Блез Паскаль
Читал чудного Паскаля… человека великого ума и великого сердца… не мог не умилиться до слёз, читая его и сознавая своё полное единение с этим умершим сотни лет тому назад человеком.
Блез Паскаль (лягуш. Blaise Pascal; 1623—1662) — знаменитый французский математик, физик, философ-теолог и пейсатель. Совершил выдающиеся научные открытия, в частности, заложил основы матана, спроектировал прообраз калькулятора, проводил эксперименты с довлением воздуха и жидкостей. Паскаль, по его словам, пережил мистическое озарение свыше. После этого стал защищать христианство и критиковать атеизм, что нашло отражение в его труде «Мысли о религии и других предметах». Считал, что есть только три разряда людей: одни обрели Бога и служат Ему; эти люди разумны и счастливы. Другие не нашли и не ищут Его; эти люди безумны и несчастны. Третьи не обрели, но ищут Его; эти люди разумны, но пока несчастны.
Юный нерд[править]
Блез Паскаль уже с пелёнок был не таким как все, поражая всех своими умственными способностями, и это при том, что он никогда не посещал школу. Его воспитанием занимался отец Этьен, математик, открывший и исследовавший улитку Паскаля. Он решил не ебать сынуле мозги до поры до времени, для чего фундаментально огораживал его от всего, связанного с математикой. Несмотря на это, мелкий засранец как-то спросил его, что это за НЁХ такая, геометрия? Батя ответил, что это наука, связанная с черчением фигур и нахождением отношений между ними.
Пацан задумался и, выкроив свободную минутку, решил порисовать угольком. Он чертил геометрические фигуры, затем искал пропорции между ними и их частями, составляя свои теоремы и аксиомы. Во время этих увлекательных занятий в комнату ВНЕЗАПНО вошёл ничего не подозревавший papа́. Сынишка же так увлёкся, что даже ухом не повёл. Papа́ фалломорфировал, когда юный нерд привёл доказательства, объяснил все открытые им свойства «палок и колец»[1], а также свои определения и аксиомы. Подобрав отвисшую челюсть, батя дал вундеркинду евклидовы «Начала». Блез прочёл всё самостоятельно, и мало того, что ни разу не попросил объяснения, так ещё дополнял и сочинял, фактически вторично изобретя геометрию. Ему было всего лишь двенадцать лет.
Изобретение калькулятора[править]
В восемнадцать лет Паскаль сконструировал меметичную счётную машину для своего бати, получившего должность финансиста. Сей калькулятор был довольно хитровыебенным быдлодевайсом, требовавшим значительного скилла для юзанья, а потому так и не выпущенным в массовое производство. Блез три года работал над апгрейдом, перепробовав свыше пятидесяти версий. Канонiчный вариант до сих пор хранится в Парижской палате мер и весов и имеет вид полуметрового латунного ящика, о котором математик Бине отозвался следующим образом.
Мысль Паскаля, особенно для того времени, следует назвать необычайно смелой, так как он задался целью заменить посредством чисто механических приспособлений деятельность нашего соображения и памяти. Но практический вопрос всё ещё остаётся открытым. Медленность хода механизма, придуманного Паскалем, очевидна.
Впоследствии нерды пытались модернизировать изобретение Блеза, свои «калькуляторы», например, создали Лейбниц и Бэббидж.
А Паскаль скромно постарался оповестить о своём изобретении всех, кого мог, например, отправил СМС шведской королеве Кристине, шликавшей на науки, и позднее пригласившей к себе Декарта. Последний уже пару лет как присматривался к интересной личности, особенно после ознакомления с трактатом Блеза о конических сечениях. Прочитав несколько страниц, Декарт сказал: «Я так и думал, этот юноша учился у Дезарга; у него есть способности, но отсюда ещё далеко до тех чудес, которые о нём рассказывают». Отзыв дядюшки Рене наверняка вызвал бомбалейло у вьюноша, ещё большую НЕНАВИСТЬ испытали учёные кореша Паскаля-старшего, с тех пор не упускавшие ни одного случая поднасрать Декарту.
Достижения в физике[править]
Срач между картезианцами и кружком Этьена Паскаля усилился после того, как Блез затеял ряд опытов, продолжавших исследования Торричелли и других учеников Галилея.
Последний как-то раз столкнулся с интересной загадкой. Однажды рабочие устанавливали фонтаны в саду флорентийского герцога Козимо Медичи, и, используя насос, с удивлением узрели, что вода поднялась лишь до высоты тридцати четырёх футов и не поднималась выше, хотя над ней ещё было пустое пространство. В то время одним из заблуждений было учение о так называемой «боязни пустоты». Ещё Аристотель считал, что абсолютно пустого пространства не существует, и в этом смысле природа «боится» пустоты. Позже комментаторы Аристотеля, как и положено, всё извратили и вообразили, что природу так и тянет заполнить любую пустоту, тем более замечали, что жидкие и газообразные вещества быстро заполняют пустое пространство, как только проникают в него.
За разъяснениями обратились к Галилею, придворному математику герцога. Тот спетросянил, что природа, конечно, боится пустоты, но боязнь эта, видимо, не превозмогает отметку выше тридцати четырёх футов. Хотя Галилей и отшутился, он настоятельно советовал своим ученикам исследовать сей феномен.
Параллельно в то же время Декарт создавал свою модель мироздания, где решительно отверг наличие пустоты. Ранее он почти угадал истину, заметив, что «столб ртути может быть удержан как раз такой силой, какая необходима для того, чтобы поднять столб воздуха, простирающийся от этого столба ртути до пределов атмосферы». И нет бы остановиться на этой простой мысли и развить её, так Ренат вскоре погрузился в исследования своей «тончайшей материи», забив болт на вес и давление воздуха, на Галилея и его учеников смотрел как на говно, а явления, зависящие от веса воздуха, объяснял каким-то круговоротом материи, происходящим оттого, что в природе нет абсолютно пустого пространства.
Тем временем проводить опыты стал ученик Галилея Эванджелиста Торричелли. Он заметил, что ртуть в барометрической трубке, будучи примерно в четырнадцать раз плотнее дигидрогена монооксида, поднимается на высоту в четырнадцать раз меньшую, чем вода в насосе. Так изобрели барометр и выяснили, что всё дело в весе столба воздуха, давящего на открытую поверхность жидкости. Это знал ещё Галилей, но, подобно Декарту, и у него случилось полшестого при попытке объяснить наблюдаемые явления. Объяснение Торричелли также было неполным, поскольку ещё предстояло выяснить способ передачи давления воздуха и самое главное — как оно передаётся без всякой потери вверх и вниз, блджад!
К теории Декарта Паскаль отнёсся настороженно, а вот опытами Торричелли весьма заинтересовался. Он уцепился за мысль о давлении столба воздуха на жидкости и прикинул: чем меньше будет столб воздуха, давящий на ртуть, тем ниже будет столб ртути в барометрической трубке. Значит, если подняться на высокую гору, барометр должен опуститься, поскольку находящийся над ним столб воздуха уменьшится.
Теория полностью подтвердилась на практике. По мере подъёма на гору ртуть понижалась в трубке, а при спуске — поднималась. Вскоре Блез догадался повторить опыт в другом месте, например, в городе. Везде получались одинаковые результаты, окончательно объяснившие явление подъёма жидкостей в насосах и трубках действием веса воздуха. А как передаётся давление воздуха? Тут Паскаль вспомнил Архимеда и решил сравнить давление воздуха с давлением внутри жидкостей. Ему также вспомнился голландец Стевин, утверждавший, что давление жидкости на дно сосуда зависит лишь от высоты её уровня над дном, и не зависит от формы сосуда. Паскаль наглядно подтвердил мысль Стевина, произведя свой знаменитый опыт с бочкой. Он взял прочную, наполненную водой и закрытую со всех сторон бочку, вставил в неё длинную тоненькую трубочку, затем поднялся на балкон второго этажа и влил в трубку воду. Бочку распидорасило к хуям, и выяснилось, что давление жидкости распространяется во все стороны равномерно. Затем Паскаль показал, что и давление воздуха распространяется точно также.
Первое «обращение», теория вероятностей и треугольник Паскаля[править]
Однажды папаша Паскаля неудачно упал и чуть было не принял истинную веру. Блез был настолько потрясён, что с того момента малость «поехал», чрезмерно ударившись в религию. Сам он называл это своим первым «обращением», став отныне усердно молиться, поститься и слушать радио «Радонеж». Опиум для народа настолько одурманил Блеза, что он пытался привить ХГМ своим близким и даже настрочил донос на человека, излагавшего «новую философию» и казавшегося ему опасным в религиозном отношении.
К счастью, вскоре этот дурман прошёл, и Паскаль начал жить как нормальные люди, в кои-то веки даже стал оказывать знаки внимания противоположному полу. Какое-то время Блез ухаживал за одной весьма хорошенькой тян, затем приударил за сестрой герцога Роанне. Сей персонаж, познакомившись с Паскалем, так привязался к нему, что поселил его у себя, и с тех пор их постоянно видели вместе. Паскаль имел на герцога огромное влияние, что нравилось далеко не всем, и однажды чуть было не получил перо под ребро от консьержки герцога, приревновавшей его к своему хозяину.
Среди светских людей, тусовавшихся возле герцога, был некий кавалер де Мере, очень любивший игру в кости и интересовавшийся следующими вопросами: как узнать, сколько раз надо бросать кости, чтобы выпало 12; как распределить выигрыш между двумя игроками в случае неоконченной партии? И если первая задача решалась довольно легко (вероятность равна отношению благоприятных случаев к числу всех возможных случаев), то решением второй мог быть разве что метод научного тыка. Тем не менее, обе задачи были решены одновременно Ферма и Паскалем, из-за чего они стали лучшими корешами. Ферма решил обе задачи с помощью придуманной им теории сочетаний, Паскаль же довольствовался чисто арифметическими соображениями.
Вторую задачу он решил следующим образом: допустим играют двое, и выигрыш считается окончательным после победы одного в трёх партиях. Предположим, что первый выиграл две партии, а второй — только одну, и им предстоит ещё раунд, который игроки согласились признать последним. Если победит первый — он забирает выигрыш, если второй — у каждого будет по две победы и шансы уравняются. Значит, если оба согласятся прекратить игру и разойтись, разделив выигрыш, то по логике каждому надо дать половину.
Но в случае победы первый забирает и свою ставку, и ставку противника, а в случае поражения — при нём останется его ставка, и он ничего не теряет. Соответственно, при любом варианте первый сохранит свою ставку, что же касается ставки второго — может он её сохранит, а может и потеряет, поэтому сию сомнительную сумму лучше поделить надвое. В итоге, если игроки расходятся, не сыграв последней партии, то первый получает свою ставку и пол-ставки противника, или три четверти выигрыша. А второй получит лишь одну четверть. Следовательно, при таком раскладе шансы первого на выигрыш в три раза выше, чем у второго, а не вдвое, как кажется на первый взгляд.
Таким образом, благодаря Паскалю и Ферма появилась теория вероятностей, позволившая Паскалю сделать ещё одно открытие, арифметический треугольник, с помощью которого в теории вероятностей сложные алгебраические вычисления заменяются элементарной арифметикой. Исследование чисел треугольника навело Блеза на решение частного случая бинома Ньютона, позволившее возводить двучлен в целую положительную степень. Ньютон же обобщил этот результат, распространив его на любые степени и дав ему алгебраическую форму.
Второе «обращение» и Амулет Паскаля[править]
В один прекрасный день Паскаль проезжал в коляске по мосту без перил. ВНЕЗАПНО конины блядские закусили удила, затем рухнули в реку. Дышло же сломалось, и оторванный кузов коляски остановился на самом краю моста. Блез снова слегка «поехал», какое-то время мучился бессонницей и глюками, а закончилось всё вторым «обращением». Однажды ночью Паскаль испытал некий приход, под влиянием которого написал нечто вроде исповеди, или завещания. Сей документ он зашил в подкладку одежды и с тех пор всегда носил при себе.
Это завещание впервые опубликовал философ Кондорсе под названием «Амулет Паскаля».
Год милостью Божией 1654. Понедельник 23 ноября, в день св. Климента мученика и папы и других мучеников. Приблизительно с 10:30 вечера до 12:30.
Усопший.
Бог Авраама, Исаака, Иакова, но не Бог философов и учёных.
Достоверность. Чувство. Радость. Мир. Бог Иисуса Христа. Твой Бог будет моим Богом. Забвение мира и всего, кроме Бога. Его можно найти лишь путями, указанными в Евангелии. Величие человеческой души. Праведный отец, мир тебя не знал, но я тебя знал. Радость, радость, радость, слёзы радостей, я отделился от него: покинули меня источники живой воды. Боже мой, покинешь ли меня? Я не отделился от него навеки. Иисус Христос, Иисус Христос. Я от него отделился; я бежал от него, распял его, отрёкся. Да не отделюсь от него никогда. Он сохраняется лишь путями, преподанными в Евангелии. Отречение от мира полное и сладостное. Полное подчинение Христу и моему духовному начальнику. Вечная радость за один день труда на земле. Да не забуду твоих заповедей. Аминь.
То ли бред сумасшедшего, то ли какой-то талисман-оберег, то ли программа нравственно-религиозных убеждений Паскаля. Мнения учёных мужей разнятся до диаметрально противоположных.
Секты, письма, чудеса[править]
Второе «обращение» толкнуло Паскаля в объятия янсенистов, учение которых Папа Римский признал ересью. Блез ещё во время первого «обращения» завёл с ними контакты, а теперь и вовсе переселился в цитадель сектантов Пор-Рояль. Их главными врагами были иезуиты. Однажды один из лидеров янсенистов, Арно, написал «Письмо к знатной особе», где обсирал иезуита, отказавшего в отпущении грехов знатному герцогу де Лианкуру, симпатизировавшему янсенистам. В ответ иезуиты выпустили целый ряд памфлетов против Арно, ответившего им новым «Письмом к пэру Франции». Вскоре срач переместился в Сорбонну, где разразилось невиданное бурление говн. Арно осудили и ссаными тряпками изгнали из Сорбонны.
Паскаль решил поучаствовать в говнометании, анонимно выпустив в свет свои знаменитые «Письма к провинциалу», замечательный пример троллинга, когда-либо направленного против иезуитов. У достопочтенных слуг общества Иисусова и их крышевателей так бомбануло, что немедленно начались обыски и аресты. Никто и не догадывался подозревать Паскаля, и «Письма» сначала приписывались другим лицам. Но постепенно распространялись слухи об авторстве Паскаля, тем не менее, ему таки удалось увильнуть от Бастилии.
Куда сложнее было увернуться от лучей любви, направленных против «Писем», которые по повелению государственного совета были публично изорваны и сожжены в столице. Некоторые провинциальные парламенты приняли аналогичные решения, но выполняли их весьма извращённо. Так, один провинциальный парламент постановил сжечь «Письма», но поскольку судьи сами с удовольствием читали их, то никто не решился принести в жертву свой экземпляр. Наконец один из судей догадался дать какой-то альманах, велев написать на нём заглавие «Писем». Эту невинную книжицу и сожгли публично.
В это время произошло ещё одно интересное событие, воспринятое Паскалем как знак Б-жий. У него была племянница Маргарита Перье, страдавшая некой пиздецомой, такой, что у неё выходил гной из глаза, носа и рта. Медики разводили руками и считали рану неизлечимой, надежда была только на чудо. В Пop-Рояле находился гвоздь, якобы взятый из тернового венца Иисуса и называвшийся «святым тернием». Говорят, что девушка была моментально исцелена после прикосновения к «святому тернию». Скорее всего, в глаз племянницы Паскаля попал кончик иглы, а чудо-гвоздь попросту обладал магнитными свойствами и смог извлечь её. Тем не менее, о «чуде» говорил весь Париж. Паскаль воспринял излившуюся на племянницу благодать и на свой счёт, тем более, что она одновременно приходилась ему крестницей. Блез даже изменил свою печать, избрав гербом глаз, окружённый терновым венцом. А его знаменитые «Мысли» во многом являются эхом этого чуда.
Последние годы[править]
У Блеза всё больше прогрессировал ФГМ. Он постепенно стал дауншифтером, а для укрепления благочестия завёл себе железный пояс с острыми шипами, покалываясь, когда в голове возникали мысли об удовольствиях. Этот пояс так полюбился ему, что он не расставался с ним до смерти.
При таком образе жизни к хикки-задроту вскоре возвратились все юношеские болезни, в частности, зубная боль, мучаясь от которой Паскаль однажды ночью непреднамеренно стал размышлять о свойствах циклоиды. Блез вычислял как бы бессознательно и сам удивился своим открытиям. Но он уже давно забросил математику, прекратил переписку с Ферма, написав тому, что совершенно разочаровался в математике, так как считает её любопытным, но бесполезным занятием. Но в этот раз математические открытия как бы против воли навязывались ему, и, по совету одного янсениста, Паскаль всё же решился опубликовать свои исследования. Так вышли в свет последние научные работы Паскаля, в которых он практически открыл дифференциальное исчисление.
Блез не чурался благотворительности. В частности, размышляя о помощи нищебродам, он придумал организовать движение омнибусов, что позволило бы не только удешевить способы передвижения для быдла, но и собрать бабло в фонд помощи голодным французским детям.
В последние годы Паскаль загинался от разных болячек, считая страдания долгом и даже добавляя moar. Он принял истинную веру всего лишь в тридцать девять лет. Когда тело Паскаля вскрыли, оказалось, что его череп был почти без всяких швов, кроме стрелочного: вероятно, этим и объяснялись постоянные головные боли, которыми Паскаль страдал с восемнадцати лет. Его мозг был чрезвычайно велик, весьма тяжёл и плотен. Можно сказать, что Паскалю в буквальном смысле череп жал.
Философия Паскаля[править]
Хотя Паскаль не написал ни одного цельного философского трактата, он всё же занимает вполне определённое место в истории философии. Многие его мысли встречались в несколько изменённом виде у Лейбница, Руссо, Вольтера, Шопенгауэра, Льва Толстого. Например, известное положение Вольтера о том, что в жизни человечества малые поводы часто влекут за собою огромные последствия, навеяно чтением «Мыслей» Паскаля, а весьма многие аргументы против иезуитов Вольтер также позаимствовал у Паскаля, причём он относился к иезуитам даже снисходительнее Блеза.
«Мысли» Паскаля часто сравнивали с философскими сочинениями Декарта, с которым Блез соглашался лишь по вопросу об автоматизме и в том, что признавал наше сознание непреложным доказательством нашего существования. Но и здесь Паскаль расходился во взглядах с Декартом. «Я мыслю, следовательно — существую», — говорит Декарт. «Я сочувствую ближним, стало быть, я существую, и не только материально, но и духовно», — говорит Паскаль. У Декарта божество является всего лишь внешней силой, для Паскаля божество есть начало любви, одновременно внешнее и присутствующее в нас. Паскаль ловил лулзы как от декартова понятия о божестве, так и от его «тончайшей материи». Он говорил: «Не могу простить Декарту, что, признавая божественное начало, он в то же время прекрасно обходится без этого начала. Декарт призывает божество лишь для того, чтобы дать толчок мировому порядку, и затем прячет его неизвестно куда».
При описании атрибутов божества Паскаль, хотя и утверждал их непостижимость, пытался дать математические сравнения. Например, чтобы доказать возможность вездесущего существа, он говорил: представьте себе точку, движущуюся с бесконечною скоростью. О непознаваемости божества он выражался следующим образом:
Единица, прибавленная к бесконечному, ничем его не увеличивает, как один фут ничего не прибавит в бесконечном мире. Конечное уничтожается в присутствии бесконечного и становится чистым ничтожеством. Так и наш ум перед Богом; так и наше правосудие перед правосудием Божьим.
Мы знаем, что есть бесконечное, а природы его не знаем, как зная, что можно было бы считать числа конечными, не сомневаемся поэтому, что в числе есть бесконечное, но мы не знаем каково оно. Неправильно считать его чётным, равно неправильно и утверждать, что оно нечётно, так как с прибавлением к нему единицы оно нисколько не изменяется в своей природе. Между тем, это — число, а всякое число чётно или нечётно; таков, несомненно, характер всех конечных чисел.
Таким образом, можно хорошо знать, что Бог есть, не зная, что Он такое.
Существование и природа конечного нам известны, потому что мы сами подобно ему конечны и имеем протяжение.
Мы знаем о существовании бесконечного, не зная его природы, потому что, имея, подобно нам, протяжение, оно не имеет пределов, как мы; но мы не знаем ни существования, ни природы Бога, так как он ни протяжения, ни границ не имеет.
Таким образом, задолго до Канта Паскаль понял невозможность доказать существование божества какими бы то ни было физическими или метафизическими аргументами. Но в то время как Кант искал недостающих доказательств в области нравственной, Паскаль полагал, что единственное возможное доказательство даёт вера. Существование божества можно познать через веру, а его природу — через его славу, выражающую себя в жизни праведников.
Главная заслуга Паскаля в философии заключается в том, что он поставил вопросы прямее, искреннее и талантливее других. Слово у него не расходилось с делом и вся его жизнь была точным воплощением его идей. Если у него и были слабости и заблуждения, то он искупил их годами тяжёлых нравственных и физических страданий. Одним только троллингом иезуитов он заслужил себе место в истории, не говоря уже о его гениальных научных трудах.
Иезуиты предавали Паскаля анафеме, считая его чуть ли не атеистом, янсенисты напротив сделали из него своего святого, философы XVIII века провозгласили Паскаля полупомешанным. Все стороны искажали его сочинения, причём янсенисты вычёркивали всё, что казалось им некошерным, а Кондорсе и другие философы XVIII века наоборот старались выкинуть всё слишком кошерное.
Мне кажется, что общий дух произведений Паскаля — изображение человека в самом ненавистном свете; он с ожесточением рисует нас всех злыми и несчастными; он пишет против человеческой природы почти так же, как писал против иезуитов. Он приписывает сущности нашей природы то, что принадлежит лишь известным людям, и самым красноречивым образом поносит человеческий род. Я осмеливаюсь принять сторону человеческого рода против этого возвышенного человеконенавистника; я смею утверждать, что мы вовсе не так злы и не так несчастны, как полагают.
Ссылаясь на показания Лейбница и других писателей, Вольтер пытался доказать, что в последние годы жизни Паскаль был полупомешанным. Долгое время этот взгляд, подкреплённый авторитетом Вольтера и других энциклопедистов XVIII века, был господствующим, например, французский философ Кузен, порицавший мнения Паскаля, оправдывал их болезнью великого учёного.
Пари Паскаля[править]
Поскольку Паскаль был человеком науки, как бы ни воспевал он веру в своих трудах, он не прекращал попыток рационализировать поклонение Г-споду. Допустим, Бога нет. Тогда неверующий в Него ничего не теряет, как, в принципе, и верующий, ведь перед вечностью пустоты, которую невозможно осознать разложившимся умом, все равны. Допустим, Бог есть. Значит, несоблюдающий Его заповеди атеист обречён на вечные муки, Адъ и Израиль погибель, теряя всё, а кроткий христианин унаследует землю, всё это самое, таким образом, выигрывая. Поэтому, по мнению Паскаля, лучше верить в Бога и соблюдать ритуалы, нежели наоборот. Эта позиция близка к агностицизму, хоть по сути она не далека от религиозности, тогда как агностицизм современных учёных ближе таки к безбожию. Докинз раскритиковал пари Паскаля в своём бестселлере, назвав Блеза трусом, ибо чёрт знает, с каким богом умерший встетится после смерти, а потому существование в страхе божием, наполенное попытками угождения верховному существу, лишено смысла, полноты и радости жизни чувака, не парящегося о таких мелочах.
Алсо[править]
- Помимо суммирующей машины и треугольника в честь Паскаля названы закон, теорема, геометрия, единица измерения, лунный кратер, ну и, конечно же, знаменитый язык программирования.
- После известных украинских событий появился петросянский вариант кричалки «Хто не скаче — той Паскаль».
См. также[править]
Ссылки[править]
- Блез Паскаль. Мысли
- М. М. Филиппов. Блез Паскаль. Его жизнь, научная и философская деятельность
- Паскаль в Новой философской энциклопедии
- Паскаль на Кругосвете
Примечания[править]
- ↑ Так Паскаль называл фигуры из-за незнания их настоящих названий
