юмор на чужих ярких фразах, вставляя их в нужный для комического эффекта момент. Например, на собрании оппозиционно настроенных «бывших» он осознанно прибегает к этому приёму. Выгода очевидна.
  • И на приветственной речи в шахматном клубе васюкинцев, когда «Остапа понесло».
• Голова — уязвимое место — «По голове больше не бейте. Это самое слабое его место» (О. Б. — Коле Калачову про Кису)
  • Отсылка — в мульте «Конь Юлий и большие скачки»: «Перестань князя по голове бить — она у него главный орган по значимости. На ней ведь корона держится».
• Голые и смешные — инженер Щукин оказался голым в подъезде собственного дома. Ох, и нелегко ему пришлось…
• Грубые ухаживания. Киса, былой светский бабник, прельстился, как ему казалось, «возможностью лёгкой любви» и попытался обаять комсомолку Лизу Калачову, тем более что в кармане было целых 200 рублей (а его загсовская зарплата — вряд ли больше, чем 50 в месяц!). Но прошло слишком много времени с его последних «побед», и в промежутке был тиф, невзгоды и большое социальное унижение, а далее — очень скромная жизнь. В результате Ипполит Матвеевич оскандалился: сначала очень долго стеснялся (мог ли он ранее себе представить, что обстановка дорогого ресторана будет его подавлять?!) и не знал, о чём говорить с Лизой; затем его обуял приступ скупости (вдруг не хватит на завтрашний судьбоносный аукцион?!); далее он долго и мрачно напивался почти без закуски («авось осмелею!»), пугая своими поступками Лизу. Наконец, он перешёл к сабжу — «попутал жанр», начал хватать Лизу, которая вырывалась и в офигении повторяла одно и то же слово: «Слушайте!.. Слушайте!.. Слушайте!.. Слушайте!.. Слушайте!..», подкатывал к Лизе как к шлюхе («Поедем в н-номер-ра!»), отчего она закономерно влепила ему по морде и сбежала.
  • В каноне она ещё и мужу нажаловалась, и тот выдал Кисе люлей (под аплодисменты Остапа: «Иногда яйцам приходится учить зарвавшуюся курицу»). Но в большинстве адаптаций это не отражено.
• Гурман-порно. «В этот день бог послал Александру Яковлевичу на обед бутылку зубровки, домашние грибки, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом первого сорта, курицу с рисом и компот из сушеных яблок». В гайдаевской экранизации троп, разумеется, реализован визуально, а вдобавок голос за кадром (Ростислав Плятт) умудряется произносить вышеприведённый текст так, что у зрителя ещё сильнее слюнки текут.
  • Оригинальное применение тропа: «Вокруг него лежат стада миниатюрных быков. Жирные свиньи сбились в угол таблицы. В специальном статистическом бассейне плещутся бесчисленные осетры, налимы и рыба чехонь. На плечах, руках и голове индивида сидят куры. В перистых облаках летают домашние гуси, утки и индейки. Под столом сидят два кролика. На горизонте возвышаются пирамиды и вавилоны из печеного хлеба. Небольшая крепость из варенья омывается молочной рекой. Огурец, величиною в пизанскую башню, стоит на горизонте. За крепостными валами из соли и перцу пополуротно маршируют вина, водки и наливки. В арьергарде жалкой кучкой плетутся безалкогольные напитки — нестроевые нарзаны, лимонады и сифоны в проволочных сетках». Кто это? Это «средний гражданин, съедающий в среднем за свою жизнь всю изображенную на таблице снедь».
• Друг детей — аверсия. О. Б. использует детей как своих агентов, но в особой любви не замечен. (В пародийно-мюзикловой захаровской адаптации это превращено в танцевальный номер.)
  • Также под «друзей детей» предложено — чисто назывным порядком — закосить всем членам «Союза меча и орала». Дескать, ради конспирации.
  • Хотя яблоко беспризорному мальчишке Остап дал, прежде чем отделаться от него бронебойным ответом.
• Дружба между поколениями — с прикрученным фитильком: скорее всего, Остап терпел бесполезного Кису и даже заботился о нём именно за счет симпатии; возможно, даже видел в нем некую отцовскую фигуру (родитель непутёвый, но какой есть). Кончилось все плохо, но в адаптациях они, бывает, остаются друзьями.
• Дуэли — О. Б. предложил Кисе провести с побившим его Колей дуэль на вениках или мясорубках. «Проигравший превращается в котлету».
• Единственный нормальный человек — таких тут трое: 1. Сам Остап (увы, лишь с оговорками). 2. Лиза Калачова. 3. «Судьбоносный» сторож клуба железнодорожников в финале.
• Закадровый момент крутости — нам не сообщают, как Бендер нашел последний стул, показывают только крутую (но не детализированную) похвальбу Остапа перед Кисой: «Гениальная комбинация, блестяще проведенная до конца! Античное приключение!».
• Злобный плевок. «Тут Ипполит Матвеевич не выдержал и с воплем „может быть?“ смачно плюнул в доброе лицо отца Фёдора. Отец Фёдор немедленно плюнул в лицо Ипполита Матвеевича и тоже попал». В адаптациях смягчено, за исключением литовской: там отыграно с тошнотворной буквальностью.
• Здесь был Вася. «Чуть повыше облака и несколько ниже орла! Надпись: „Коля и Мика, июль 1914 г.“ Незабываемое зрелище! Давайте и мы увековечимся. У меня, кстати, и мел есть! Ей-богу, полезу сейчас и напишу: „Киса и Ося здесь были“»
• Идиотский мяч. Только этим можно объяснить поведение Кисы Воробьянинова, который перед решающим аукционом подался в волокиты с Лизой Калачовой и спустил почти все имеющиеся у него деньги. Недаром авторы позднее придумали обоснование такого поведения, создав дополнительную (но неизданную) главу «Прошлое регистратора ЗАГСа» (из которой как раз и следовало, что для Ипполита Матвеича кутежи и мотовство вовсе не являются чем-то из ряда вон выходящим).
• Интерьерное порно — описание петуховских бриллиантов: «Три нитки жемчуга… Две по сорок бусин, а одна большая — в сто десять… Бриллиантовый кулон… 4000 стоит, старинной работы… Кольца, тонкие, легкие, с впаянными в них чистыми, умытыми бриллиантами; тяжелые ослепительные подвески, кидающие на маленькое женское ухо разноцветный огонь; браслеты в виде змей с изумрудной чешуей; фермуар, на который ушел урожай с 500 десятин пшеницы; жемчужное колье, которое было бы по плечу разве только знаменитой опереточной примадонне; венцом всего была сорокатысячная диадема».
• Камень на шее — Воробьянинов. Ну ладно, прогулять почти двести рублей в ночь перед аукционом, на котором по дешёвке (да по неведению) продаются стулья стоимостью в полтораста тысяч бриллиантами — это ещё куда ни шло. Но вскочить и начать орать о дороговизне стульев для трудящихся всех стран, в результате чего стулья продали поштучно в разные концы СССР — это уже даже не Ай молодца…
  • Костюмное порно — наряд О. Б. для визита к Грицацуевой: «новые малиновые башмаки, к каблукам которых были привинчены круглые резиновые набойки, шахматные носки в зеленую и черную клетку, кремовая кепка и полушелковый шарф румынского оттенка (то есть розовых тонов)».
• Камнепад забирает золото себе. «Камнепадом» оказались неловкий сторож, случайно разворотивший стул с бриллиантами, и советская власть, отгрохавшая на них клуб.
• Козёл — их немало среди второстепенных персонажей (как и в романе-продолжении). Местами и сам Бендер козлит (а в ряде адаптаций это дополнительно сгущают).
• Комическая псевдоучёность. «Что такое, товарищи, [шахматный] дебют?.. Дебют, товарищи, — это quasi una fantasia!» [словно некая фантазия — итал.]. Неискушённые васюкинцы фигеют: какой знающий шахматист! Эк завернул-то, а?
  • В гайдаевской адаптации решили усилить эффект — заставили Остапа после «…quasi una fantasia!..» ещё и добавить по-русски: «…ну, это всем понятно».
• Коронная фраза — Безенчук любил говорить «Туды её/его в качель!». Это ещё и в чистом виде Зыбучий грёбаный песец, потому что «качель» — это областное грубое название влагалища. А у Остапа Ибрагимовича коронных фраз несколько:
  • Лед тронулся, господа присяжные заседатели! (Бендер передразнивает затёртую риторику дореволюционных адвокатов.)
  • Заседание продолжается. (Та же игра.)
  • Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат?
  • Конгениально! (Ося употребляет это редкое книжное слово пародийно — в качестве иронической «похвалы», как будто говорит «Сверхгениально!», в то время как оно означает совсем не это: оно значит «близко по духу», например «Кнут Гамсун конгениален Фридриху Ницше».)
• Красная сельдь. Архивариус подбрасывает отцу Фёдору ордера не на тот гостиный гарнитур (охапку правильных ордеров только что унёс О. Б.). Фёдор вложил в поиск стульев всё до последней копейки, но стулья оказались не теми. Погоня по ложному следу в конечном итоге доводит отца Фёдора до сумасшествия.
  • Под конец сходит с ума и Ипполит Матвеевич. С трагическими последствиями.
• Крошечная армия:

Полесов усмехнулся.
— Как же большевики будут воевать? Чем? Чем они будут воевать? Старыми винтовками? А воздушный флот? Мне один видный коммунист говорил, что у них — ну, как вы думаете, сколько аэропланов?
— Штук двести!
— Двести? Не двести, а тридцать два! А у Франции восемьдесят тысяч боевых самолетов.

— Врёт и не краснеет

• Ласковое прозвище:
  • У Воробьянинова в детстве было ласковое прозвище Киса. Бендер начинает его использовать в адрес уже взрослого и пожилого Ипполита Матвеевича, в результате чего прозвище превращается в неловкое.
  • Сам Остап Бендер в ходе недолгой семейной жизни с мадам Грицацуевой обрёл прозвище Суслик.
  • А Эллочка-людоедка ласково называет всех, кто ей понравится, на «-уля» (включая мужа Эрнестулю).
• Лишние нолики — Остап анонсирует «сеанс одновременной игры на 160 досках», ни больше ни меньше! Остап не мог не понимать, что во всём «Шах. клубе Четырёх Коней» столько не наберётся, но… как звучит! Реально играл он в книге-первоисточнике на 30 досках (в васюкинском шахклубе было чуть больше народу, но не все решились сыграть «аж с целым гроссмейстером»), а в адаптациях приблизительно на шестнадцати, так что тут классический Приписанный Нолик.
• МТХ — очередная авантюра О. Б., предпринятая, чтобы попасть на пароход к вожделенным стульям.
  • Хотя он просто никогда этим не занимался, возможно, будь у него время и необходимость, то научился бы. Например, вывеску для клуба «Четыре Лошади Коня» оформил прилично.
• Музыкальный триппер: «Председатель месткома, открывши рот для произнесения речи об условиях труда в необычной обстановке, неожиданно для всех и для самого себя запел:

Пароход по Волге плавал,

Волга-матушка река…

А остальные суровые участники заседания пророкотали припев:

Сире-энь цвяте-от…».

• Налоговый инспектор — по радио звучит песня:

На стене клопы сидели

И на солнце щурились,

Фининспектора узрели —

Сразу окочурились…

• Не в ладах с рисованием — шутки ради: Бендер и Киса рисовали плакат, не имея никаких навыков. Результат ожидаемый.
• Несовместимое с жизнью остроумие — не стоило троллить Кису предложением получить три процента либо пойти в секретари/камердинеры. Тот конкретно поехал кукухой и убил компаньона (во второй части, правда, героя воскресили). А до этого находился в явной психологической зависимости от Остапа, да и на 20 % был уже согласен.
  • Неприемлемый финал — смерть Бендера: потом, в сиквеле, его пришлось воскрешать. То есть показывать читателю всё так, будто комбинатор на деле и не умер вовсе; для этого даже пришлось немного отредактировать текст предфинальной сцены «Двенадцати стульев», каковую редактуру учитывали во всех последующих изданиях.
• Они заплатили (рассказ-приквел «Прошлое регистратора загса») — Воробьянинов как-то раз соблазнил жену оперного баритона, и тот стряс с него 160 рублей.
• Ослики. Когда Треухов предложил Гаврилину, которого перевели из Самарканда, проект трамвайной линии, тот выслушал и под конец сказал: «А вот в Самарканде никакого трамвая не надо. Там все на ешаках ездют. Ешак три рубля стоит — дешёвка. А подымает пудов десять!..» И «у заведующего вошло в привычку при встрече с Треуховым задавать ему насмешливые вопросы: — Ну как, будем выписывать ешаков или трамвай построим?» Построили.
• О смерти вслух не говорят — в разговоре с И. В. после смерти его тёщи гробовых дел мастер Безенчук привёл «странную классификацию человеческих смертей»: «Если старушка маленькая и в теле, — значит, „преставилась“… Покрупнее да похудее — „богу душу отдает“… Вы мужчина возвышенного роста, хотя и худой. Ежели помрете, „в ящик сыграли“. Человек торговый „приказал долго жить“. А чином поменьше, дворник или кто из крестьян — „перекинулся“ или „ноги протянул“. Но самые могучие когда помирают, железнодорожные кондуктора или из начальства — „дуба дают“. А я человек маленький. Скажут „гигнулся Безенчук“.»
• Отплатить той же монетой" — Остап не сердится на Ипполита Матвеевича, а троллит его. Воробьянинов (решивший было обойтись в своей афере без Остапа, что, как покажет будущее, было не самой умной идеей): «В таком случае, простите, но у меня есть все основания считать, что я и один справлюсь с моим делом». Остап (намекая, что Киса ему уже всё выболтал, а у кого из них двоих больше шансов на практический успех — это, мол, даже не вопрос): «Ага, в таком случае, простите, но у меня есть все основания, как говорил Энди Таккер, предполагать, что я и один справлюсь с ВАШИМ делом». Воробьянинов (бессильно гневается, с ужасом осознавая: что-что, а это Остап может): «МОШЕННИК!». После этого Остапу оставалось только слегка дожать незадачливого «бывшего»…
• Пастырь нерадивый/Православные плохие — отец Фёдор: формально он соблюдал тайну исповеди, не сообщая о спрятанных бриллиантах никому третьему, но нарушил по существу, пустившись на их поиски ради личного обогащения. Позднее всё-таки сообщил (в письме жене).
  • Так в каноне и в большинстве «околоканонных» адаптаций. У Гайдая иначе (см. ниже).
• Пнуть собаку — омерзительная сцена, которую О. Б. устроил в издательстве бедной Грицацуевой, тянет на весьма увесистый пинок. Введена авторами специально, чтобы читатель не забывал: искромётный и харизматичный Остап все-таки мошенник.
  • В экранизациях особенно явно у Гайдая: его мадам Грицацуева — совсем не комичный персонаж, а просто приятная, слишком наивная и романтичная женщина, как будто видящая себя героиней любовного романа. Захаровская Грицацуева сама бы кого угодно запереть могла.
• Принцип смурфетки — «Союз меча и орала» и Боур в его составе. Подсвечено Остапом: «Без жен. Вы будете единственным приятным исключением».
• Пустоголовый франт — молодящийся И. В. тщательно заботился о своих шикарных усах, пока они не были навсегда погублены. Сначала, чтобы его не узнали, он покрасил себе волосы «Титаником» в «радикальный чёрный цвет», который сразу был с несколько зеленоватым отливом, а после мытья оказался просто зелёным. О. Б. предложил перекрасить их «Наядой» в «изумительный каштановый», но на выходе были получены «краски солнечного спектра». Пришлось избавиться от такой красоты. Бедный Киса согласился на то, чтобы О. Б. побрил ему голову безопасной бритвой «Жиллет», содрав с него при этом два рубля «за конспирацию», и стал лысый, как череп.
  • Пародия: он нисколько не крут, разве что обладал импозантной внешностью… пока не растерял и импозантность, «подавленный» Остапом-доминатором, наголодавшийся в странствиях и осатаневший от неопределённости жизни и от бурных переживаний.
  • У Захарова О. Б. обошёлся без «Наяды», а сразу предложил И. В. отмыть волосы от красителя (видимо, всё же не водой, а неким растворителем, как минимум уксусом?), а усы по его же просьбе укоротил до короткой щёточки (и даже ехидно заметил: «Усы вам дороги как память»). Зато сам великий комбинатор носит тонкие романтические усики.
  • Сам себе парикмахер — отец Фёдор подстриг волосы и бороду по этой же причине. «…убедился, что подстригать бороду он совершенно не умеет. Борода его оказалась скошенной на один бок, неприличной и даже подозрительной». Кстати, не помогло — обоих при встрече узнали сразу.
• Развращающий артефакт — шутки ради. Покупка матраца неизбежно приведёт к полной смене образа жизни.
• Религия — это смешно — рассказ О. Б. о том, как клопы заставили аскета-отшельника вернуться к мирской жизни.
  • Отец Фёдор — весь, как таковой — введён в повествование ещё и ради данного тропа.
• Самосбывающееся пророчество — члены «Союза меча и орала» грозят старгородцам, что скоро в городе ничего не будет и таки провоцируют продовольственный и товарный кризис: население, на всякий случай, скупило всё, что можно. Особо ушлые заодно и нажились, перепродав закупленное втридорога особо доверчивым.
• Сам такой! — столкнувшись в гостинице с Остапом, отец Фёдор под напором насмешек (и нешуточно опасаясь получить по голове) быстро ретировался в свой номер, а в ответ только и смог, что высунуть голову из двери и буквально пропищать насмешнику в спину «Сам ты дурак!».
• Смехотворно дешёвый подкуп:
  • Изначально небогатый и вконец поиздержавшийся в дороге отец Фёдор пытается купить у отнюдь не бедствующего инженера Брунса комплект стульев. Субверсия: инженер в итоге содрал с попа очень неплохие деньги и взял бы ещё, если бы тот его вконец не достал своими причитаниями.
  • Украденное у бедной вдовы Грицацуевой чайное ситечко, на которое ушлый Бендер поменял вожделенный стул у Эллочки-Людоедки.
• Так просто, что уже сложно — субверсия. Соперники О. Б. по сеансу одновременной игры в шахматы иногда думали, что у «гроссмейстера» какой-то хитрый план, что он не просто так отдаёт ладьи и что надо сдаваться. Впрочем, они в конечном счёте шли по самому простому пути и в итоге выигрывали.
• Творчество меняет реальность: писатель Агафон Шахов списал главного героя своего романа с кассира Асокина. И вывел эталонным растратчиком, проводящим жизнь в кутеже и разврате. Прочитавший эту книгу Асокин, тихий и спокойный человек, ворует из кассы пять тысяч рублей (всё как в книге) и пытается повторить подвиги списанного с него героя. Потратив сто рублей, идёт сдаваться. С работы уволен, судя по всему, не посадят. А Шахов эту ситуацию использует для рекламы… надо ли говорить, что такой образ советского писателя, издающегося на весь Союз, цензура нещадно вырезала?
• У нас на Бодуне засуха — похмельем мается Ипполит Матвеевич, просыпаясь в милиции после кутежа с Лизой Калачовой. «Ему казалось, что он умирает. Болел позвоночник, ныла печень, а на голову, он чувствовал, ему надели свинцовый котелок». (Глава 22, «От Севильи до Гренады»)
  • Дворник Тихон созерцал парикмахерские метаморфозы Ипполита Матвеевича тоже с похмелья. Особенно хорошо видно в гайдаевской экранизации, где Никулин виртуозно изображает постаревшего алкаша.
• Чудо одной сцены — наполовину состоит из таких персонажей.
• Шантаж — гадкое слово:

[Вдова Грицацуева]. — Браслет украл.
— Остап Бендер никогда ничего не крал.
— А ситечко кто взял?
— И это вы считаете кражей? В таком случае наши взгляды на жизнь диаметрально противоположны. Если молодой человек позаимствовал у бабушки ненужную ей кухонную принадлежность, то он вор?

— О. Б. не согласен (тем более что формально, по тогдашнему закону он являлся совладельцем этого имущества)

• Шулер:
  • На сеансе одновременной игры О. Б. украл с доски черную ладью и спрятал её в карман.
  • Также он пытался мухлевать в карты с горцами, но от отсутствия практики допустил ошибку, попался и был жестоко избит. (Отсылка к «Свадьбе Кречинского»?!) Из обеих главных адаптаций — гайдаевской и захаровской — эта сцена удалена.
    • А у Оттингер она приведена, но там горцы не стали аж прям избивать Осю, а всего лишь треснули разок в поддыхло. Впрочем, Оттингер намеренно сокращает и упрощает абсолютно все сцены, в которых один персонаж наносит друг другу побои.
• Эмоциональные качели — в сцене в дворницкой Остап (тонкий психолог!) намеренно устраивает их Ипполиту Матвеевичу, чтобы тот сбился с панталыку, «размяк» и стал уступчивым.
• Я побит, начну сначала — после того, как не удалось купить стулья на аукционе.
• Я профессор, моя жена профессор… — деятель культуры (культуры, товарищи!) Симбиевич-Синдиевич, после обнародования транспаранта «Сеятель» припечатавший МТХ-Бендера увесистым определением «Сучья лапа!».
• Несчастливый конец:
  • Конец-переворот — после долгих и тяжких поисков брильянтов герои наконец-то нашли последний стул — который, оказывается, из Москвы не уезжал… Однако И. В., жаждущий мести за унижения и не желающий делиться добычей, резанул компаньона по горлу. Пришёл за стулом в новый клуб железнодорожников. Увидел. А когда сторож объяснил, что сокровища из стула пошли на реставрацию и модернизацию того самого клуба… АААААААААААААААА!!! «Ипполит Матвеевич потрогал руками гранитную облицовку. Холод камня передался в самое его сердце. И он закричал. Крик его, бешеный, страстный и дикий, — крик простреленной навылет волчицы — вылетел на середину площади, метнулся под мост и, отталкиваемый отовсюду звуками просыпающегося большого города, стал глохнуть и в минуту зачах». Этот пронзительный крик олицетворяет всю безысходность концовки. Сколь бы отрицательными ни были главные герои, всё-таки переживает читатель за них, а не за неназванных советских людей — посетителей клуба.
    • Ужас у холодильника: а ведь Кисе нешуточно маячат долгие (или не столь уже долгие, с его-то подорванным здоровьем?!) годы в спецдурдоме с тюремным режимом, а затем бесславная смерть там же!
      • Фраза «и в минуту зачах» может просто говорить о том, что крик прекратился, но не исключен вариант и более печальной концовки.
  • Все усилия отца Фёдора напрасны, он угодил в психушку, его жена обанкротилась. Откровение у холодильника: матушке Катерине Александровне, пожалуй, теперь только одна дорога — лёгкий развод в советском ЗАГСе 1920-х и законный брак с загадочным Евстигнеевым, небесплатно столующимся у неё (был во времена НЭПа такой легальный способ частного промысла: платные домашние обеды). Это, разумеется, если она согласится на такое пойти; кто её знает, может даже заявит «Не по-христиански это!» и останется соломенной вдовой… если найдёт, на какие шиши ей жить… Однако, учитывая, как долго отец Фёдор был в неадеквате (внимательно читайте роман с самого начала), как «вызревала» его психопатология, какова была динамика и что именно он откалывал под конец — ремиссия (и уж подавно излечение) очень маловероятна; не исключено, что спустя многие десятки лет «хохочущий священник»(с) так и скончается в дурдоме.

Тропы вокруг романа

• Бафосная аббревиатура — в афише театра Колумба присутствует убойнейший стёб над неуклюжими раннесоветскими аббревиатурами вроде ГВЫРМ (государственные высшие режиссёрские мастерские) или ВХУТЕМАС (высшие художественно-технические мастерские). Мебель якобы предоставлена мастерскими Фортинбраса при — внимание, барабанная дробь! — Умслопогасе им. Валтасара! «Это уморительное Умслопогас, внушающее мысль об угасании ума», так впечатлило Корнея Чуковского, что в своей книге «Живой как жизнь» он дал название «Умслопогасы» главе о нелепых аббревиатурах.
  • Фортинбрас — имя одного из эпизодических персонажей «Гамлета», Умслопогас — персонаж Генри Райдера Хаггарда, готтентот и большой друг Алана Квотермейна.
  • И в ту же копилку. Остап, разглядывая афишу театра Колумба (с тем самым инфернальным Умслопогасом), недоумевает: почему, мол, мебель у них не гамбсовская, а каких-то мастерских Вогопаса? Это странное слово — отсылка к рассказу Аркадия Аверченко «Городовой Сапогов». Остап — знаток и любитель Аверченко?.. Ильф и Петров такими были — хоть, в отличие от Осипа Шора, а значит, и от вымышленного Остапа, не разделяли аверченковскую антисоветскую позицию.
  • Ещё раньше Ильф-Петров в фельетоне предлагали создать Театр инфекции и фармакологии (ТИФ).
• Билингвальный бонус — в каноне и во всех «прямых» адаптациях Киса неидеально знает французский. Он не искушён в нюансах произношения (дворянину вообще-то это стыдно; но Воробьянинов — феерический лентяй и неуч, прошедший в предводители, видимо, по блату, как в детстве по блату прошёл в дворянскую гимназию). В частности: числительное «шесть» (six) по-французски звучит как [сис] только в конце фразы или при перечислении «эн, дё, труа, катр, сэнк, сис, сэт…», а в словосочетании «шесть дней» (six jours) это самое [s] исчезает, и правильно будет [си жур]. Но Киса, ничтоже сумняшеся, произносит [сис жур] — любой по-настоящему образованный «бывший» его высмеял бы. Хотя опять же, провинциальное дворянство несколько менее старательно изучало французский, а при лени даже неоднократное посещение Парижа не поможет.
  • В каноне подсвечено Остапом: «Ну и произношение у вас, Киса!»
  • И вообще, фраза аграмматична: je ne mange pas six jours — это «я не ем шесть дней». По-русски так сказать ещё можно (хотя тоже не очень), а по-французски только в прошедшем времени — Je n’ai pas mangé depuis six jours (буквально: «Я не ел в течение шести дней»).
  • При этом в адаптации Гайдая Киса переводит Остапу строчки песни, исполняемой на спектакле театра «Колумб», но Остап и так узнал мотив «Шумел камыш, деревья гнулись». То есть в этой версии пассивное понимание французского у Кисы есть. Впрочем, понимать язык и уметь говорить на нём самому — разные вещи.
  • В адаптации Захарова языковые косяки Кисы — вообще с педалью в пол (но заметной только знатоку — то есть это всё тот же троп).
  • В адаптации Оттингер тот же самый персонаж (Г. Скарга) говорит по-французски в целом получше, нежели в исполнении Папанова, но зато отчётливо произносит [манш] вместо [манж]. Manche [манш] — это вообще-то «рукав» (и одежды и реки), «ручка/палка» (скажем, у метлы или швабры) либо «пролив» (отсюда и Ла-Манш «Тот Самый Пролив»), а на жаргоне ещё и «болван, дурак». А в слове, означающем «принимаю пищу» (mange), надо чётко, звонко произносить «ж», потому что во французском финальные звонкие согласные в речи не оглушаются никогда, в отличие от русского или немецкого.
  • Ну, строго говоря, в начале XX века знание французского для дворян перестало быть обязательным, а способность Кисы через минимум десять лет после использования языков в общем-то довольно быстро построить нужные фразы (пусть и с ошибками) и на французском, и на немецком — это совсем не так плохо.
• Бонус для гениев:
  • «Всю контрабанду делают в Одессе, на Малой Арнаутской улице!». Почему именно там? Потому что на этой улице было много мастерских, где изготавливали парфюмерию.
  • Знали ли вы, что письма отца Фёдора его жене Кате — это пародия на письма Достоевского его жене Анне, опубликованные в СССР незадолго до выхода «Двенадцати стульев»?..
  • Киса пытается обаять Лизу, читая ей стихи «Это май-баловник, это май-чародей / Веет свежим своим опахалом…». А Лиза наивно спрашивает: «Это Жарова стихи?». Имеется в виду Александр Алексеевич Жаров (1904—84), автор знаменитых стихов «Взвейтесь кострами, синие ночи!» и поэмы «Гармонь», не раз критиковавшийся Маяковским. Процитированное — несколько не в духе Жарова, в том и юмор. (В гайдаевской экранизации реплика Лизы изменена — «Это Маяковского стихи?». Сценарист Бахнов решил, что Александра Жарова в начале 1970-х мало кто помнит и, скорее всего, удивлённо спросят «А актёр Михаил Жаров, что, ещё и стихи писал?!». Юмор получился ещё абсурднее: Лиза явно только Жарова да Маяковского и читала, но приведённые строки уж ВОВСЕ не в духе Маяковского.) А настоящий автор слащавоватой цитаты про «май с его опахалом» — Константин Фофанов-старший (1862—1911), у которого половина стихов была вот в таком вот, немного сиропном стиле: «Была ль то песнь, рождённая мечтою…», «Дрожащий блеск звезды вечерней…», «Пел соловей, цветы благоухали…», «Печальный румянец заката…», «Звёзды ясные, звёзды прекрасные…», «Сумерки бледные, сумерки мутные…».
  • В одной сцене Остап ехидно-агрессивно произносит: «Не мучьте дитю!». Тут намёк на что-то?.. Да. По свидетельству Е. П. Петрова (и независимому — А. И. Пантелеева), на рубеже 1910-х и 1920-х годов в Петрограде и окрестностях орудовала шайка грабителей под названием «Не мучь дитя». Маленький мальчик доводил обеспеченного на вид прохожего своими мольбами «Дяденька, отдай мне твоё пальто!» до белого каления, но как только прохожий делал попытку ударить или оттолкнуть малютку — на дороге появлялись две или три более мощные фигуры. Они приближались к прохожему, и один из них, «с трудом сдерживая гнев», жлобским (то есть низким и угрожающим) голосом говорил: «Не мучь дитя, отдай пальто!». И они избавляли лоха не только от дорогого пальто, но и от всего ценного, что при нём было.
  • Васюкинский «шахматный эпизод» содержит ряд дополнительных примеров тропа — см. о них в основной статье.

• • Мексиканский тушкан? шанхайский барс?? WTF? да существуют ли вообще такие звери?.. И да и нет. «Мексиканского тушкана» вы тщетно будете искать у Брэма или в любом другом подобном фолианте — такого животного зоологи не знают. Однако, начиная еще с дореволюционных 1910-х годов, российские воры/хулиганы/гопники/меховщики шутки ради (или чтобы обмануть лоха) обзывали «тушканом мексиканским (варианты: бразильским, перуанским)» собаку-дворнягу, на которой нет даже отдалённых следов какой-то породы. В 1940-е годы, например, это уже называлось «подворный советник», а в 1970-е — «смесь бульдога с носорогом [и немножко мамонта]». Где Эллочка подхватила это жаргонное выражение — Бог её знает. Или её надул какой-то хитроумный спекулянт, воспользовавшись как раз её НЕзнанием фени?.. А вот нечто вроде «шанхайского барса» реально существует — леопард дальневосточный. Но его мех (см. иллюстрацию) похож на что угодно, только не на подкрашенную зелёной акварелью собачью шерсть. Остап просто в очередной раз пустил в ход хуцпу, сказал что в голову пришло — и Эллочке это понравилось.
    • В гайдаевском фильме Людоедка прямо в кадре раскрашивает шерсть не пса, а белого медведя (она отстригла чуть-чуть от шкуры, разостланной на полу). Но в каноне, в первоисточнике — выходит, что именно светлую собачью! И долго она её предварительно отстирывала и «отдушивала», уничтожая странный запах?..
    • В кеосаяновском мюзикле шерсть однозначно собачья и крашенная, только не зелёной, а чёрной и/или тёмно-синей акварелью. Тамошний Киса с ходу опознал, какого «зверя» она ранее украшала, и хотел было «открыть Эллочке глаза на правду», но Остап его быстренько перебил.
• Бонус для современников:
  • Описание одежды Воробьянинова — брюки с тесемками у щиколоток, короткие мягкие сапоги с узкими квадратными носами, лунный (пожелтевший от времени) жилет, люстриновый пиджак, шерстяные напульсники — даёт понять, что когда-то тот был состоятельным модником, а теперь по бедности вынужден донашивать старый и вышедший из моды костюм.
  • Сын турецкоподданного же! Сейчас многие полагают, что Бендер имеет турецкие корни, но это не так. Наверняка его отец был еврей или караим, принявший турецкое подданство. Почему именно турецкое? Турки легче всех их принимали. И к тому же именно под турками тогда находилась территория современного Израиля, а турецкие посольские работники относились с пониманием к желающим переехать на историческую родину. Некоторые из них возвращались в царскую Россию, будучи турецкоподданными, потому как у них было больше прав в России, чем у своих же евреев — и без крещения, служившего «переходом в русские». В начале ХХ века этот факт знали все, сейчас он подзабылся, но в Интернете об этом пишут довольно много.
  • Остапова подколка в адрес отца Фёдора «Ага, старые вещи покупаем, новые крадём?!» — это пародия на типичный в то время рекламный призыв бродячего старьёвщика (как правило, еврея): «Ста-арые ве-ещи покупа-аем!».
  • Певица в «Праге» хорошо известна в Марьиной Роще — во времена действия романа Марьина Роща была откровенно криминальным районом, так что современникам было сразу всё ясно насчет репертуара певицы.
  • Остап совсем не случайно привлекал беспризорников для слежки и тянул с поиском последнего стула. Неочевидно для современного человека (с которого то и дело требуют личные данные/паспорт/скан или ксерокопию паспорта), но общеизвестно в год выхода романа: наш герой НЕ МОГ получить все данные «на блюдечке с голубой каёмочкой прямо в день аукциона». На тогдашних аукционах (особенно — таких, на которых распродавалось имущество «бывших») не требовалось предъявлять никаких документов — платили наличными, и продавали всем желающим. Так что по «бумажному следу» ничего не отследишь — за неимением такого следа.
• Вечная загадка — часть проходит по тропу «Непонятки» (см. ниже), вот остальные:
  • Остап Бендер написал на скале «Киса и Ося здесь были» или не успел?
  • Где оказался Воробьянинов после своего финального крика — в тюрьме или в больнице?
  • Кто Остап Бендер по национальности? (Здесь его часто называют евреем, но он всего лишь «сын турецкоподданного», да ещё и Ибрагимович, а не Абрамович. А национальность у евреев по матери).
• Дыра в сюжете — как это отец Федор умудрился так опростоволоситься со стульями Брунса — в обеих экранизациях (равно как и в каноне!) они явно другой расцветки, а он видел настоящий стул. Да и если на то пошло, стульев-то должно быть одиннадцать, а не все двенадцать.
  • Простой, изящный, напрашивающийся обоснуй: получив от коварного Коробейникова ордера на «весь комплект, все двенадцать», бедняга-попик до того возликовал, что всерьёз уверовал: не эти двенадцать, мол, пустышка, а стул, за который он сражался с Воробьяниновым, дескать, взят из гарнитура-пустышки, о чём Воробьянинов (как начало казаться батюшке) и сам не ведал. Первым из всех писем Фёдора к своей попадье эта читательская версия, в общем, подтверждается… («Сперва я попал на ложный путь. <…> Разломали мы [с Воробьяниновым] стул — ничего там нету. Это потом я понял, что на ложный путь попал. А в то время очень огорчался…» ©) И небось в дальнейшем расстрига, раскатывая по всей западной части России за Брунсом, не раз посмеивался над «обалдуем-дворянином и его приятелем-уголовником»: чай, они оба прилежно разыскивают теперь стулья из того гарнитура, за который я вначале было принялся, а эти «их» стульчики-то все пустые! И то-то они оба рожи состроят, когда наконец убедятся в этом! А я, мол, напал на настоящий след!
  • Но в таком случае получается, что служитель культа от радости несколько поехал умом ещё на «аудиенции» у Варфоломея… А потом это у него всё прогрессировало и прогрессировало — каковой факт, в принципе, косвенно подтверждается безобразной сценой в доме Брунса… Да роман-то ещё более трагикомичен, чем многим кажется!
  • Вообще-то некоторая, э… альтернативная одаренность отца Федора подсвечивается авторами еще при первом же его описании. Так что проблемы у него были изначально, история со стульями их только развила.
• Знаменитая вступительная фраза — «В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть».
  • И начало седьмой главы: «В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошёл молодой человек лет двадцати восьми». Гайдаевская экранизация именно с ней и начинается.
    • Кстати, из этой цитаты ясно, что Остап, называя свой возраст как «двадцать семь лет», немножко привирает — занижает себе годы.
      • 27 и 28 — цифры близкие… Цитату в начале можно воспринять как «примерно 28 лет, плюс-минус год или два»… Это с одной стороны. А в рамках всей франшизы в целом — получается, что в первом романе Бендер всё-таки «молодится», потому что датировка финала второго романа совершенно однозначна — 1930 год, а Остапу во время упомянутого финала уже стукнуло 33!
• Изменившаяся мораль. В позднем СССР считалось, что иметь слуг — роскошь, недостойная ТруЪ советского человека. Иметь домработницу было позволительно лишь академикам, народным артистам, высшим чиновникам — словом, очень занятым и богатым людям (в то время как приблизительно до Брежнева это не считалось чем-то предосудительным даже для небогатых людей). Поэтому, читая о том, что у четы агрономов, соседей Ипполита Матвеича и его тёщи, была прислуга, а инженер Щукин отказался от неё из-за транжирства жены, испытываешь когнитивный диссонанс.
  • Обоснуй: вплоть до середины ХХ века, при отсутствии современных коммунальных услуг и бытовой техники, когда приготовить обед/постирать/сделать уборку требовало в разы больше времени и сил, чем сейчас, услуги домработницы в городе для мало-мальски обеспеченного человека были не роскошью, а практически необходимостью. Кстати, советские идеологи даже не считали использование труда прислуги эксплуатацией в буржуазном смысле слова, сравнивая её, скорее, с единоличным предпринимательством — оказанием услуг.
• Киса и Ося — тропнеймер.
• Микротрещины в канве: во время «кобеляжа» Лиза разбила Кисе пенсне, но потом он не раз с ним показан, хотя нигде не сказано, что у него было запасное. К тому же с учетом его бедности…
  • «По дороге домой пришлось зайти к оптику и вставить в оправу пенсне новые стекла» © В ряде изданий эта строка отсутствует. А Остап ещё удивлялся — куда «фельдмаршал» умудрился ухнуть 188 рублей из наличных двухсот?.. В частности, вот куда.
  • Гайдай в своей адаптации решил упростить: у него Лиза влепила Кисе не костяшками, а ладошкой (но хлёстко), а пенсне так плотно сидело, что вообще не слетело.
• Нарочито плохо — «Гаврилиада» Никифора Ляписа-Трубецкого. Классика! На внутримировом уровне это так плохо, что уже хорошо.
• Непонятки: почему у Эллочки-людоедки Остап Бендер «честно» отобрал стул меньше чем за час (точная цитата: «…вошёл, совершенно не думая, под каким предлогом он войдёт. Для разговоров с дамочками он предпочитал вдохновение»), а с мадам Грицацуевой он так сделать не смог? Киса Воробьянинов тоже в непонятках.
  • А разгадка, видимо, проста: Остап решил, что с этой хваткой нэпманшей — но притом романтичной и натосковавшейся во вдовстве женщиной — не прокатит то, что прокатывает с молодыми дурами, и придётся-таки пожениться… а заодно «потренироваться в навыках кратковременного альфонса» (в тексте прямо сказано, что Остап планировал долговременную «карьеру» в таком духе, с переездами из города в город, из койки в койку, из брака в брак, у каждой «дежурной жены» что-нибудь ценное да умыкая)… и вдобавок, что архиважно, Остап попросту давненько уже не знал женской ласки (всё по тюрьмам да по тюрьмам!), относительно тяжело переживал своё одиночество и неприкаянность, ну и обрадовался случаю немного потрахаться.
    • Последнее явственно сыграно в адаптации Захарова (строго на основе канона — «…глаза Остапа заискрились: „Теперь я уже должен жениться, как честный человек!“»). А Гайдай предпочёл другую краску, вопреки канону: в его экранизации Остапу откровенно противна (аж до гримасы омерзения) эта напористая толстушка, и тамошний Бендер тамошнюю Грицацуеву даже не трахнул — сбежал от неё, не доводя дело до брачной ночи!
  • Ещё одна, почти столетняя непонятка: почему Воробьянинов — КИСА?! У автора этой правки в школе было такое же прозвище, но в связи с фамилией, а у Воробьянинова-то оно почему?! Ещё в детстве походил на кота?.. И/или Ипполита так ласково называла его благородная мать, и однажды она выпалила это в его адрес прямо при сверстниках, ну а те, конечно, потом подхватили?..
    • Или был у него со сверстниками в детстве какой-то запоминающийся случай, связанный с кошками — по этому принципу тоже могли прозвать. Особенно если маленький Ипполит подзывал кошку «Киса-киса-киса…»
    • Прямо в тексте романа говорится, что Воробьянинов был похож на Павла Милюкова (лидера кадетов и министра иностранных дел во Временном правительстве). Попробуйте загуглить изображение Милюкова — некое сходство во внешности с сытым усатым котом у него определённо присутствует. Но не в детстве же!
• Ни один город не пострадал:
  • Старгород — это Воронеж. В романе, например, описывается пуск старгородского (воронежского) трамвая. А Бендер оставляет мадам Грицацуевой записку со словами «Выезжаю с докладом в Новохопёрск». Новохопёрск — райцентр Воронежской области.
    • По другой версии, Старгород — это Старобельск нынешней Луганской области. Бендер, судя по всему, только что выпущенный из тюрьмы, топает до Старгорода пешком. А тюрьма, где он сидел, называлась ДОПР — это характерно украинское название, в РСФСР аналогичное заведение называлось «исправдом».
    • Некоторые (ну совсем некоторые) литературоведы всерьёз утверждают, что под Старгородом авторы вывели… Колыбель трёх революций!!!
    • Ну и нельзя забывать про украинский Шаргород как один из возможных прототипов.
  • Город Васюки, где Бендер собирался проводить междупланетный шахматный конгресс, — на самом деле поволжский городок Васильсурск. По другой версии — Козьмодемьянск. Если только не Ветлуга.
• Откровение у холодильника. Во втором романе (буквально через пару лет после первого) Остап охотится за 500 000 руб., а потом вдвое поднимает ставку — решает взять не меньше миллиона. Но в первом романе он так старался-убивался, по всей европейской части России мотался… ради каких-то смешных 150 тысяч?! Пятьсот тогдашних рублей — это небогато, весьма скромно (но с мясным столом) жить полгода одному-двоим… Хоть убейте, а что-то тут не так. Автор правки поспрошал знающих людей — и историков, и матёрых уголовников… И вывод однозначен: ещё в дворницкой Остап чётко осознал, что за этакие сокровища — брильянты мадам Петуховой — можно будет, через надёжных нелегальных перекупщиков, взять не 150 тысяч, а все 400, если не те самые вожделенные 500! Некоторой частью этой суммы, конечно, придётся поделиться с «серьёзным, солидным человеком» (а тот, в свою очередь, закладывается и на своих приспешников/партнёров), но на Рио-де-Жанейро великому комбинатору в любом случае хватит. Так это что ж получается — Остап назвал Кисе намеренно заниженную в бог-знает-сколько-раз стоимость, и затем вычислил «договорную» Кисину долю, исходя именно из этой заниженной цифры, а всю огромную разницу намеревался банально взять себе?! ВО ЖУК, А?.. Киса ведь «старенький и совершенно лишён воображения, зачем ему такая уйма денег, что он станет с ними делать?..». Ай, ловко как.
  • Тем более что там, кроме брильянтов, были ещё и жемчуга («бусы белые на ниточке»).
  • А бедняга Воробьянинов, с самой революции «ничего слаще морковки не кушавший» (фигурально выражаясь), и от озвучивания суммы в 150 тысяч просто офигел, ему и в столько не сразу поверилось…
• Популярное заблуждение — многие уверены, что стулья концессионеры вскрывали той самой бритвой, которой Киса зарезал Остапа, хотя вскрывали их плоскогубцами, а бритвой Ипполит Матвеевич поправлял надписи на изготовляемых транспарантах. На самом деле «бритва как орудие эффектного и „жестокого“ вскрытия, точнее распарывания стульев» введена в некоторых адаптациях, для красоты и простоты. А в оригинале хитроумный Остап, как правило, дорожит тем, чтобы повредить стулья как можно менее. «Что с того, что в дамочкином стуле ничего нет? Из-за этого не надо его ломать» ©. В одних случаях комбинатор намерен, если выйдет неудача (стул окажется пуст), дарить эту мебель своему другу Пантелею Иванопуло (и выглядеть в его глазах благодетелем? однако студент-медик без матраса будет рад стульям, в крайнем случае, перепродаст как «слегка потёртые»). В других же ситуациях, когда ясно, что стул уж точно не достанется Пантелею, но и уничтожен не будет — Остап намерен вскрыть стул как можно аккуратнее, «без палева», проверить, не спрятаны ли в набивке сокровища, а потом сделать «приблизительно как было», чтобы владелец стула не начал жаловаться властям, а в идеале вообще не заметил бы факта чьего-то самоуправства. Мелкое хулиганство, господа присяжные заседатели — это совсем другая, более мягкая статья, нежели «порча личного, а паче государственного имущества», а Остап Бендер чтит уголовный кодекс!!
  • Не щадит же Ося обшивку стула, только если ему очевидно, что стул потом всё равно придётся губить — скажем, выбрасывать в реку.
• Творчество меняет реальность — писатель Агафон Шахов списал главного героя своего романа с кассира Асокина и вывел эталонным растратчиком, проводящим жизнь в кутеже и разврате. Прочитавший эту книгу Асокин, тихий и спокойный человек, ворует из кассы пять тысяч рублей (всё как в книге) и пытается повторить подвиги списанного с него героя. Потратив сто рублей, идёт сдаваться. С работы уволен, судя по всему, не посадят. А Шахов эту ситуацию использует для рекламы…
  • Надо ли говорить, что такой образ советского писателя, издающегося на весь Союз, цензура нещадно вырезала?
• Ужас у холодильника:
  • Мимоходом описан А. А. Бушковым в одной из его популярно-исторических (не из художественного вымысла состоящих) книг. Ну-ка представьте на секунду, что было бы, если б эмиссар эмигрантского центра оказался не липовым, а настоящим, а заговор достиг бы успеха, и в России состоялся бы антикоммунистический переворот с большей или меньшей реставрацией старых порядков и неизбежной в таких случаях «закруткой гаек»… И вот, допустим, члены «Союза меча и орала», к некоторому своему приятному (но нервному) удивлению, приходят к власти в России (в качестве министров или заместителей/помощников таковых), ну или хотя бы в своём Старгороде (в качестве своеобразной «хунты губернского масштаба», угодной новому режиму)… ОХ, ОНИ БЫ ВЕШАЛИ!!!!
    • Больше, чем в реальной истории в приближавшихся тридцатых расстреливали? Вряд ли.
  • Что будет с женой отца Фёдора? Ему-то что — спасительно поехал крышей и теперь будет жить за казённый счет, а она осталась без гроша.
    • У неё в городе есть как минимум родственники (брат-булочник, у которого одолжили пальто и картуз), и какой-никакой источник дохода (столующийся Евстигнеев).
• Цитата-бастард — название «Нью-Васюки» стало крылатым, но в первоисточнике Бендер этот топоним ни разу не упоминал. Он обещал переименование городка в Нью-Москву, а Москвы — в Старые Васюки.
• Шахматы — чемпион мира Михаил Таль знал роман наизусть и писал о нём в университетской дипломной работе.
• Эффект большой крокодилы — «А теперь уже танцует шимми целый мир». Большинство наших современников знают про танец из романа, хотя изначально это цитата из оперетты Имре Кальмана «Баядера».

Московские вокзалы

Подробнее...

Московские вокзалы — ворота города. Ежедневно они впускают и выпускают тридцать тысяч пассажиров. Через Александровский вокзал входит в Москву иностранец на каучуковых подошвах, в костюме для гольфа — шаровары и толстые шерстяные чулки наружу. С Курского попадает в Москву кавказец в коричневой бараньей шапке с вентиляционными дырочками и рослый волгарь в пеньковой бороде. С Октябрьского выскакивает полуответственный работник с портфелем из дивной свиной кожи. Он приехал из Ленинграда по делам увязки, согласования и конкретного охвата. Представители Киева и Одессы проникают в столицу через Брянский вокзал. Уже на станции Тихонова киевляне начинают презрительно улыбаться. Им великолепно известно, что Крещатик — наилучшая улица на земле. Одесситы тащат с собой тяжёлые корзины и плоские коробки с копчёной скумбрией. Им тоже известна лучшая улица на земле. Но это улица Лассаля, бывшая Дерибасовская. Из Саратова, Аткарска, Тамбова, Ртищева и Козлова в Москву приезжают с Павелецкого вокзала. Самое незначительное число людей прибывает в Москву через Савёловский вокзал. Это — башмачники из Талдома, жители города Дмитрова, рабочие Яхромской мануфактуры или унылый дачник, живущий на станции Хлебниково. Ехать здесь в Москву недолго. Самое большое расстояние по этой линии — сто тридцать вёрст. С Ярославского вокзала попадают в столицу люди, приехавшие из Владивостока, Хабаровска и Читы — из городов дальних и больших. Самые диковинные пассажиры — на Рязанском вокзале. Это узбеки в белых кисейных чалмах и цветочных халатах, краснобородые таджики, туркмены, хивинцы и бухарцы, над республиками которых сияет вечное солнце.

Приквел

В журнале «30 дней» (№ 10, 1929 г.) был опубликован рассказ «Прошлое регистратора загса», посвящённый прошлой жизни Воробьянинова. В примечании редакции говорилось, что это неизданная глава из «Двенадцати стульев». В текст романа рассказ не включался и при жизни авторов не переиздавался.

Этот рассказ гораздо полнее раскрывает читателям личность Кисы, например, амбиции делопроизводителя ЗАГСа выглядят закономерными (и тем комичнее попадание экс-предводителя под влияние Остапа). Становится понятно, почему Тихон ожидает барина именно из Парижа и почему Елена Боур приютила его.

Прошлое Ипполита Матвеевича, 1875 г. р., мягко говоря, не особо приглядно. Он прошёл этапы большого пути: избалованный ребёнок — золотая молодёжь — богатый безработный дурак. Образование ограничил гимназией, причём не смог сдать вступительный экзамен по арифметике и был принят лишь потому, что «Это Матвея Александровича сын. Очень бойкий мальчик». По ходу учёбы получал тройки с двумя минусами и безнаказанно хулиганил (например, был среди тех, кто, по словам беззубого директора «Сизика», «ражбил бюшт гошударя в актовом жале» — Пыхтеев-Какуев и Савицкий были наказаны), в шестом классе начал пить и курить, а в восьмом узнал лёгкую венерическую болезнь (видимо, гонорею — под «тяжёлой» обычно подразумевался сифилис или кондилома).

После смерти отца он получил двадцать тысяч годового дохода. Начало самостоятельной жизни ознаменовал кутежом с пьяной стрельбой по голубям, которых разводил отец. «Он не пошел ни в университет, ни на государственную службу. От военной службы его избавила общая слабость здоровья [популярная симулянтская отмазка тех лет, когда подкупленному врачу просто нечего больше было написать в справке], поразительная в таком цветущем на вид человеке». Вместо этого Ипполит ударился в разгул.

На благотворительном базаре Ипполит познакомился с г-жой Боур, молодой и красивой женой старого прокурора, и вскоре прокурор «стал бодаться», то есть (тогдашн. жарг.) явно выказывать своё раздражение. Оскорблённый муж не послал вызов на дуэль лишь потому, что ожидал «перевода в столицу и не мог портить карьеры пошлым убийством любовника жены». И напрасно: «Ипполит Матвеевич увез прокуроршу в Париж, а прокурора перевели в Сызрань».

После расставания с Боур Ипполит Матвеевич пристрастился к опере, подружился с баритоном Аврамовым… и начал «жить с его женою, колоратурным сопрано. Последовавшая затем сцена была ужасна. Возмущенный до глубины души баритон сорвал с Воробьянинова сто шестьдесят рублей и поскакал в Казань».

В 1911 г. этот отъявленный холостяк узнал, что дела в его имении пошатнулись и «без выгодной женитьбы поправить их невозможно. Наибольшее приданое можно было получить за Мари Петуховой, долговязой и кроткой девушкой. Два месяца Ипполит Матвеевич складывал к подножию Мари белые розы, а на третий сделал предложение, женился и был избран уездным предводителем дворянства» [холостой дворянин не мог претендовать на эту должность]. После чего возобновил роман с Боур, которая называла жену любовника «скелетиком». Женился, но не остепенился и в пику тёще совершил хулиганский поступок.

«В зал [кафешантана] вошел известный мот и бонвиван Воробьянинов, ведя под руки двух совершенно голых дам». Это нарушение общественного порядка закончилось штрафом в 25 рублей, что было, разумеется, незаметной мелочью для виновника переполоха, а журналисту с псевдонимом Принц Датский (упомянутому выше), который написал фельетон, градоначальник порекомендовал для его же спокойствия о таких вещах больше не заикаться. «- Т-т-т-так я-же в-в-в-ообще з-аикаюсь!» Газета же заплатила 100 рублей штрафа.

В мае 1914 г. он овдовел. А в 1918 выгнали из собственного дома, и он бежал куда глаза глядят в товарно-пассажирском поезде. Впереди были «хлебные очереди, замерзшие постели, масляный „каганец“, сыпнотифозный бред и лозунг „Сделал свое дело и уходи“ в канцелярии загса уездного города N…»

• Бонус для современников:
  • Предводитель дворянства — выборный глава дворянского сословного самоуправления. Эта должность требовала широких знаний во всех сферах и порядочности — большая часть бюджета шла на благотворительность, а в узком кругу провинциальных дворян воровать деньги было бы очень сложно. Но вот с Ипполитом Матвеевичем — нюанс. Может, он и не воровал из бюджета, но вот в «широких знаниях во всех сферах» его заподозрить сложно; скорее всего он попал в предводители дворянства по блату.
    • Впрочем, тут есть еще один нюанс: к уездным предводителям дворянства, в отличие от губернских, требования были не такими строгими, если местные дворяне сами были аполитичны, а от предводителя дворянства ждали лишь богатых угощений и пышных балов. Такой уездный предводитель дворянства описан, например, М. Е. Салтыковым-Щедриным в «Пошехонской старине»: предводитель Струнников имел «одну, но пламенную страсть» — гастрономию. Он и сам ел, и угощал на славу. Поэтому в том уезде у него не нашлось конкурентов: «Наш уезд не пользовался хорошей репутацией в губернии и на сословных выборах играл очень незавидную роль. Не было примера, чтоб из среды наших помещиков избирались губернские предводители дворянства, да и на должность уездного предводителя охотников [то есть желающих] отыскивалось мало. Равнодушие к общественному делу было всеобщее; на выборы ездили очень немногие, потому что это требовало расходов, а у наших помещиков лишних денег не было».
  • Упоминается, что Воробьянинов был похож на Мациста. Мацист — герой кино тех времён, древнеримский атлет, то есть Киса в молодости был атлетически сложенным красавцем. Среди купюр, которые сами авторы сделали в тексте романа, есть и упоминание о том, что в 1927 году сотрудники ЗАГСа, где работал Воробьянинов, будут по старинке дразнить Ипполита Матвеевича (уже не атлетического) «Мацистом» — за рост и «почему-то за усы, хотя настоящий Мацист усов не носил».
  • Гимназист в ресторане был «переодет», словно шпион или преступник. Учащиеся царских гимназий были обязаны носить мундир и картуз с вензелем, а в увеселительных заведениях им бывать строго запрещалось.

Картинки

• 

  Отец Федор, один из главных героев книги, увековечен в монументе

• 

  Киса Воробьянинов на почтовом конверте