Копипаста:Норлин Илонвэ:Гореть нельзя погаснуть

Земля была холодная, мягкая и пахла сыростью и смертью. Феанаро лежал на ней ничком, неловко подвернув под грудь давно онемевшую руку, и, закрыв глаза, слушал. Земля молчала. Она насытилась только что отданной ей плотью и теперь вновь прикинулась обманчиво мирной и безобидной. Нежадной до смерти. Выходит, что даже в ней всегда таилась ложь и вероломство. А духа уже не осталось. Моргот позаботился обо всём.
Мрак, холод и тишина царили давно, но вот последняя все же содрогнулась и уступила место звуку. Феанаро почувствовал, как крупные темные комья грунта на свежем кургане едва слышно зашелестели друг о друга, и вместе с ними зашелестела где-то близко плотная ткань. Земля под щекой и ладонью чуть дрогнула и вскоре просела совсем рядом с ним, а затем твердая рука осторожно отвела от перепачканного лица спутавшиеся волосы, коснулась скулы и настойчиво потянула за плечо.
— Саурон? — тихо спросил Феанаро, не открывая глаз.
— Ты здесь почти сутки, — близкое горячее дыхание щекотнуло шею, и по щеке, стирая налипшую грязь, заскользили теплые пальцы.
— Света больше нет. Зачем считать время? — равнодушно ответил нолдо.
— Света нет, но мы-то остались, — Саурон замер и, помедлив, снова тряхнул его за плечо: — Поднимайся же. Что ты думаешь делать?
— Ничего.
— Ничего?
— Да.
Тишина вернулась вновь, но торжествовала недолго.
— Феанаро, ты меня пугаешь. Все ждут твоего слова. Сыновья в особенности. И если ты собираешься сотворить очередное безумство, я…
— Не собираюсь.
— Прекрасно. А что тогда? Останешься здесь?
— Да.
Феанаро глубоко вдохнул плесневелый неживой воздух и сильнее вонзил пальцы в податливую засасывающую землю. Саурон снова молчал, и он, не открывая глаз, прекрасно представлял, как смесь удивления и обеспокоенности на его лице сменяется запоздалой виной и сочувствием. Помедлив, он опять коснулся его волос и все же заговорила:
— Феанаро, мы все скорбим о Финвэ. Но я как никто знаю, что ты чувствуешь. Пойдем же, нам есть о чем поговорить. И есть что решить. Возможно, еще не поздно вернуться к началу.
— Ни к чему вернуть уже нельзя.
— Ты думаешь? — во вкрадчиво звучащем голосе все же прорвались холодные нотки.
— Я знаю, — Феанаро только теперь шевельнулся и, открыв глаза, снизу вверх посмотрел на Кузнеца. Мимолетная улыбка скользнула по его лицу, как скользила всегда, когда они двое сталкивались с чем-то, понятным одному Мастеру: — Я остался здесь, с отцом в надежде осознать, чего бы он сейчас от меня хотел. Подумать и уяснить, как мне дальше поступать. Нет, отца я не услышал, но… Не знаю, было ли это прозрение или лишь тень его, но в сплетении пришедших образов я увидел расстилающиеся предо мной два пути. Оба вели к смерти, но если один был пуст, то по второму я шел во главе многих. И я понял, что должен выбрать. Встать сейчас и, отпустив на волю сжигающие меня гнев и жажду мести, внять их зову. Или остаться и загасить в себе это смертоносное пламя. Я выбрал.
Слова падали медленно, веско и, как казалось ему, достаточно убедительно. Но Саурон лишь побледнел и настойчиво задергал за ворот заляпанной землей измятой рубахи.
— Прекрати, слышишь. Поднимайся. Ты продрог и уже холодный, как лед. Идем. Согреешься, и мы все вместе подумаем, как быть дальше. Нельзя опускать руки. Давай же, поднимайся.
— Нет, — с усилием оттолкнувшись от кургана, Феанаро перевернулся на спину и устремил взгляд в молчаливое темное будто ждущее чего-то небо. На ощупь нашел руки Саурона и, сжав их в своих ладонях, положил себе на грудь. — Я не шучу, апостол. Я решил. Продолжать гореть слишком опасно, я не хочу нести гибель. Не возражай, возможно, такова была моя судьба с самого начала. С ухода матери.
— Феанаро, прошу тебя!..
— Не надо, Саурон. Не кричи так. Просто оставь. Тебе ведь это не трудно? — сорвавшееся с его губ облачко выдыхаемого воздуха, будто на морозе превратилось в пар и растаяло. Феанаро прикрыл глаза и на мгновение сильнее сжал ладони майа: — Знаешь, а может, я просто от всего этого страшно устал…