Эра милитаристов в Китае

Статья в стадии разработки. Возможны фундаментальные изменения и перестановки текста. Во избежание конфликта правок лучше её не редактировать.

Эра милитаристов в Китае, Эпоха военачальников (мун. 軍閥時代; упрощённый 军阀时代, пиньинь Jūnfá shídài) — винрарный и безумный для ХХ века период бесконечного холивара в упомянутой стране, когда в течении более двадцати лет ныне великий и могучий лихорадило и хуебесило на потеху всего мира, в особенности чаехлёбов, лягушатников, ымперцев, кровавой гебни и самое главное — самураев.

Начавшись в 1912 году Синьхайской революцией и свержением республиканцами офимозившейся династии Цин, эпоха представляла себе бесконечную борьбу за власть ряда обобщённых фракций разной внешне- и внутреннеполитической ориентации, которые на самом деле делились на ещё большее количество фракций, — настолько, что даже у самого отъявленного любителя истории, хойки, альт.истории и прочего тно будет сосать под ложечкой от их реального числа. Основными фракциями из этого многообразия, формально объединившими большинство варлордов, оказались Гоминьдан, бэйисты, фэньтянцы и примкнувшие к ним коммунисты.

Такой пиздец стал возможным из-за:

• слишком большой и разнородной армии, часть из которой обучали в Европе и Америке по образцам другого общества и мира, где проводилась совсем иная агитационная и идеологическая подготовка;
• отсутствия единого, централизованного и стабильного правительства; слишком большой и явной децентрализации;
• падения всех тех и так слабоватых государственных институций, удерживавших народы и социальные группы от борьбы между собой;
• непрекращающегося довления на Китай со стороны Запада и прочей влиятельной заграницы, вроде России и Японии, на всех уровнях (от принесения в Пекин демократии, сиречь разгрома непокорных ихэтуаней, до идеологического воздействия);
• слишком большого и громоздкого чиновничьего аппарата, без должных компетенций, но с огромной властью и связями;
• отсутствия единой, консолидированной силы, которая смогла бы на тот момент удержать в узде представителей, казалось бы, мало отличающихся друг от друга партий.

Ввиду начала окончательного разрушения государственности со времён свержения монархии в 1912 году, а то и раньше, огромной силы и количества военных, в частности офицеров, и их реальной власти исключительно над территорией путём руководства защищающими её войсками, даже конченный дебил мог оттяпать себе кусок земли где-то на западе или юге страны и, номинально присягнув какой-либо фракции, руководить вотчиной, срывая плюшки — я гарантирую это! Более того, иногда получалось так, что такие конченные дебилы пилили свои собственные династии (например, Чжан Цзолинь - глава Фэньтянской клики в Маньчжурии, и его не менее удалой сынок Чжан Сюэлян) и правили вплоть до восхождения японявых/некогда голожопых коммунистов, которым такая своенравность совсем не приходилась по вкусу.

Закончилась эра в 1937 году, когда после инцидента на мосту Марко Поло япошки решили, что они дохуя крутые и начали войну с правительством Чана Кайши, заручившись поддержкой недобитков прояпонских военачальников Маньчжурии и северного Китая — руководствуясь умным принципом Пока двое дерутся, третий побеждает. Однако Чан Кайши, тогда де-факто и не без оппозиции заведовавший кетаями, оказался не пальцем делан и объединил против Токио даже решительных противников, в результате чего японцы откровенно так завязли в полупартизанской войне с невероятно голожопым, но кратно превосходящим численно войском. А ввиду продемонстрированного отношения к братскому народу Китая в лице Нанкинской резни, похищения китаянок в сексуальное рабство и Отряда 731 представители т.н. "Восточноазиатской сферы Сопроцветания" не получили совершенно никакой поддержки от местного крестьянина, что было вообще эпик фейл — так как изначально страна Ямато намеревалась выехать на кратно превосходящей фимозности местных правительств над упорядоченным и стабильным курсом собственной империи, чем завоевать внимание хотя бы части местных, шарящих за специфику — получилось привлечь только совсем непопулярных людей, изгнанников, которым и так терять нечего, и порой просто бандитов, продолжавших дело б-гомерзких хунхузов. С вхождением в войнушку США и Британии в 1941 году самая слабая из сильнейших стран мира Япония, по силе стоявшая на уровне где-то фашистской Италии, так и вовсе оказалась в откровенной жопе, доведённой до терминальной стадии в 1944 году, и уже в 45-ом просравшей все полимеры после удара двух бомбочек о ещё не разьёбанные в труху два городка деревянной застройки — Хиросиму и Нагасаки, сгоревшие почти дотла. К тому моменту из последствий эры военачальников остались преимущественно экономические и социальные, т.к оставшиеся варлорды почти единогласно присягнули правительству Правого Гоминьдана, но этого было достаточно для начала Гражданской войны — гарантировавшей подъём некогда хиловатых маоистов и таким образом сделавшей обнищавшую Поднебесную той страной, какой мы её знаем сегодня.

Историческая справка

В течении всего XVII века в не менее изнурительных войнах маньчжурская династия Цин, имевшая к Китаю очень опосредованное отношение, хронически пидорасила уже труЪ кетайскую династию Мин, которая почивала на лаврах с момента изгнания монголов в 1368 году, причём били минцев с удалым успехом, так как их начальство отличалось проявлениями терминальной стадии фимоза головного моска. Быстро покончив с империей, истощённой местными Пугачёвыми и Разиными, маньчжуры двинулись и на остров Формоза или же Тайвань, где от имени империи остатки верных ей генералов продолжали сопротивление БАО маньчжуров (ничего не напоминает?), и в итоге тот был интегрирован в состав Золотой Империи спустя 20 лет после материковой части.

В течении всего своего существования Цин была крайне децентрализованной и опиралась на местную инициативу, в том числе в плане набора войск. Из-за чего 95% всей армии государства до самого его краха составляли исключительно иррегуляры разного качества. Это могли быть наёмники или местные — хорошие, годные пираты или просто наученные опытом разных местностей бойцы. Но качество ресурса сильно прыгало от региона к региону и что-то отдалённо похожее на европейские армии существовало только рядом с центром Небесного мандата в Пекине, в то время как большинство провинций представляли бомжи или бандиты — немытые, но многочисленные, и лишь изредка реально удалые. Эти обстоятельства обеспечили империи восстание тайпинов и ряд других любопытных событий, и никак не спасли её от опиумных войн с колониальными гигантами Гейропки, заставившими сабж открыть торговлю, отдать кучу портовых городов, и быть послушной собачкой на поводу у интересов больших дядь, которые пришли сюда делать деньги. Потом ещё пришла восходящая Япония, надавала щей Китаю в Корее и заставила Пекин задуматься о необходимости создания хотя бы небольшого кластера армии, который смог бы тягаться с войсками Европы и заставить хоть немного уважать ханьцев с маньчжурами. Но, как нетрудно догадаться, блин вышел комом — в 1900 году, когда войну китайцам объявили сразу 11 стран Запада (в т.ч Эта страна), ещё и антиколониальное боксёрское восстание (не этих и не этих) грозило устроить крупную войну в Азии, эти 10 дивизий Бэйянской армии ничем не помогли, и наши соседушки таки отсосали — из-за чего лишились ещё большего числа портов и городов.

Правительство с этим нихуя сделать не могло, да и, по большому счёту, не очень и хотело — наступал типичный для династий Китая период, когда спустя 100—600 лет оная начинает медленно окукливаться и садиться в пчелу, пока её не сметёт другая. В это время высшие лица страны больше волнуют вопросы браков и интриги внутри двора, эдакий манямирок, т.к никто из них в полной мере не был компетентен для управления страной, а уж тем более для того, чтобы дать это сделать кому-то другому.

Здесь, с учётом прихода в ранее вообще отдельно живший Китай евроамериканских идей типа демократии, республиканства и т. н. прав человека, таковой разрушительной силой выступили республиканцы, чуть ускорив неизбежный крах государства, присягу которому не соблюдали даже собственные генералы, ибо западло. После смерти одной из главных интриганток трона и формально императрицы Цыси в 1908 году страна впала в стазис, и в 1912 году на юге таки началось восстание, да такое, что даже самые крутые вояки империи не смогли дать отпор восставшим, которых возглавил не очень то и военный, а скорее философ Сунь Ятсен, на чьих собственных постулатах и построится весьма близкий к русским эсерам или эсдекам Тунмэнхой, а затем и Гоминьдан. И всё заверте...

Пу И на мыло!

Постоянные метания Цинской монархии в вопросах о реформации государственности привели к тому, что либеральная интеллигенция, перед которой власти то заискивали, то ставили вилы, начала внедряться в ряды офицерской власти и солдат, вдохновляя их необходимостью укрепить рушащийся Китай. И надо сказать, даже без демократов империю ждал медленный закат — и вполне вероятно, что Цин просто пали бы ещё одной жертвой Первой мировой. Поскольку и без демократов на так-то совершенно иноземный ханьскому китайцу маньчжурский двор с её проёбами полимеров смотрели мягко говоря косо — примерно так же, как на онемеченных Романовых на закате Российской империи.

Но до неё они не дожили. С 1905 года деятельность всех революционных организаций была временно объединена в Тунмэнхой (кит. трад. 同盟會 — Единый союз) — умеренно-левую демократическую организацию, которая предполагала переход к конституционализму, а то и вовсе республике. Возглавляли её Сунь Ятсен и Хуань Син, которые в течении семи лет до самой революции с переменным успехом привлекали новых членов в свой революционный кружок. Уже тогда выработались основные принципы, на которых работал китайский республиканизм: Национализм (суверенитет, федерализм, единство народов Китая), Народовластие (демократия, раздел власти на 5 веток, а не на 3) и Народное благосостояние (индустриализация и социализация земли с условием уплаты налога за владение нею). Во всяком случае, так считал Ятсен, но так как он в той или иной степени вдохновил чуть более, чем всех республиканцев в стране вообще, то даже в иных программах отражались элементы именно заложеной Сунем политики.

Однако с союзниками по коалиции, как и с революцией в целом, не клеилось вообще. В течении второй половины 1900-ых Тунмэнхой пережил 2 раскола, а в 1910-11 годах под его знамёнами прошло несколько неудачных восстаний. Однако, в 1911 пламя всё же вспыхнуло.

Добро с кулаками

Как с декабристами в России, в демократию в Китае поначалу пытались сугубо руками военных. Первое выступление — Учанское восстание, совсем неподалёку от судьбоносной Ухани, известной толчёй хунвейбинов с армией КНР, а также неизвестным вирусом с последовавшим ковидобесием, началось в октябре 1911 года и кончилось бескомпромиссной победой восставших тунмэнхойцев над местным губернатором. Их путь продолжился, и уже вскоре они превратились в армию.

Маньчжуры же находились в панике. Имперский престол давно уже был парализован, сначала «императрицей» Цыси, а затем фактическим отсутствием регента у «правящего» страной пятилетнего царёнка Пу И. Разумеется, ощущая странное потепление и плохой запах в шёлковых балахонах, аристократы начали усердно каяться за века анального угнетения, обещать конституцию, парламент и всё на перебой — обоснованно побаиваясь грядущих петель, пуль и бамбука. Но восставшим было уже похуй — куда отступать, сзади Ухань. В итоге на том и порешили, ибо западенцы, вероятно, предсказывая дальнейший обсёр псевдоимперии, вмешаться отказались, ибо последний принципиальный полицейский Европы был раздавлен ещё в Крыму ими же.

Здесь и вспомнили про наличие у страны современной армии, и попросили фактического её главу Юаня Шикая раздавить к ебени матери все эти выступления в центре и на юге, иначе забухтевшая империя просто напросто каза болду. Тот, предрекая грядущий гешефтище, согласился, но поставил условие, что вся власть — ему, ибо маньчжуров за их фимозную политику управления страной-банкротом мешали с какахами даже безграмотные. К тому же, припомнил, что почившая в бозе Цыси, — вероятно, предрекая грядущее, приказала перед смертью его казнить, чтоб под ногами не мешался и власть не свергал. Но не прокатило, ибо имел кучу регалий, сторонники пожилой интригантки скоро умерли/растворились в дворе, а Шикай оказался больно нужен королевской власти, ибо защитить её было больше некому.

И попался двору на редкость хитрожопый командующий — от своего не отставал, и страстно требовал, на что имел полное право — так-то, он мог и сам власть скинуть. Пока они торговались, выяснилось, что обученная по европейскому образцу армия может иметь и близкие к европейским взгляды, а ещё жаждать власти, повышений и пр. и в пригороде Пекина, не дожидаясь итогов, восстало сразу две дивизии из десяти, а вскоре подняла бунт и провинция Шаньси, которую возглавлял ещё один тогда ещё молодой офицер Янь Сишань, перешедший на сторону революционеров. В результате вероятность окружения республиканцами Пекина со всей элитой дошла почти до 100%, но Шикай смог в последний момент додавить аристократов и приказал казнить одного из предателей в станах своего войска, комдива У Лучжэня, что остановило бунт — а вскоре и привело к его фактическому окукливанию.

Ситуация в стране при этом шла сугубо на руку генералу. Он и так имел немало власти до этого, а после превратился в де-факто кардинала государства, с почти неограниченными полномочиями и крупной, относительно лояльной силой. Обстоятельства складывались идеально для того, чтобы наконец скинуть к чертям собачьим всех этих потомков монголоидов, нередко тупо угнетавших титульный народ государства.

Поэтому, как и любой независимый цареборец, наш Юань связался по тайным каналам с традиционными заваривателями каши в лице Великобритании и Французской Республики — признавших его грядущий мандат и выразивших согласие с любыми действиями, которые тот примет.

1911—1916. Правление Юань Шикая

Революция контрреволюционеров

Осознав, что монархии готовится кирдык, бэйисты начали готовиться к бухтению и дестабилизации в стране с целью совершить переворот. Правление умеренного премьера могло бы сильно ослабить противоречия внутри страны, тем более, что на цинскую власть уже не был согласен никто, и почти все держатели винтовок в той или иной степени требовали решительных перемен. Понимая это, премьер-министр Шикай, обставив себя верными сторонниками и умеренными соратниками революции, начал выбивать договорнячок с Тунмэнхоем.

Суть была таковой: Китай должен был стать республикой. Вопрос стоял лишь в том, кто заберёт больше влияния и президентское кресло. Революционеры ставили на фактического отца своего мятежа, Ятсена; милитаристы же ставили на своего предводителя, более консервативного и авторитарного.

В итоге с ноября по январь между северными и южными силами шли вялотекущие боевые действия, целью которых было выбить себе больше городов и территорий в связи с дальнейшими переговорами. Пользуясь возникшим хаосом, многие нейтральные генералы подумали «А чем я хуже?», и начали строить на местах свои собственные Китаи, с блекджеком и тремя принципами, примыкая к разным организациям. К январю же стало понятно, что просто так консолидировать позицию на премьерском посту Шикаю не дадут. Есть мнение, что рассуждали так: даже если бэйисты разгромят КЕМ всю республиканскую армию (на что были все силы и шансы), то для населения они будут ничем не лучше ранее бывших монархистов. Вполне вероятно, что от таких действий их могли остановить западные державы, видевшие свой профит в ещё более слабеющем Китае. Либо же респы всё же были не такими лохами, как их изображают. Так или иначе, Юань решил окончательно помириться с южными бунтовщиками, дабы действовать уже в совершенно другом поле и контексте. А для этого предстояло пояснить маньчжурам, что теперь их место — на почётной пенсии.

Несмотря на сопротивление в виде попоболи и ссаных тряпок, представителям клики правящей династии не оставалось ничего иного, кроме как согласиться на невозможное — отречение шоты Пу И от престола и отказ от притязаний на китайскую корону иных членов династии Айсиньгёро. 30 января 1912 года мать Пу И, регент Цин Айсиньгёро Цинъюй признала переход к республиканской форме правления, а 12 февраля было подтверждено окончательное лишение маньчжуров власти, после чего страна стала Китайской Республикой. Good night, sweet prince.

Республика

Не очень-то и внезапно для мира за президентским креслом новообразованной дряхлой Республики оказался прагматик Юань Шикай, доселе не особо известный, и примкнувшие к нему Тунмэнхой. Первое время успех был на стороне президента: в 1912 Тунмэнхой распался, и уже вскоре из его осколков сформировался чуть более радикальный и осмысленный, но более малочисленный Гоминьдан — тот самый авангард китайских республиканцев западного покроя. В то время и вплоть до годков эдак тридцатых ГМД был значительно более левым и революционным, нежели в период консолидации власти над страной. Но это уже другая история.

С получением кресла для Шикая проблемы не кончились. От смены власти залупа в стране только обострилась. Политически она всё ещё была в полной заднице: города выжжены войной, с конца прошлого века тянется экономическая катастрофа, а западные страны всё больше напирают на земли ханьцев и друзей в канун новой мировой заварушки. Более того, республика подразумевала значительно более шаткий в сфере распределения власти баланс, и не далёк был день, когда всякие в понимании режима в Пекине выскочки могли бы претендовать на лавры или немалое влияние как минимум. Да и личное эго успешного военачальника сильно фалломорфировало от вероятности потери власти, а за сим ухватившись за свои возможности, тот решил пойти ва-банк и сделать то, что ранее в китайской истории делали чуть более, чем все — свою династию. К этому вопросу генерал подошёл со всей сосредоточенностью.

Первым делом нужно было решить вопрос с Гоминьданом. Если остальных, накормив обещанием реформ, властью и влиянием, ещё можно было усмирить, то вот гоминьдановцы от своего не отступили бы. Они и так были в небольшом негодуэ из-за того, что главой страны стал не их вожак Сунь Ятсен. Горение жёп длилось долго, но такова цена хотя бы чуть большей свободы.

Император с бумажной короной

После перемоги бэйистов в борьбе за власть над Китаем, они стали получать помощь от пресловутой заграницы в виде займов, которые целиком шли на армию и стабилизацию положняка в Китае. А всё было, надо сказать, плохо — очень.

Республиканцы поубавили пыл, но никуда не делись, а парламент напоминал лебедя, рака и щуку из пресловутой сказки — ибо все шли только туда, куда сами считали нужным, растягивая страну на части. Очередная заваруха была в таких условиях вопросом времени, ибо, стоило одной из сторон накопить большие силы, вооружённое выступление было бы просто неминуемым.

Осознавая такой риск, первый президент Поднебесной принял вполне себе здравое решение потихоньку гасить гоминьданцев, ибо совсем уже охуели. Сначала сильно уменьшили их армию голых бомжей и наивных рыцарей демократии, у которых из обучения — только умение считать, а из оружия — вилы; потом лишили командования Республиканской армией Хуан Сина; а затем так вообще завалили их человека, который был главой правительства и должен был стать одним из командующих потенциального переворота. На это всё Гоминьдану оставалось отвечать только жужжанием: поскольку большая часть верхушки партии предпочитала видеть не суровую реальность, где за свои идеалы придётся долго и кроваво бороться (как это сделал тот же б-гмерзкий для потомков Гоминьдана Мао), а мнить себя уже победившей, впав в терминальную стадию манямирка — так, в феврале 1913 года они полностью захватили кабинет министров страны, пока остальные вообще еблом щёлкали — что вообще доставляет. Когда реальность начала болезненно ставить их на место, очухиваться было уже поздновато — все нейтральные партии вдруг приняли решение объединиться против того, чтобы в руки этих демократусов не попала вся законодательная-исполнительная власть — и её ведь просрут!

Очень быстро левые республиканцы начали терять инициативу и тупо тонуть. И пока они теряли власть и лояльных губернаторов, бэйисты провоцировали бунт. Когда Гоминьдан лишился почти всех мест в военном командовании страной, бунт начался — и почти сразу ОБОСРАЛСЯ, с треском. Ибо как итог у многообещающего выступления интеллектуалов осталось под твёрдым контролем всего пару городов, пускай среди них и были Нанкин и Шанхай. И то — они тоже вскоре отвалились, ибо в меньшинстве подыхать за дряхлые демократические идеалы никто не хотел. К тому же, в сражении за Шанхай бэйянское правительство поддержали Франция и Британия, раздавивших корабельным огнём некоторые отряды респов. Конец немного предсказуем… За менее, чем месяц — август 1913 года, движение Сунь Ятсена скатилось в унылое гавно и вскоре верхушке партии пришлось косплеить поросёнка Петю, утопывая в Японию.

Как итог, без особых трудностей, власть над страной была более чем консолидирована, и в разгар Первой мировой, когда основные союзники Шикая — западные страны — схлестнулись в бою за негров, нефть, золото и алмазы, тот решил закосплеить подавителя другой революции и 22 декабря 1915 года провозгласил себя императором. Однако, музыка играла совсем недолго. Союзники из объединённой анти-республиканской партии Цзиньбудан вдруг нашли действия Шикая по усилению своей власти излишне авторитарными и угрожающими своему правлению. Тот совсем не уловил момент: восстанавливать имперскую институцию имело бы смысл тогда, когда костяк раздеребанившей Китай военно-губернаторской элиты самоликвидировался бы, как это случилось к началу Японо-китайской, когда остались ещё не присутствующие в описываемый момент времени правый Гоминьдан и коммунисты. К тому моменту Юань Шикая начали медленно предавать даже самые верные соратники внутри Бэйянского правительства. Сражались за потенциальный титул наследника даже его собственные сыновья, ухудшая и без того неадекватную обстанову.

В общем, сильно поспешив со своими действиями, Юань Шикай вызвал у доселе нейтральных по отношению ко всему кордебалету военачальников приступ негодования, и те начали качать лодку под его ногами, начав несколько крупных восстаний почти сразу после «коронации». В 1916 году дошло до того, что повстанцы с воздуха начали бомбить президентско-императорский дворец. За 3 месяца от императора государь нашего Китая прошёл путь до никого — 22 марта 1916 года его вынудили отречься — из-за болезни и растущей нестабильность, и спустя ещё 3 месяца, тот умер от уремии в 56 лет. И всё заверте...

Интересные личности

Нахождение в постоянном состоянии деребана и боевых стычек не могло не породить во всей жопени китайской военной политики ряд крайне интересных личностей и фигур, нередко попросту феноменальных для эпохи. В большей степени либо своим новаторством, либо порой всё же непробиваемой тупизной действий.

Янь Сишань

Самый долгоиграющий участник войны варлордов, который ещё в 1912 году пригрел к рукам часть территории провинции Шаньси, и оставался её командиром аж до самой гражданки — более 30 лет. К тому моменту из варлордов по остаточному принципу, как нетрудно догадаться, вышли лишь верные Гоминьдану и коммуняки, ну и собственно Сишань.

До Северного похода Гоминьдана он оставался нейтрален и безучастен к ситуации в остальной стране, не принимая сторону ни одной из военных клик и политических сил, придерживаясь отдельной позиции по поводу будущего Китая, и, вероятно, опасаясь того, что падёт жертвой интриг либо же сам будет вынужден предать свои идеалы. Имел все силы и возможность наебнуть свой собственный Северный поход с блекджеком и реформами, но отказался и в итоге просто примкнул к самой сильной на тот момент партии, войдя в Пекин в рамках Северного похода и передав его партийным союзникам. Примкнул к Вану Цзинвэю во внутрипартийном конфликте, за что его армия была разгромлена Генералиссимусом, а он сам впервые покинул страну до амнистии через год, когда снова вернулся и вновь возглавил Шаньси. Когда Цзинвэй закорешился вместе с япошками и пошёл походом на независимую Чайну вместе с ними, то впервые вступил в полноценный конфликт, где почти просрал всю территорию под своим контролем, но в итоге япошки отсосали и он уже стал крупным комдивом в составе Народно-Республиканской армии. Затем, когда республиканцы уже активно умывали руки от маоистов, оставляя только самых преданных отбитышей в хаотичных анклавах некогда регулярных войск, Сишань отказался перейти на сторону КПК, в следствии чего снова просрал своё войско, стал последним премьер-министром Китайской Республики и свалил с лоялистами Чана Кайши в Тайвань, где быстро лишился титулов и вмэр в 1960 году. Правда, костлявая пришла к нему аж спустя 23 года после завершения конфликта, что доставляет. И хотя примкни он к более близким его прагматичным идеалам коммунистам, он мог бы достичь большей карьеры, история показывает, что хунвейбины бы заспидранили его жизненный цикл куда быстрее, если окружение Цзедуныча травило даже самых лояльных сторонников курса Компартии в армии.

Отличался весьма трезвыми, прагматичными убеждениями и почти полным отсутствием риска, что позволило ему столь долго удержаться на плаву, пока куча рисковавших и просто ебанутых теряли свои активы, а порой и бошки. Если бы не обстоятельства, вероятно сам стал бы главой Китая, т.к это месиво можно было удержать либо взвешенной политикой, либо бескомпромиссным террором, что в итоге и произошло.

Чень Цзюнмин

Уникальнейший персонаж из южного Китая, который возглавлял одну из провинций в составе Республики в 1918—1920 гг. В общем и целом — нетипичный варлорд, поскольку один из немногих, кто вошёл сначала в политику, а затем в армию. Будучи одним из ярчайших сторонников первой Революции на юге, сабж нахватался немалых связей, в т.ч с Сунь Ятсеном лично, что обеспечило ему немало привилегий, а затем и высокий чин в армии провинции Гуаньдун, армию которой он возглавил в 1918 году. В рамках Движения за защиту конституции сабж занял часть соседней и родной ему провинции Фуцзянь, в итоге вставшей под его контроль.

И тут Остапа понесло. В отличии от большинства варлордов и республиканцев, Цзюнмин был самым трушным анархистом — прям как батька Махно! Но если Махно предпринимал свои действия в условиях кромешного пиздеца в России, более мирный на то время китайский Юг с отсутствием интервенции и прочих противовесов подходил идеально для продвижения своих шизоидей в массы, чем Цзюнмин и занялся.

А так как у него было ещё и множество сторонников, то свои идеи он разносил более чем активно. Держал под своим контролем пару газеток поддерживавших радикальную демократизацию не готового для таких условий Китая, организовывал сборы анархистов, поддерживал проекты реформации китайского языка, устанавливал памятники, сформировал полноценное децентрализованное правительство и искал союзников внутри Китая и на стороне. Внутри страны таковыми стали коммунисты, а за рубежом — внезапно — большевики. Цзюнмин даже имел возможность переписываться с Лениным, который активно поддержал его идеи, и даже хотел не только словом… Но в Чжаньчжоу, столице вотчины Цзюнмина, тупо не оказалось гавани, в которую мог заплыть советский кораблик с оружием. В итоге появление полноценной компартии отложилось лет эдак на пять, а наш юрист-коммунист-анархист в 1920 году был вынужден отступить из провинции, преданный частью своих собственных войск, которые заключили союз с противником. Вероятно, это как-то связано с тем, что в том же году он предложил реформировать Чайну по системе США, разделив государство на штаты и постепенно ослабляя довление на население, в следствии чего все зожывут в анархической утопии. Надо сказать, что почти никто из властолюбивых авторитарных коллег по нелёгкой варлордской судьбе чаянья анархиста не оценил. Пичалька.

В 1922 году почти уничтожил Гоминьдан, поскольку сначала был верен ему, а затем спелся с признавшими его мандат представителями Чжилийской клики, в следствии чего почти убил Сунь Ятсена, которому удалось укрыться на боевом крейсере. Это отложило начало экспедиции почти на год, пока Чэня из Гуандуна выгоняли ссаными тряпками кайшисты. После всира тот свинтил в Гонконг к мелкобриттам, где критиковал респов и умер десять лет спустя от тифа.