Спиноза
Был Спиноза как заноза у католиков,
Доводил кардиналов до коликов,
Заключал всё с простотой геометрической
И смеялся надо всеми гомерически.
Он учил евреев строго в синагоге,
Но был вытащен как еретик за ноги,
Но при всём при том не унывал,
Словно наперёд что будет знал.
Бесконечное пространство,
Что всесильно как мечта,
Поглощало христианство,
Иудейство и поганство,
Как недосягаемая высота.
И per aspera ad astram
Шёл неутомимо мастер
И благословенный бог
Правил его строгий слог.
Барух Спиноза (aka Бенедикт Спиноза; евр. : ברוך שפינוזה; голл. Baruch Spinoza; латинск. Benedictus de Spinoza; 1632—1677) — расово голландский философ, тролль, лжец и девственник. Одна из ключевых фигур в философии XVII века, оказал значительное влияние на последующих мыслителей, в том числе на учёных-естествоиспытателей.
Огненный бог марранов[править]
Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно.
Родился в Амстердаме в семье марранов. Его родители в своё время свалили из Испании, стремясь избежать горячей христианской любви ребят из Sanctum Officium.
В детстве на Спинозу произвёл сильное впечатление случай с Уриэлем да Костой, также выходцем из семьи марранов, исповедовавшей католицизм уже несколько поколений.
А да Коста, приняв иудаизм, вскоре разочаровался в нём, ибо учение раввинов имело мало общего с библейским иудаизмом. Впрочем, и тот не удовлетворял Уриэля: он был скорее деистом, исповедуя нечто вроде естественной религии, основанной на внутренних представлениях верующего. За такое безумие раввины подвергли его херему, светские власти — аресту, штрафу и сожжению КЕМ его высера «Исследование традиции фарисеев в сравнении с Писаным Законом».
Несколько лет Уриэль находился в полном отчуждении от общества, но в итоге не выдержал одиночества и подвергся покаянию. Отлучение с него сняли, но, будучи человеком пылким и страстным, он вскоре снова удостоился херема за ересь и несоблюдение еврейских религиозных законов. И опять ему пришлось принести покаяние, только куда более суровое.Его заставили публично отречься от своих взглядов, как кающегося еретика угостили традиционными 39 ударами плетью, а после все прихожане переступали через него при выходе из синагоги, символически попирая ногами. Вскоре после такого перформанса Уриэль стал героем… Восьмилетний Спиноза, скорее всего, присутствовал в синагоге во время покаяния да Косты. Во всяком случае, с обстоятельствами его жизни и смерти он был хорошо знаком, поскольку трагическая смерть да Косты была крупным событием в жизни молодой и небольшой общины. Обычно Уриэль да Коста считается первым еврейским вольнодумцем XVII века, предшественником и вдохновителем Спинозы.
Врач-вольнодумец[править]
Малолетний Барух был обыкновенным еврейским школьником, прилежно изучал иврит, Тору, Талмуд и прочую раввинистическую поебень. Тем не менее, отрава сомнений, породившая религиозные сомнения, у него проявилось весьма рано. Говорят, ему было 15 лет, когда он обратился за разъяснениями к своему раввину и отказался воспринимать слова мудрого ребе. Раввин оценил интеллект юного дарования и решил, что тот далеко пойдёт. А чтобы он не свернул куда-нибудь не туда, а пошёл проторенной иудейской дорогой, предложил дарить Баруху деньги за углублённое изучение Талмуда. Но юный еврей отказался (sic!) от такого предложения!
В дальнейшем мозг Спинозы всё более и более губил недуг дегенарации. К влиянию Уриэля да Косты и философов, труды которых Барух изучал в школе, добавилось влияние медика Франциска ван ден Энде, преподававшего латынь в Амстердаме. Он пользовался популярностью, у него брали уроки дети VIPов, пока не обнаружилось, что помимо латыни он забивал умы молодёжи вредоносным атеизмом. Амстердамские богословы немедленно забили тревогу по поводу тлетворного влияния ван ден Энде на молодёжь, в итоге он лишился всяких средств к существованию, а спустя годы был вздёрнут на виселице.
У ван ден Энде была дочь, духовно богатая дева, в которую втрескался сабж. Но на пути у него возник соперник Керкеринг, другой ученик ван ден Энде. Керкеринг преподнёс даме сердца жемчужное ожерелье ценой в 200—300 пистолей, а также перешёл из лютеранства в католичество. Epic win, тян дала Керкерингу, баттхёрт Спинозы детектед.
Те, которые были дурно приняты своей любовницей, думают только о непостоянстве женщин, их лживой душе и других прославленных их пороках; но всё это они тотчас же предают забвению, как только снова будут благосклонно приняты ею. Поэтому тот, кто старается умерить свои аффекты и влечения, должен — насколько то возможно — стараться познавать добродетели и их причины и наполнять свой дух радостью, возникающею из их познания; всего же менее обращать внимание на людские пороки, унижать людей и обольщаться ложным призраком свободы. Кто тщательно наблюдал это (ибо это вовсе нетрудно) и будет упражняться в этом, тот в короткое время будет в состоянии направлять большинство своих действий по предписанию разума.
За исключением этого единственного увлечения, в связях, порочащих его, Спиноза больше замечен не был. Хотя есть мнение, что и этот роман выдуман, ибо если сопоставить даты и произвести несложные вычисления, то получается, что 24-летний Спиноза втрескался в 12-летнюю лоли!
Занятия с ван ден Энде повлияли на дальнейшую жизнь Спинозы. Малоадекватный врач посеял и в его душе семена атеизма, а именно — обратил внимание вьюноша на совершавшиеся в то время «научные открытия», которые якобы делали мир лучше. Но, несмотря на ник «царь атеистов», дарованный ему по недоразумению, Спиноза в течение всей жизни оставался глубоко религиозным человеком и искренне возмущался, когда его обвиняли в атеизме. Вера Спинозы была не чем иным, как пантеизмом, при котором б-г не является какой-то конкретной личностью, а растворяется в природе. Бог Спинозы не имеет ничего общего с еврейским Яхве и христианской Троицей, не является духом, однако мыслит и представляет собою вообще всё сущее.
Влияние Декарта[править]
Пока, однако, я хлопотал об этом, распространился слух, что я печатаю какую-то книгу о Боге и что в этой книге я будто бы пытаюсь доказать, что никакого Бога не существует. Это послужило поводом для некоторых теологов сделать на меня тайный донос принцу и магистрату. К ним примкнуло несколько тупоумных картезианцев, которые не переставали и не перестают открещиваться от всех моих мнений и писаний, узнав всё это, я решился отложить издание, пока не выяснится, какой оборот примет всё это дело.
Из современников наибольшее влияние на Спинозу оказал Декарт, о котором Барух с благодарностью вспоминал и часто говорил, что всеми своими знаниями по философии он обязан Ренатику. Особо Спинозе доставило правило Декарта, по которому ничто не должно быть признаваемо истинным, пока не будет доказано на основании веских и прочных аргументов. У мыслителей было много общего, но Боря никогда не принадлежал к числу «тупоумных картезианцев», а по многим вопросам существенно расходился с Декартом — например, называя естественно-научные принципы того «совершенно бесполезными, чтобы не сказать абсурдными».
Важнейшее следствие влияния Рене — коренной пересмотр Спинозой мировоззрения, в котором он был воспитан. Но если Декарт в итоге совершил религиозное паломничество и решил, что следует держаться религии предков, то Спиноза, как и да Коста, подвергся остракизму. Помимо этого, существенным шагом в отступничество для Баруха стало преодоление субъективизма, выступавшего отчётливо у Рене, и дуализма духа и материи, объединение их мыслящим богом, олицетворявшим вообще всё сущее, в том числе и тебя.
Осторожно, история вопроса!
|
|---|
| Блаженный Августин для этой цели переработал неоплатоническую концепцию Единого, «князь философов» Фома Аквинский — примирил концепцию Августина с аристотелевским перводвигателем, наконец, теолог Николай Кузанский подвёл понимание Бога к «форме всех форм» (идея всех идей, «идейность» идей). Традицию осознавать христианского Бога рационально положили сами христиане, и понимался он не просто как хтонический «творец» и даже не как совокупность всех явлений (то есть вчерашнее множество языческих божеств), а как независимая связь этих явлений, сферическая истинность в вакууме, делающая все частные законы и истины мира наделёнными истинностью, реальными. Христианин Декарт, как и многие в то время, искал научный метод познания, то есть такой, который на выходе обязательно выдаст истинное знание, актуальное всегда и везде, как дважды два четыре. Первой проблемой было найти, с чего вообще можно начать научное мышление. Декарт решил, что сомневаться можно в чём угодно, кроме факта сомнения. Научного атеизма из этого не следовало, потому что мир Декарта состоял из двух субстанций, духовной и вещественной, — и без Бога не получалось внятно объяснить, как они взаимодействуют. Субстанция — это по определению что-то самодостаточное («причина себя»), а значит, пространственная природа и непространственная духовность пересекаются чуть менее, чем нигде. Если душа бестелесна, то как тогда она взаимодействует с телом? Вот Декарт и допускал, что по благоволению Бога. |
Попытки рационально понять Бога предпринимались христианами начиная ещё с Иустина Философа. И так бы и остался Барух никому не известным жидком, если бы не решил этот вопрос по-своему. Вкратце: пытаясь создать метод познания без религиозной мистики и игр воображения, Декарт не без раздражения обнаружил, что мышление и бытие вне мышления не имеют ну вообще ничего общего, то есть полностью противоположны по своим свойствам. Непонятно как они тогда взаимодействуют, ведь в человеке взаимодействуют очевидно — мышление двигает тело, воздействие на тело меняет мышление. Декарт проблему не решил, сделав вывод, что это две несводимые субстанции, которые взаимодействуют, потому что это чудо господне, аллилуйя.
Спиноза решил по-другому. Мышление и бытие вне мышления полностью противоположны, но их нельзя соединить только потому, что они уже соединены. Мышление — это способ действия тела, как ноги и ходьба. Спрашивать что от чего зависит: мышление от тела или тело от мышления — это как спрашивать едет ли велосипед от того, что крутятся колеса, или колеса крутятся из-за того, что едет велосипед. Изучение мозга говорит о смысле мышления столько же, сколько внутреннее строение костей, жира и мяса ног о целях ходьбы. Это способ действия, а не следствие ног или мозга.
В соединенном виде пространственное тело Вселенной и способ его действия называется Природа или Бог. Это внутренняя причина, из-за которой и колеса крутятся, и велосипед едет. Бог или Природа — единственный/ая «сам себе причина» (субстанция). У него/нее бесконечное количество свойств, но людишки умеют видеть только два: пространственное протяжение и мыслимые формы. Бог не вне мира, как у верующих, Бог это сам мир. Познавать Бога как «форму форм» значит познавать Природу. Кстати, а зачем его познавать? И почему нельзя как раньше верить в отдельные душу и тело?
С точки зрения Спинозы познавать Бога/Природу это единственный способ понять самого себя и мир вокруг себя. Познать себя значит познать своё мышление. Но как что-то отдельное от тела оно непознаваемо, а как способ действия этого тела мышление существует внутри способа действия тела Природы. Только предположив мышление свойством не себя, а Природы, можно познать свое мышление и мир вокруг себя. А вера в душу и тело и два соответствующих мира гробит эту попытку познания в самом начале. Кто верит в душу и тело никогда не познаёт ни себя, ни мир вокруг себя. Кто познаёт не субстанцию-Природу, никогда не познаёт ни себя, ни мир вокруг себя.
По существу это — пересказ философии ренессансного платоника Джордано Бруно, которого сожгли за то, что он слишком много и не в тему пересказывал философию схоласта и вице-Папы Римского Николая Кузанского. Спинозизм — это продолжение католической теологии и исламского калама, но уже без Бога вне мира, а с богом как материальной сутью мира, без божественного замысла, ритуалов, поклонов, исповедей, икон и, наконец, без самой церкви. Ибо для дегенерата немыслима идея дисциплины и самоограничений.
Примерно так Боря и стал отцом «научного атеизма», а спинозистами — почти все поборники науки от философии, например, Гердер, Гёте, Дидро, Ламетри, Маркс. И даже Гегель, который с Борей был не согласен в самом главном говорил, что спинозизм — это начало всякого серьёзного философствования.
Херем[править]
Еврей, отлучённый за свои чудовищные взгляды от синагоги.
И вот, начитавшись Декарта, Спиноза подверг Священное Писание «научному анализу» и быстро раскукарекался, что якобы это обыкновенный сборник еврейских сказок. Ибо мозгов почитать комментарии святых отцов и ребе он был не в состоянии.
А как же Б-г? Он считал, что творец всего сущего не может быть засунут в одну, даже очень толстую книжку. Даже если применять каббалу, из Ветхого Завета не вытащишь всего, что может произойти в мире. Так что он быстро стал кудахтать, что якобы священный текст — это просто многократно переписанный и перекомпонованный сборник преданий, искать между буквами какие-то тайные смыслы не стоит.
Барух стал уклоняться от посещения синагоги, что сразу же просекли раввины. Тут ещё им донесли, что Спиноза высказывал отрицательное отношение к некоторым догматам иудаизма. Последовал допрос, по итогам которого Спинозе предоставили месячный срок для размышления, запретив вступать в какие-либо сношения с членами общины; по истечении его, в случае дальнейшего упорствования, Спинозе грозило отлучение. Барух не собирался подчиняться. Раввины не хотели применять крутые меры к талантливому члену общины, а потому попытались удержать Спинозу в жидовстве, предложив ему ежегодную пенсию в тысячу флоринов с условием продолжения исполнения обрядов и периодического посещения синагоги. Спиноза послал раввинов в пешее эротическое. Напряжение нарастало, и разрядить обстановку решил один благородный верующий. Однажды вечером при выходе из театра Барух чуть было не получил перо под ребро. Увы, он успел вовремя отстраниться, и кинжал лишь скользнул по одежде, которую Спиноза сентиментально сохранил. Опасаясь за свою драгоценную шкуру, он переехал в предместье Амстердама.
После этого о примирении не могло быть и речи, в итоге по указанию из ZOG Спинозу подвергли отлучению от синагоги ввиду чудовищной ереси, им исповедуемой и проповедуемой, и ужасных поступков, им совершаемых. Не довольствуясь отлучением и желая фундаментально огородить от влияния Спинозы молодёжь, раввины обратились к городским властям Амстердама с просьбой о высылке его из города. Власти передали вопрос на обсуждение протестантскому духовенству, оказавшемуся вполне солидарным со своими еврейскими коллегами, и Баруху запретили въезд в Амстердам в течение нескольких месяцев.
Известие об отлучении Спиноза воспринял спокойно, а вот высылку решил опротестовать. В испаноязычной записке он доказывал, что пользовался неотъемлемым правом всякого гражданина, когда подвергал обсуждению религиозные вопросы, хотя бы его убеждения и отклонялись от общепринятых. Вероятно, уже тогда у Спинозы возникла мысль подробнее развить эти взгляды, что он и сделал в «Богословско-политическом трактате».
Благословенный тернистый[править]
Скорее следовало бы ему называться Маледиктом, так как ставшая после проклятия Господня тернистою земля (terra spinosa) никогда не носила на себе такого проклятого человека, как этот Спиноза, сочинения которого усеяны столькими терниями. Этот человек был сначала евреем, но, будучи потом отлучён от синагоги, вкрался при помощи неизвестных мне уловок в доверие христиан и переменил своё имя.
После пидорения из Амстердама Барух в письмах и сочинениях стал подписываться равнозначащим латинским именем Бенедикт. Вряд ли он пытался заставить всех забыть о своём жидовском происхождении, ведь в моде тогда была латинизация не только имён, но и фамилий. Но христианство Спиноза всё же не принял.
Для дальнейшей жизни требовалось бабло, а потому Бенедикт решил работать шлифовщиком стёкол, благо заранее обучился этому ремеслу, интересуясь оптикой. В шлифовке Спиноза весьма преуспел — его стёкла покупались по дорогой цене, и он считался, судя по письмам Лейбница и Гюйгенса, одним из лучших оптиков своего времени.
Несколько лет он жил так недалеко от Амстердама, затем переехал в городок Ворбург. И уже вскоре после переезда появился донос, где фигурировало имя некоего «Спинозы, еврея по происхождению, атеиста и врага всякой религии по убеждениям, вообще опасной и зловредной личности».
Богословско-политический трактат[править]
Разве не несчастье для государства, если честные люди, не могущие думать по-иному и не желающие притворяться, изгоняются из страны? Если люди, не виновные ни в каком преступлении, ни в каких дурных поступках, объявляются врагами и подвергаются казни, — а эшафот, долженствующий быть предметом ужаса для преступников, превращается в трибуну, с которой гражданам даются примеры возвышенного самоотвержения и доблести? Потому что люди, уверенные в своей правоте, не боятся смерти и не умоляют о пощаде. Они не испытывают раскаяния, являющегося следствием преступления, и считают не наказанием, а честью и славой для себя умереть за доброе дело.
Тем временем Бенедикт начал работать над своим «Богословско-политическим трактатом». Сим высером Спиноза желал искоренить «предрассудки» теологов, выступить с защитой свободы слова и философского исследования, а также рассеять составившееся о нём в народе мнение, будто он — атеист. Авотхуй, именно «Богословско-политический трактат» в куда большей степени, чем остальные философские произведения Спинозы, создал ему репутацию атеиста, тяготевшую над ним в течение целого века.
Спиноза составил длинное, хитровыебенное название в духе того времени, из которого читатели узнали, что имеют дело с «Богословско-политическим трактатом, содержащим несколько рассуждений, в которых доказывается, что свобода мысли не только может быть допущена без вреда для благочестия, но и не может быть подавляема без опасности для того и другого». Уже из названия очевидно, что трактат наполнен безумием чуть более, чем полностью. И как истинный тролль Спиноза подписался анонимусом.
Какое бурление говн началось! Нормальные люди быстро просекли суть высеров Спинозы:
- «Лжеучитель, рождённый на погибель религии и государства»
- «Книга, полная открытий, которые могли быть почерпнуты только в аду»
- «Этот безбожный писатель, ослеплённый невероятной самонадеянностью, простёр своё бесстыдство и нечестие до того, что стал утверждать, будто пророчества основаны исключительно на обманчивом воображении пророков, будто пророки были подвержены заблуждениям так же, как апостолы; причём и те, и другие писали, руководствуясь своим естественным разумом, без посредства какого бы то ни было откровения или руководства свыше; и мало того, будто бы они старались приноровить религию к понятиям того времени, основывая её на принципах, наиболее распространённых и знакомых каждому, а потому и теперь при толковании Писания каждому предоставляется свобода объяснять его себе, руководствуясь собственным разумом и согласно собственным взглядам»
- «Да разразит тебя Господь, сатана, и да сомкнёт нечестивые уста твои!»
Деанон провели быстро, ибо Бенедикт особо и не старался скрыть авторство. Сначала трактат запретили утрехтские власти, затем голландские. Тем не менее, книгу брали, и хитрожопые типографы мигом организовали гешефт, отпечатав её в трёх контрабандных изданиях под вымышленными заглавиями:
- «Первое собрание исторических сочинений Даниила Гейнзия. Второе, исправленное и дополненное издание»;
- «Новая теория всеобщей медицины Франциска де ла Боэ-Сильвия»;
- «Собрание хирургических произведений Фр. Энрикеса де Виллакорта, лейб-медика королей Филиппа IV и Карла II».
К критике «Богословско-политического трактата» Спиноза отнёсся спокойно и с юмором.
Книгу, написанную против меня утрехтским профессором, я видел выставленною в окне одного книгопродавца и из того немногого, что успел прочесть в ней, убедился, что она не заслуживает даже прочтения, не говоря уже о возражении. Поэтому я оставил в покое как книгу, так и её автора, с улыбкой размышляя о том, что люди наиболее невежественные постоянно показывают какую-то особенную смелость и готовность к писанию книг. Невольно приходит в голову, что теологи выставляют свой товар, точно коробейники, имеющие обыкновение показывать сначала то, что похуже.
Последние годы[править]
Мне могут ещё назвать, если угодно, софиста-геометра Спинозу, чьи умеренность, бескорыстие и благородство были достойны Эпиктета.
Оставшуюся жизнь Бенедикт провёл в Гааге, ведя жизнь типичного хикки. Он мог по два-три дня не выходить из своей комнаты, а однажды установил рекорд — три месяца. Ночью он обычно пейсательствовал, а в остальное время развлекался, наблюдая борьбу мух и пауков и рассматривая под микроскопом мельчайших насекомых. Иногда баловался рисованием.
Хотя у него были богатые друзья, Спиноза так нищебродствовал, что отказывал себе в самом необходимом. Он снимал простую комнату и сам готовил себе пищу. Иногда в течение целого дня обходился молочным супом и кружкой пива. Одевался он бедно, ходил в одежде простого мещанина.
Одним из наиболее грустных событий последних лет жизни Спинозы была смерть его покровителя Яна де Витта, растерзанного местными людьми, уставшими это терпеть. Спиноза взволновался и ночью пришёл в столь возбуждённое состояние, что порывался отправиться на площадь и приклеить там прокламацию, в которой убийцы были названы «презреннейшими варварами». У хозяина квартиры хватило ума запереть своего обыкновенно спокойного и сдержанного жильца.
Будучи задротом с рождения, Спиноза более двадцати лет страдал наследственной чахоткой. В 33 года он уже жаловался на сильную лихорадку, а вдыхание мелкой стекольной пыли вкупе с курением табака, считавшегося тогда лечебным средством, усугубили болезнь лёгких.
Бенедикт Спиноза тихо и спокойно принял ислам в возрасте 44 лет. Учёные не только много срались о том, достоин ли такой смерти атеист, но и распустили о последних днях Спинозы ряд небылиц, где он изображался кающимся грешником, вздыхающим, когда в его присутствии произносят имя Божие, и т. д. Наконец, не желая допустить, чтобы нечестивый атеист удостоился мирной естественной смерти после двадцатилетней чахотки, распустили слух, будто он отравился.
Тело Спинозы сначала арестовал аптекарь, заявивший, что не позволит похоронить его, пока ему не будет уплачено несколько гульденов за лекарства, взятые во время болезни. Лишь после уплаты бренные останки философа наконец предали земле. Имущество Спинозы было описано и продано; вырученной суммы едва хватило на покрытие мелких долгов, оставшихся после покойного, и его сестра поспешила отказаться от своих прав на наследство.
В последние дни жизни Спиноза просил своего кореша ван дер Спика немедленно после его смерти выслать ящик с рукописями его произведений в Амстердам. Друг добросовестно исполнил поручение, и в конце того же года вышли в свет «Посмертные произведения». Из-за того, что Спиноза решительно запретил выставлять на них своё имя, их опубликовали без имени аффтара, с одними его инициалами. Вскоре после издания «Посмертные произведения» были забанены как книга кощунственная, атеистическая, подрывающая существенные пункты веры и авторитет чудес. Их также включили в папский «Индекс запрещённых книг», где они фигурируют до сих пор.
Значимость™[править]
Я верю в бога Спинозы, который проявляет себя в упорядоченной гармонии сущего, а не в бога, которого заботят человеческие судьбы и поступки.
И Спиноза, мысливший методически, признаёт, что в мире существует вселенский разум. Разум этот, утверждает он вместе с рядом философов, необходимо сосуществует с материей, одушевляя её: одно не может существовать без другого. Вселенский разум сияет в звёздах, растекается в элементах, мыслит в людях, произрастает в растениях.
Вплоть до конца XVIII века важнейшие европейские мыслители знали о Спинозе только то, что это был дерзкий атеист-картезианец, написавший хульные произведения и поэтому преданный заслуженному забвению. Знакомство с его произведениями считалось предосудительным. Рассказывают, что знаменитый голландский врач Боэргав в молодости мечтал о богословской карьере, изучая богословие в университете. Однажды, услышав ожесточённые нападки против Спинозы, Боэргав, сам не читавший его произведений, поинтересовался, читал ли их его собеседник. Этого было достаточно, чтобы богословская карьера закрылась для неосторожного студента навсегда. Он прослыл атеистом, принуждён был бросить богословие и заняться изучением медицины.
Люди, близко знавшие Спинозу и его произведения, либо молчали, либо поливали его говном. Но времена меняются, и Спиноза, имя которого упоминалось с отвращением, ВНЕЗАПНО стал предметом восторженного поклонения. Мировое правительство поняло, что пора прогревать гоев атеизмом.
Одним из первых его фанатов был Гёте. В период юношеских душевных бурь ему особо полюбилась, дала успокоение «Этика».
Передо мной открылась свободная и смелая перспектива нравственного и физического мира. Особенно привлекало меня безграничное отсутствие себялюбия, сквозившее в каждой фразе. Чудные слова «Кто истинно любит Бога, тот не будет стремиться к тому, чтобы Бог в свою очередь любил его» стали средоточием моих дум.
Много лет спустя Гёте попалось в руки какое-то старинное полемическое произведение против Спинозы, и он опять принялся за чтение «Посмертных произведений». Воспоминания о юношеских впечатлениях ожили с прежней силой.
Я погрузился в чтение, и мне казалось, что никогда ещё я с такой ясностью не понимал вселенной. Мой взгляд на мир — не взгляд Спинозы, но если бы мне нужно было назвать книгу, ближе всех подходящую к моим взглядам, то я назвал бы «Этику». Я предпочитаю чтить Бога с этим так называемым атеистом и предоставляю Якоби и его союзникам то, что им угодно называть религией.
Гёте неоднократно возвращался к Спинозе, и «Этика» стала его любимой книгой в старости. В свою неоконченную поэму о «Вечном жиде» Гёте хотел включить сцену, посвященную Спинозе: он долго обдумывал её, но сцена осталась ненаписанной. Следы изучения Спинозы встречаются во многих произведениях Гёте.
С каждым годом Спинозе флюродросили всё больше и больше. Фридрих Якоби, лично не сочувствовавший взглядам Спинозы, чуть ли не причислял его к лику святых. «Да будешь ты благословен, великий, святой Бенедикт! Каковы бы ни были твои взгляды на природу высшего существа, как бы ты ни заблуждался на словах, истина Его была в твоей душе, и любовь к Нему была твоя жизнь».
С подобным же увлечением будущий великий протестантский богослов Шлейермахер приглашает «…принести жертву тени святого, отверженного Спинозы! Его проникал великий мировой дух, вселенная была его единственной и вечной любовью; он был полон религии и Святого Духа, и потому стоит он — одинокий и недосягаемый — высоко над цехом учёных, без последователей и без права гражданства…»
Шеллинг и Гегель признавали философию Спинозы единственной истинной философией и объявили, что постигнуть философию может только тот, кто хоть раз в жизни погрузился в глубину спинозизма. В частности, Гегель нахваливал Спинозу потому, что последний первым додумался выводить понятие какого-либо объекта через отрицание того, чем данный объект не является. Правда, задолго до Спинозы так определял Б-га Дионисий Ареопагит, но Боря занимался не Б-гом, а научным мышлением, и оттого стал родоначальником диалектики как метода научного познания. Того самого, которого в дальнейшем будут шлифовать Шеллинг, Гегель, Маркс. Ещё Декарт брал за образец правильного научного мышления геометрию с аксиомами и теоремами, у Спинозы геометрический метод сменяется диалектическим.
Идеи Спинозы проникли и в другие сферы, более родственные ему по духу и по направлению его реформаторской деятельности. Через Шеллинга они проникли в немецкую натурфилософию, а оттуда — в естествознание. Знаменитый немецкий физиолог Иоганнес Мюллер в своём «Руководстве к физиологии», на котором было воспитано целое поколение немецких естествоиспытателей, перепечатывает целиком учение Спинозы об аффектах, заявляя, что он ничего более не может сказать по этому вопросу. Идеи Спинозы о взаимных отношениях между духом и телом и о закономерности психических явлений становятся основными понятиями мракобесной психологии. Левые гегельянцы примыкают к Спинозе в своей «критике библейского предания». Последователь Гегеля Маркс при создании своей диалектически-материалистической философии опирался на Спинозу так же, как и на французских материалистов. В новейшее время дань уважения Бенедикту отдавали и постмодернисты, думая что в нём имелся недюжинный литературный талант и одного из своих предшественников в философии наряду с Ницше, Кьеркегором и Эразмом Роттердамским.
Алсо[править]
- У Антона Палыча Чехова есть целых три Спинозы. В начале пьесы «Свадьба» главный герой Апломбов говорит: «Я не Спиноза какой-нибудь, чтоб выделывать ногами кренделя». На самом деле имеется в виду балетный танцор Леон Эспиноса, который в 1869—1872 гг. состоял в балетной труппе Большого театра и имел огромный успех у публики. Впоследствии его имя в мещанских и купеческих кругах Москвы превратилось в «Спинозу» и стало нарицательным для всякого рода ловкого танцора, чьё хореографическое мастерство было на грани циркового фокуса.
- В рассказе «Страшная ночь» герои вызывают дух Спинозы на спиритическом сеансе.
«Жизнь твоя близится к закату… Кайся…»
Такова была фраза, сказанная мне на сеансе Спинозой, дух которого нам удалось вызвать.
- И наконец ещё один, то есть одна «спиноза» в рассказе «Трифон».
У Григория Семеновича Щеглова заломило в пояснице. Он проснулся и заворочался в постели.
— Настюша! — зашептал он, — возьми-ка, мать, спиртику и натри-ка мне спинозу!
- В Нидерландах самой престижной премией в области науки является «премия Спинозы», составляющая два с половиной ляма евро.
См. также[править]
- ЕРЖ
- Философия
- Атеизм
- Декарт
- Блез Паскаль
- Лейбниц
- Карл Маркс — ещё один еврей-материалист
